8 мин.

«Две недели был в таком трауре, что ни с кем не хотел общаться». Куда пропадают олимпийские призеры

Ровно четыре года назад лыжник Александр Панжинский провел самую яркую гонку в карьере и выиграл олимпийское серебро, а теперь смотрит Игры по телевизору. Вячеслав Самбур узнал, почему так получилось.

17 февраля 2010 года друзья Александр Панжинский и Никита Крюков организовали самый яркий забег в лыжной истории России, взяв золото и серебро в индивидуальном спринте классическим стилем. Панжинский остался вторым, проиграв Крюкову что-то около длины ботинка, но оба остались в сознании именно как пара победителей. Год спустя уже в командном спринте любимой «классикой» они выиграли бронзу чемпионата мира.

С тех пор Крюков провел еще несколько роскошных гонок, взял два золота чемпионата мира, утвердился в статусе одного из крутейших русских лыжников, отобрался на домашнюю Олимпиаду и 19 февраля помчит за победой в командном спринте. Панжинский, чьи достижения за последние годы сильно скромнее крюковских, снова мог быть рядом, но его Олимпиада проходит на экране телевизора. У Александра есть объяснение.

Руки-ноги на месте

– В ванкуверском финале вы лидировали до пары последних метров трассы, а теперь смотрите Игры по телевизору, оставаясь при этом действующим, молодым и здоровым гонщиком.

– Да, сложно такое принять. На прошлой неделе смотрел индивидуальный спринт, переживал за ребят. Мы вместе прошли всю подготовку, эти дни для них очень важны, они к ним давно готовились.

Но ладно индивидуальный – там конек… В среду побегут командный спринт классикой – как раз та гонка, на которую я отбирался. Моя гонка. Не знаю, как буду ее смотреть, понимая, что должен был быть там. Обидно, досадно. Сижу и думаю: «блин, почему я не там?»

– Почему же?

– Недоработал, не уследил за здоровьем. Это главный фактор – здоровье последние годы подводит регулярно.

– Что случилось этой зимой?

– Еще даже осенью. Гайморит – пришлось уехать из Финляндии со сбора, лечь в больницу на две недели. Капали антибиотики, делали проколы… Важный период пропустил – и все, что летом нарабатывалось, все аэробные качества, силовые, за эти две недели погасил, убил антибиотиками. В октябре-ноябре-декабре торопился – надо было все восстанавливать как с нуля.

– Но не успели.

– Не то чтобы не успел. Ловил хорошую форму – в декабре на этапе Кубка мира в Азиаго неплохо выступил. Дошел до финала в индивидуальном спринте – там, к сожалению, упал с Эмилем Йонссоном. Точнее – он меня завалил, я стал шестым. В командном спринте с Никитой Крюковым заняли четвертое место – это тоже хорошо, учитывая, что Никита сломал палку на последнем этапе. А так бы поборолись за победу.

– Что потом?

– Форму приходилось возвращать в ускоренном режиме. Поехали в Сочи отбираться на Олимпиаду – и из-за ускоренной подготовки состояние было неровное, волнообразное такое. На контрольной тренировке выступил неудачно.

– Когда и как она проходила?

– 4 января, классикой бежали в формате командного спринта, только без напарников. Общий старт, четыре минуты бежишь, четыре отдыхаешь – так три раза. Выиграл Максим Вылегжанин, поэтому он в Сочи и в среду, скорее всего, побежит эту гонку.

Я был то ли четвертым, то ли пятым. Два круга прошел неплохо – на третьем не знаю, что случилось. Может, это психология – сильно хотел, занервничал. Хотя и функционально не до конца акклиматизировался к горам – не хватило как раз упущенного месяца подготовки.

– После этой тренировки вам все стало понятно?

– Ну да, осознал, что Олимпиада мимо, очень расстроился. Две недели был в таком трауре, что ни с кем не хотел общаться. Ничего не хотелось: ни есть, ни спать, ни тренироваться – такое пофигистическое настроение. Самые тяжелые эмоции в карьере. Долго шел к Играм, сильно хотел, многим жертвовал. Когда понял, что все закончилось и все зря – такое опустошение было…

– Как от него избавились?

– Да как-то нашел силы, пообщался с близкими, проанализировал, подумал. Есть люди-инвалиды, есть люди без жилья, без денег, которые более несчастливы, чем я. А я что? Руки-ноги на месте – почему я должен горевать?

В принципе я здоровый человек и могу добиться всего, чего хочу. Просто нужно заново поверить в себя, поставить новые цели. У меня есть возможность это делать, в отличие, может быть, от некоторых других людей. Я не самый несчастный в мире.

Думал по-другому

– Где вы сейчас находитесь?

– В Сыктывкаре на сборе, тренируюсь. В конце февраля будет финал Кубка России, потом вместе с командой еду на Кубок мира: Лахти, Драммен. Поставил цель – попасть в сборную на следующий год, в 2015-м будет чемпионат мира, индивидуальный спринт классикой. Да и на следующей Олимпиаде такой же формат. Надо дальше жить, верить, что все получится.

– Если оглянуться назад – вы будете довольны тем, как прошли последние четыре года? По сути, из больших достижений у вас – только бронза в командном спринте на ЧМ-2011.

– Еще была победа на молодежном мире. Конечно, четыре года прошли не так, как хотелось. После серебра в Ванкувере казалось, что все по зубам. Да оно так и было. Не знаю, что потом случилось. Где-то ошиблись с подготовкой.

– С текущим сезоном понятно – гайморит. А в предыдущие годы?

– Взять прошлый год – тот же гайморит. Довольно неплохо шел, набирал форму по ходу сезона, выиграл Красногорскую гонку, был в десятке на этапе Кубка мира, отобрался на ЧМ. Но за три недели до ЧМ заболел гриппом, который перерос в осложнение – и опять получился гайморит.

Из больницы вышел за две недели до гонки, 10 дней не тренировался, весь под антибиотиками. Конечно, за две недели не восстановишься. Выступил неудачно – 26-е место. Всю подготовку в один момент губит болезнь.

– Но эту болезнь реально исключить.

– Реально. Весной буду делать операцию на нос, выпрямлять перегородку, потому что это уже переросло в хроническое.

– За последние годы по ходу тренировок или стартов ни разу не возникало ощущения, что вы не тянете?

– В летний период тяжело это понять. Может быть, осенью… Да, были моменты, много разговаривали с тренером, думал. Приходили к тому, что, может быть, сейчас я исчерпал резервы, которые раньше были, но на Олимпиаде прыгну выше головы.

– Вспомните последнюю тренировку, которую вы не смогли выполнить.

– У нас подготовка с Каминским (Юрий Каминский – тренер спринтерской группы сборной России – прим. Sports.ru) построена так, что редко что-то можно не выполнить.

Если есть хоть какие-то сомнения по самочувствию – мы не делаем серьезные тренировки. Что-то не так – отказываемся, переносим, делаем работу попроще. Тот же Никита Крюков часто отказывается – просто потому, что в конкретный день самочувствие не позволяет. Это не значит, что ты слабый или больной. Не нужно делать 1000 км как попало – лучше сделать 100 км, но качественно, мощно и грамотно.

– Обычно достигший чего-то спортсмен на тренировках начинает задавать много вопросов – это про вас?

– Да, мы с Юрием Михайловичем это обсуждали. У него были недовольства мной, я сейчас с ним согласен. Давал слабинку в бытовом плане, до конца не отдавался. На межсборье вместо восстановления мог чем-то другим заняться. Понятно, что мы подолгу не бываем в Москве, накапливаются дела – вместо тренировки ехал по делам. Сейчас понимаю, что так нельзя – раньше не понимал. Думал по-другому, не столь профессионально.

– С тренировками все нормально?

– Ну там я точно не халявил. Наоборот, наращивал пульс, специально повышал интенсивность. Мне казалось, что это хорошо, а на самом деле задание выполнялось неверно. В этом году изменил отношение ради Олимпиады, даже с родными меньше общался, но вышло как вышло.

Хотя после той контрольной, когда я не отобрался, Каминский ко мне пришел и сказал: если в прошлые годы у меня были к тебе претензии, то в этом году я вижу, что ты отдавался, и я полностью тобой доволен. Было приятно это слышать. То есть отобраться не получилось, но не из-за того, что я недорабатывал.

Этого мало

– Вы полностью потратили премию за серебро Ванкувера?

– Правительство Москвы, тогда мэром еще был Лужков Юрий Михайлович, награждало победителей и призеров Олимпиады. Я подошел к нему, попросил помочь с улучшением жилищных условий, потому что на тот момент жил в общежитии в Училище олимпийского резерва.

Мне сделали скидку – так называемая квартира по льготной цене. Уровень цен вы понимаете – ну вот со скидкой призовых хватило. Сделал ремонт, живу там. Подаренная машина ездит, все хорошо.

– Есть люди, с которыми после Ванкувера серьезно испортились отношения?

– Нет, я неконфликтный человек. С кем не общался, с тем не общаюсь. Нормальные отношения со всеми сохранил.

– Что имеет в виду президент Федерации лыжных гонок Елена Вяльбе, утверждая, что у вас началась звездная болезнь?

– Ну… это личное мнение Елены Валерьевны. Она имеет на него право. Все, кто меня знают получше, чем Елена Валерьевна, смеются над ее высказываниями.

– Вы кому-то нагрубили, кого-то проигнорировали, послали?

– Да нет. Честно – я не знаю, почему она так сказала. Может быть, моя расслабленность ей показалась звездной болезнью. Прежде, чем так высказываться публично, надо поговорить с человеком. Елена Валерьевна никогда не подходила ко мне с подобными разговорами, поэтому мне не совсем приятно читать ее слова.

Сам могу не замечать за собой, но часто спрашиваю окружающих: я что, действительно зазвездился? Никто не подтверждает ее слова. Если Елена Валерьевна имеет такое мнение – буду стараться его изменить. Думаю, она будет рада, если я докажу свою правоту.

– Вы упомянули про выигрыш Красногорской гонки, про попадание в десятку на Кубке мира, но очевидно же, что это не уровень человека, разорвавшего почти всех на Олимпиаде.

– Какие-то успехи были, были неплохие результаты… Я понимаю, что по сравнению с Ванкувером – это не то, этого мало. Все ожидают от меня большего. Хочу сказать, что я здесь, я тренируюсь, никуда не пропал, борюсь и буду дальше бороться. Собираюсь вернуться на уровень ванкуверской Олимпиады и даже подняться выше.

Фото: REUTERS/Michael Dalder