19 мин.

Сергей Игнашевич: пенальти хорватам я бил на автопилоте

Сергей Игнашевич, завершивший карьеру футболиста после четвертьфинала чемпионата мира с хорватами, в субботу отмечает свое 39-летие. Сергей рассказал как правильно бить пенальти, в связке с кем он хотел бы начать свой тренерский путь и существует ли такое игровое предложение, от которого он не смог бы отказаться.

 

 

 

Не вратарь и не Лотар Маттеус

— Отвечая на вопрос о вашем приглашении в сборную, главный тренер российской сборной Станислав Черчесов сказал, что для него было очень важно набрать ваш номер «вовремя». То есть в тот момент, когда вы внутренне были максимально близки к тому, чтобы сказать «да». В какой ситуации вы могли бы сказать «нет»?

— Не было такого варианта. Вообще. Но мне кажется, я понимаю, почему Черчесов так сказал. Он несколько раз обращался к Васе и Леше Березуцким и каждый раз получал отказ. Чисто по-человечески ему наверняка было бы крайне неприятно получить еще один отказ от футболиста, который мог бы усилить команду.

— А если бы Руслан Камболов не получил травму?

— Меня, наверное, тогда просто не вызвали бы. Но если бы вызвали – я бы все равно приехал. Сами подумайте и скажите откровенно, как спортсменка: если бы вас позвали в сборную, если бы вы чувствовали, что нужны команде, приехали бы туда?

— Конечно.

— Вот и я приехал. Дальше уже дело тренера решать, как он видит мою роль в команде. Нужен ли я ему на полный матч, на 45 минут, на 15 или на пять. Если тренер считает, что я могу помочь команде, сидя на лавке запасных, значит, я приеду и сяду на лавку.

— Но вы же должны были понимать, что, соглашаясь играть, в определенном смысле ставите на карту всю свою предыдущую карьеру, репутацию. Что если вдруг сложится так, что сборная не выйдет из группы, всю вину за это спишут прежде всего на защиту.

— Откровенно говоря, российская сборная в последние годы не могла похвастаться хорошими результатами, к чему я, кстати, был непосредственно причастен. Возможно, оглядываясь сейчас назад, хотел исправить ситуацию и могу сказать, что был скорее на подъеме, чем переживал по поводу своей будущей участи. Совершенно не чувствовал, что чем-то рискую. Не было никакого груза ответственности, ничего не давило: ни прошлое, ни настоящее, ни какое-то потенциальное будущее. Воспринимал ситуацию как спортсмен или, если хотите, солдат: меня вызвали, мой гражданский долг сделать все, на что я способен.

— Это правда, что предложение Черчесова поступило в тот момент, когда вы всей семьей собирались в отпуск и даже успели купить билеты?

— Отпуск мы действительно планировали, но билетов не покупали. Я же следил за ситуацией, понимал, что окончательного списка сборной нет, а значит, существует вероятность того, что меня могут позвать. Чемпионат России закончился достаточно хорошо как для меня, так и для всей нашей команды: ЦСКА занял второе место, мы попали в Лигу чемпионов, решили все задачи. Я неплохо себя чувствовал весной, понимал, что тренеры сборной будут до последнего следить за всеми потенциальными кандидатами, а значит, и за мной тоже. Какие в этой ситуации могли быть билеты?

— Но ведь решение прекратить играть за сборную вы для себя приняли еще два года назад?

— Тогда к этому все и шло. 37 лет, не очень удачный чемпионат Европы, после которого началось достаточно существенное давление на команду. К тому же я понимал, что в 39 лет на чемпионате мира уже не играют, если ты не вратарь или не Лотар Маттеус. Но такие игроки, как он, рождаются раз в 100 лет.

Лошадиная работа

— Для меня как для болельщика ЦСКА вы и братья Березуцкие всегда воспринимались как одно неразрывное целое. Сейчас вот вы говорите, что ни при каких обстоятельствах не отказались бы играть за сборную, а я мысленно задаю себе вопрос: почему отказались они? Может быть, сумеете ответить?

— Мы не обсуждали это ни с Василием, ни с Алексеем. Это личный вопрос на самом деле. Возможно, болезненный. Поэтому мне кажется неправильным спрашивать, давить на больные точки. Каждый вправе решать сам, как поступать в той или иной ситуации.

— Если бы чемпионат мира не закончился для команды столь успешно, вы все равно завершили бы карьеру в клубе?

— Я еще в январе объявил руководству ЦСКА, что последний 30-й тур станет для меня последним.

— Кто-нибудь пытался вас отговорить?

— Да. Поэтому, собственно, клуб и не объявлял о моем решении. Мы договорились дождаться окончания сезона и уже там все расставить точки.

— Неужели сейчас нет ни тени сомнения в правильности этого решения? Вы в классной форме, какой резон торопиться с уходом?

— Такие мысли мне тоже закрадываются в голову, особенно сейчас, когда со всех сторон слышу отзывы друзей, близких, специалистов. В то же самое время понимаю, что продолжать тренировки было бы насилием над организмом. Я и этот сезон отработал на пределе возможностей. И конечно, времени на восстановление мне требуется больше, чем молодым ребятам.

— Как же вы играли в апреле, когда за 21 день ЦСКА провел семь матчей дома и на выезде?

— У нас ведь совершенно не было замен, соответственно не было никакой ротации. Поэтому я просто морально настроил себя на то, что должен этот отрезок выдержать. Работал на автопилоте, как лошадь, которая встала на свою гряду – и пошла с плугом по прямой. Даже семью предупредил, что в этот период у меня есть только две задачи: нормально спать и правильно питаться.

— Кто следит за вашим питанием?

— Отчасти я сам, отчасти жена. Когда необходимо, начинаем более строго контролировать, чтобы белки не смешивались с углеводами, исключаем из рациона сладости, алкоголь. С алкоголем у меня никогда проблем не было, но позволить себе даже в хорошей компании выпить два бокала вина я уже не могу.

— А один? 

— Один за обедом вполне можно. Но не больше.

Дешам и шахматы

— Лет десять назад вы сказали, что главная мотивация для вас – это рост собственного футбольного мастерства. Когда вы начали чувствовать, что этот процесс стал замедляться?

— Где-то год назад, в связи с чем, собственно, я и стал задумываться об окончании карьеры. До этого постоянно пытался учиться, смотрел, как играют другие футболисты, что они делают на поле, какие решения принимают в матче. И постоянно сам старался улучшать свою игру, поскольку и чувствовал себя неплохо. Это было главным, что мной двигало.

— Мне кажется, что вы должны хорошо играть в шахматы.

— Играть я умею, но не могу назвать это любимым занятием.

— Это я к тому, что на поле вас отличает чисто шахматная способность мгновенно оценивать все, что происходит вокруг.

— Это свойственно всем футболистам центральной оси, будь то защитники или полузащитники. В силу того, что обзор на футбольном поле у них шире, чем у остальных, они вправе принимать решения, регулировать темп, направление игры, направление атаки. Те же бровочники гораздо более закрепощены в этом плане.

— Вы знаете, кстати, как Дидье Дешам стал тренером?

— Нет.

— Когда Франция играла в финале чемпионата мира-1998, незадолго до конца матча удалили Марселя Десайи, и Дешам в ту же секунду, не дожидаясь указаний Эме Жаке, отправил Эммануэля Пети в центр, а Зинедина Зидана налево. И команда стала чемпионом.

— Это правильно. На поле всегда должны быть свои «Дешамы» — игроки, которые могут взять на себя ответственность в подобных ситуациях. Порой нужно молниеносно закрыть дырку, которая возникла, допустим, в результате потери игрока. Ситуация ведь не всегда позволяет дожидаться, пока тренер примет решение, пока образуется пауза в игре, пока произойдет замена, пока игрок, выходящий на замену, разомнется…

— На этом чемпионате такие моменты были?

— Да, когда удалили Игоря Смольникова в матче с Уругваем. Я тут же попросил Сашу Самедова опуститься на позицию правого защитника и играть там до тех пор, пока Фернандес не выйдет на замену.

— С Черчесовым на этой почве у вас не возникало разногласий? Мне он всегда казался человеком, который вообще не приемлет, когда кто-то пытается за него что-то решать, не терпит стороннего вмешательства.

— Если бы то, о чем вы говорите, было правдой, Черчесов не смог бы работать на уровне сборной. Он просто никогда бы на этот уровень не вышел. До тех пор, пока я сам с ним не работал, у меня порой тоже складывалось похожее впечатление, но я уже тогда понимал, что не все так однозначно. Ну да, сложный характер. А у кого из нас, игроков, он простой? Но не надо путать сложный характер с глупостью. Черчесов — это один из немногих тренеров в моей карьере, с кем у меня постоянно был хороший футбольный контакт. Я чувствовал, что он меня слышит, что весь тренерский штаб всерьез воспринимает ту информацию, которую я даю, а не относится к этому с позиции «спасибо, Сережа, тебе за помощь, иди бегай дальше». Пожалуй, только с Газзаевым у меня в свое время было такое же взаимопонимание.

— В одном из своих репортажей я объяснила успех вашей команды тем, что Черчесов по своей сути такой же, как его игроки. Вы говорите на одном языке, быстрее и проще находите путь к цели.

— Вы правильно рассуждаете. В свое время, когда в сборную пришел Гус Хиддинк, эффект строился на чисто противоположных вещах. До него с командой работали исключительно российские тренеры, которые привыкли мотивировать команду тем, чтобы копнуть, что называется, поглубже, поговорить о родственниках, о долге, о чем-то еще. Например, один из тренеров, с кем мне доводилось работать, когда пытался задеть нас за живое, всегда говорил: «Ну вы хоть за свой гараж сыграйте! Посмотрите, какие у вас машины, а какие – у них». И тут — Хиддинк. Не просто европеец, а голландец, с абсолютно свободным взглядом на жизнь, на нашу работу. В красных брюках, с сигарой, капучино пьет постоянно, жена темнокожая. После поражения — улыбка, более того, и нас, и персонал команды постоянно спрашивал: что, мол, расстроились-то? Чего в номерах сидите? Сядьте в баре, закажите бокал вина, что вы где-то прячетесь-то все?

— С Капелло было сложнее?

— Намного. Все-таки помощниками у Хиддинка работали Игорь Корнеев и Саша Бородюк, а Капелло привез команду из семи иностранцев. «Своим» в его тренерском штабе был только Сергей Овчинников, который тренировал вратарей, но он не участвовал в тренерских обсуждениях, даже сидел от всех отдельно. То есть не было никакого контакта игроков с тренером, а были решения, которые не подлежали обсуждению. Спустя почти 10 лет, с приходом Слуцкого, было очень приятно слышать в сборной родную русскую речь.

Пенальти на автопилоте

— Сейчас многие отмечают, как классно провел чемпионат Илья Кутепов, а меня не покидало ощущение, что вы исподволь по ходу игры постоянно его «натаскивали».

— Это нормально. Если мы играем в четыре защитника, два центральных всегда играют в паре. Они зависимы друг от друга. Безусловно, я как более опытный партнер старался Илье помогать. В свое время сам точно так же играл с Виктором Онопко в сборной, учился у него и понимал, что такое быть ведущим игроком в связке. Это прежде всего человек, который всегда возьмет на себя ответственность за результат, для которого на поле нет никаких секретов. Что бы ни происходило во время матча, всегда даст ответную реакцию, даст тебе понять, правильно ли ты действовал или неправильно. Если правильно – промолчит или даст руку, или поднимет большой палец. Если неправильно – тут же подкорректирует. Думаю, Илья принял эти правила игры, и во многом благодаря ему нам удалось надежно сыграть на этом турнире. Есть большая разница — играть на уровне клуба или на уровне сборной. В сборной уровень ответственности гораздо выше, чем в любом клубе, и груз этот не каждому по плечу. Кутепов был в полном порядке.

— После матча с Хорватией вы сказали журналистам, что слезы на ваших глазах были слезами радости. Как это понимать при том, что на трибунах и перед телевизорами от отчаяния плакала чуть ли не вся страна?

— Конечно же, никакой радости не было. Вообще, для меня это был сложный и неоднозначный момент. Сразу после серии пенальти наступило глубокое разочарование, не сравнимое с тем, какое я когда-либо испытывал в своей футбольной карьере, а потом пришло осознание, что это был мой последний матч в жизни. Этот момент до такой степени застал меня врасплох, что я согнулся прямо там, где стоял, в центральном круге, и почувствовал, что полились слезы. Я просто сильно зажмурил глаза и так стоял.

— Когда Федор Смолов шел бить пенальти, у меня возникло стойкое ощущение, что он не забьет. Что он вообще мыслями не на поле. Возможно, растерян или напуган.

— У меня такого чувства не было. Не могу сказать, что Федя не был готов или не был уверен в себе. Когда мы играли с испанцами, он точно так же вышел на замену и бил пенальти. Более того, когда тренер перед серией пенальти спрашивал, кто готов бить, Федя оба раза одним из первых проявлял инициативу, и это говорит о силе его характера. Первому, кстати, проще бить, чем пятому.Если промазал, у других ребят есть возможность исправить твою ошибку.

Я, кстати, не совсем согласен, что пенальти — это лотерея. Просто не всегда лучшими пенальтистами оказываются признанные бомбардиры. Здесь многое решает внутренняя уверенность в себе. Попасть в ворота не так сложно — сложно забить. У нас в ЦСКА долгое время пенальти исполнял Натхо. Он был очень спокойный, хладнокровный, забивал где-то восемь из десяти. А это невероятный процент.

Главное при исполнении пенальти — не менять решение в последний момент. После того как мы встали на серию, я даже ребятам вслух сказал: не меняйте решения по ходу разбега, не позволяйте себе сомневаться.

— О чем сами думали, когда били пенальти хорватам?

— Был совершенно опустошен. У меня просто уже не оставалось сил – ни моральных, ни физических. Бил, что называется, на автопилоте.

— Кто на этом чемпионате рулил коллективом внутри команды?

— Черчесов, конечно.

— Я не тренеров имею в виду.

— Понимаю, что вы хотите сказать. И тем не менее руководил командой один человек. Просто на правах опытных футболистов мы могли что-то подсказать и подсказывали более молодым партнерам. Поскольку молодых было очень много, периодически кто-то из ребят брал на себя инициативу в раздевалке, на поле, на разминке, пытался какие-то найти слова, чтобы команда не перегорела, чтобы хорошо настроилась на игру. В этом смысле для меня стал открытием Артем Дзюба. Он много говорил в раздевалке и все по делу. В сборной периодически мы с ним сталкивались, но такого, чтобы 40 дней вместе провели, раньше не случалось.

— Для меня таким же открытием стал Марио Фернандес. Не ожидала, что он окажется настолько «русским».

— Значит, вы не очень внимательно следите за ЦСКА. Я играю с Марио уже шесть лет и могу сказать, что он так бьется всегда. Каждый матч, каждый сезон. Он совершенно не похож на бразильца. Бразильцы – они как взрослые дети. Марио в этом смысле уникальный человек. Я даже друзьям как-то говорил, что Фернандес, к сожалению, никогда не пытается усиливать эффект, когда против него фолят. Не умеет симулировать, не «зарабатывает» на своих падениях.

— Вы как-то сказали, что расцвет карьеры футбольного игрока – сугубо индивидуальная вещь. Что у бразильца Роналдо он был с 20 до 26, у Зидана – с 28 до 30. Как считаете, сейчас футбол становится старше?

— Хороший вопрос. Мне кажется, что сейчас уровень медицины, восстановления и в целом квалификации специалистов, которые работают в футболе и в спорте, стал запредельным. Если раньше игрок мог провести на высоком уровне три-четыре сезона, как тот же Роналдо или Зидан, то сейчас мы видим, что Месси и Криштиану Роналду уже более десяти лет делят между собой звание лучшего футболиста мира. Возможно, в нынешних реалиях Зидан еще лет десять играл бы на высоком уровне. А Роналдо не получил бы тех травм, которые помешали ему оставаться на пике. Да что говорить о футболе, если в мире сейчас всерьез обсуждают возможность человека жить вечно? Тот же Рокфеллер шесть раз уже себе сердце менял.

Противоядие от испанцев

— Черчесов признался в одном из своих интервью, что начиная с прошлогоднего Кубка конфедераций готовил команду исключительно на победу. Когда вы попали в сборную, чувствовали это? Или все-таки слова Черчесова — преувеличение?

— Ну не может же тренер говорить о том, что задача его команды — выиграть два матча в группе? Мне кажется, это изначально неправильный подход. Пока ты играешь на турнире, цель в любом случае должна быть максимальной. Более того, это понимают все футболисты и ждут от тренера именно таких слов. Нужно настроить тренировочный процесс и все отдельные механизмы таким образом, чтобы «машина» прошла всю дистанцию. Мы просто обязаны это сделать. Обязаны готовиться к тому, что можем удачно провести весь турнир. Получится или не получится – это уже другой вопрос. Думаю, Черчесов, приняв сборную, пытался эту информацию заложить не только в умы болельщиков, но и в наши умы тоже.

— Глядя на сборную Хорватии, которой предстоит играть в финале, у вас есть ощущение, что на этом месте могла быть Россия?

— Конечно. Представляете, мы выиграли бы серию пенальти – и всё. Многие, знаю, считают, что мы совершили подвиг, играя в четвертьфинале. Но сам я не считаю это подвигом. Пройдя 1/8, мы уже четко понимали, что такое плей-офф. Что здесь на первый план выходят какие-то внутренние резервы, внутренний потенциал, тот истинный потенциал команды, которым она обладает. А это не просто 11 человек основного игрового состава. Это скамейка, это люди, которые выходят на замену, которые усиливают игру команды. Если вы помните наш матч с хорватами, у них на замену вышли игроки «Интера» и «Реала», Брозович и Ковачич, что, конечно же, говорит о силе соперника. В этом плане мы совершили большое дело, дотянув до серии пенальти. То есть фактически закончили матч на равных. А это говорит как раз о том, что команда обладала потенциалом, позволяющим добиваться максимальных задач на турнире. Поэтому и было обидно, что проиграли. С другой стороны, хорваты обыграли нас лишь по пенальти, а не положили, как говорится, на лопатки.

— Как положили испанцы в 2008-м?

— Да.

— Кто на чемпионате мира оказался для вас самым сложным соперником?

— Как команда, безусловно, Испания. Все-таки там собраны лучшие футболисты мира, лучшие футболисты Европы, игроки, которые регулярно выигрывают Лигу чемпионов на клубном уровне. Когда мы детально разбирали игру испанцев, было видно, насколько у них эффективнее выстроено взаимодействие – просто в силу того, что команда состоит из блоков. Блок «Реала», блок «Барселоны». Мы сидели на теории и смотрели, как испанцы легко и стремительно вскрывают фланги, создавая преимущество то слева, то справа. В какой-то момент я почувствовал, что ребята замерли, глядя на экран, даже дыхания не было слышно. Такое сильное впечатление произвели своей игрой испанцы. В итоге мы перешли на схему с пятью защитниками, чтобы иметь большинство на этих флангах и не дать испанцам возможности легко проникать в нашу штрафную. А у них таких моментов за игру обычно бывает очень много. Да, пострадали наши атакующие действия, но тактика была оправдана.

— Если бы вам дали список игроков, против которых предстоит играть, и сказали, что одного из них вы можете вычеркнуть, кого бы назвали?

— Лукаку. Он как шкаф. Его невозможно сдвинуть без нарушения правил, нереально просто. Если мяч на удачной высоте летит к нему в голову или грудь, ничего ты уже не сделаешь. Поэтому Лукаку из года в год играет в ведущих командах, и тренеры вовсю этими его качествами пользуются. Такой же — Ибрагимович. Под более быстрого футболиста всегда можно подстроиться, не дать ему разогнаться, сразу играть в отбор, чтобы он не успел мяч принять и пробросить себе.

— Даже если это такой игрок, как Роналду?

— Как Роналду, как Месси, как был у нас Андрей Аршавин. А вот играть против футболистов, в единоборствах с которыми ты бессилен чисто антропометрически, очень сложно. Здесь много зависит от удачи и страховки.

— Какая из команд наиболее сильно удивила вас на этом чемпионате?

— Хорваты и французы. Считаю, что они совершенно заслуженно попали в финал. Хорваты сильны и индивидуально, и командно — мы это хорошо почувствовали, когда играли с ними. И конечно, это команда с железным характером. Посмотрите на их путь в плей-офф! Французы сильны тем, что очень хорошо подстраивались под любого соперника. Если против Австралии, Дании, Перу они играли первым номером, то в плей-офф не стеснялись играть вторым номером, используя сильные качества своих контратакующих игроков, таких как Килиан Мбаппе. Это, считаю, прежде всего заслуга Дешама. Ну а Мбаппе — реальное открытие этого чемпионата. Все знали прекрасно, на что он способен на клубном уровне, но то, что он от бельгийцев и всех прочих как от стоячих убегает… И это ведь не преувеличение. Он на первых пяти метрах дает два метра форы сразу, причем любому игроку. Такого давно не было в современном футболе.

А вот англичане меня совершенно расстроили на этом чемпионате, несмотря на их выход в полуфинал. И думаю, не только меня.

Мне кажется, что схема с пятью защитниками им непривычна и совершенно не подходит. Не знаю, почему тренер так построил игру, возможно, из-за переизбытка хороших центральных защитников, как и у бельгийцев. Но было видно даже по первым двум матчам на групповом турнире, что защитники тяжело начинают атаки и порой просто не знают, что им делать. Во многом англичане вылезли в полуфинал за счет удачной сетки и голов со стандартов — очень оригинально и интересно их разыгрывали. Это, конечно, заслуга тренерского штаба.

Предложение, от которого нельзя отказаться

— Постоянно быть на виду — это для вас удовольствие или повинность?

— Для меня как для интроверта это тяжелый груз. Поэтому на протяжении всей своей карьеры я чувствовал небольшой дискомфорт от повышенного внимания к себе. Началось еще в детском саду, когда, как вы помните, нас выставляли в центр зала и заставляли читать стишок. Потом продолжилось в школе, в футболе. И до сих пор популярность — это определенный стресс, будь это в обычной жизни, или на 80-тысячном стадионе. Я никогда не стремился к таким чувствам и ощущениям.

— Получается, что в тренерской работе вас может устроить какая-то совершенно неприметная роль?

— Безусловно, я хочу добиться успеха как тренер и ставлю перед собой такую задачу. Как ставил их, когда играл. Хотел войти в историю как хороший футболист. Все остальное типа собственной популярности шло параллельно и никак на меня не влияло. Надеюсь, не повлияет и в дальнейшем.

— У вас уже имеются какие-то предложения относительно тренерской карьеры?

— Пока нет. Мне хотелось бы получить опыт помощника, работая со взрослой командой и с сильным тренером. Как это в свое время было у Семака, которому довелось поработать и с Андре Виллаш-Боашем, и с Лучано Спаллетти. Для Сергея, знаю, это была серьезная тренерская школа. Вот и мне хочется изучить все механизмы этой работы, сопоставить увиденное с собственным футбольным опытом. А уже потом браться за что-то более серьезное.

— Людская молва активно сватает вас в «Зенит», поскольку все знают, что вы с Семаком большие друзья. Но если смотреть на футбол как на бизнес, то, наверное, не слишком правильно начинать этот бизнес в паре с тем, кого считаешь другом. Особенно когда сам работаешь в подчинении. Об этом вы думали?

— Думал. Меня совершенно не смущает этот факт. Работая с другом всегда можно четко поделить обязанности и профессионально их выполнять. Ведь на друга всегда можно положиться. Это схема, которая вполне может давать результат. Я, например, мечтал бы иметь в помощниках Костю Зырянова. Но важно иметь рядом не только друга, но и единомышленника в футболе.

— А если вам поступят два равноценных предложения, одно из которых будет подразумевать отъезд в другой город, а второе позволит остаться в Москве?

— Что здесь думать? Конечно, останусь в Москве.

— В ЦСКА?

— ЦСКА я, безусловно, воспринимаю как свой родной клуб. Если предоставится возможность остаться и помогать Виктору Гончаренко, я бы посчитал это идеальным для себя вариантом.

— А допускаете, что сейчас, когда в отношении собственной карьеры вы уже все и бесповоротно решили, вам может поступить какое-то игровое предложение, от которого вы не сумеете отказаться?

— Только если это предложение поступит от друга, которому требуется моя помощь. Ради друга я на это пойти готов.

— А ради денег?

— Вряд ли…

 

 

 источник