Автобиография Месута Озила. Глава 6. Грязная кампания
Сентябрь 2007. К сожалению, я смотрел на поле чаще, чем был на нём.
В своём первом сезоне в Бундеслиге я провёл девятнадцать матчей. Двенадцать из них я начал со скамейки. Трижды сыграл все 90 минут. В общем и целом, я был на поле всего 28% всего игрового времени.
Я был терпеливо нетерпелив, как советовал мне Норберт Эльгерт. Но во втором сезоне я хотел большего. И дал об этом знать «Шальке». С лета 2007-го клуб хотел продлить мой контракт, который заканчивался в 2009-ом. Они предложили мне базовый месячный оклад в 35.000 евро. Если я сыграю в более 30 матчах в сезоне, зарплата увеличится до 60.000 тысяч евро в месяц и будет ретроактивной. Вдобавок к базовому окладу был бонус 5.000 евро за очко. И если я сыграю за сборную, то мне выплатят 100.000 евро.
В лучшем случае я бы заработал 1,52 миллиона евро – невероятная сумма. Никто в нашей семье никогда не видел таких денег. Никто не представлял, что кто-то из нас будет получать такую зарплату. Даже 4000 евро, которые я зарабатывал в месяц, были огромной суммой для меня и мгновенно улучшили жизнь всей нашей семьи.
Как я уже упоминал, в детстве у меня не было карманных денег. Я доставлял газеты, хотя я должен признать, что мой брат Мутлу обкрадывал меня. На самом деле это его устроили на работу разносчика газет и ему поручали три района, за которые он зарабатывал 50 евро. Я понятия об этом не имел и был рад, когда он давал мне один из районов, за который я получал 5 евро.
Я годами носил поношенную одежду, которую моей маме давали друзья. Было неважно на её качество, стиль или бренд. Мне просто нужно было что-нибудь надеть. Есть детские фото, где я в розовом джемпере – девичьей одежде. Мне приходилось его носить, потому что маме дали это её друзья, и ей в голову не приходило выбрасывать его неиспользованным из-за того, что он не голубой или серый.
Мой любимой едой в детстве, которую я делал себе после школы, был тост из белого хлеба с кетчупом карри. Пачка жареного хлеба стоила 55 центов. Кетчуп в Aldi (германская сеть магазинов-дискаунтеров – прим. пер) тоже стоил меньше одного евро. Я мог наедаться этим днями напролёт.
По сравнению с тем, что я увидел в лагере беженцев в Иордании несколько лет спустя, моя жизнь была беззаботной. Но нам никогда не было просто. Мы знаем, каково это иметь почти ничего. Быть не в состоянии что-то себе позволить. И я точно знаю, каково это упорно работать за свои деньги.
Но когда мы обсуждали условия моего нового контракта с Андреасом Мюллером, деньги не были на первом плане. Моему отцу и агенту с этой сделки было важно добиться наилучших перспектив для меня. В первую очередь мы вели переговоры не о том, буду ли я получать полмиллиона или два миллиона (мы хотели адекватную зарплату), а о том, смогу ли я получить как можно больше игрового времени.
Спортивный директор уверял нас, что я буду играть больше, потому что Линкольн, плеймейкер «Шальке», собирается уходить. Клуб ожидал, что я смогу дорасти до его роли. Но как только Линкольн ушёл в «Галатасарай», «Шальке» объявил о подписании Ивана Ракитича.
Хорват замечательный парень и великолепный футболист. Я бы даже сказал, что он мой друг. Но когда «Шальке» пропихнул его впереди меня, я был в замешательстве. В дискуссиях с руководством «Шальке», которые, как мы думали, прошли хорошо, не упоминалось о приобретении замены Линкольна.
Я думал, что Андреас Мюллер и Мирко Сломка доверятся мне. С точки зрения клуба, было разумным поступком найти другого игрока на позицию Линкольна (который был во главе центра поля «Шальке» три года, забив 31 гол и отдав 34 ассиста в 113 матчах) в случае, если я не подхожу на его роль. Но они должны были сказать мне об этом заранее. Как они могли верить в меня, пока они за моей спиной подписывают конкурента? Так с людьми не поступают.
Не в состоянии понять поведение «Шальке» мы решили не подписывать контракт, который мы устно согласовали. Мы хотели подождать, как сложится сезон, и особенно какую роль я буду играть в команде – идеально здравый шаг. Мы хотели удостовериться, что Андреас Мюллер и Мирко Сломка сдержат своё слово, и в своём втором сезоне в «Шальке» я добьюсь значительного прогресса, т.е. буду играть больше. Мы не просили больше денег и не требовали корректировки контракта.
Я вышел в старте против «Штутгарта» и организовал гол Левану Кобиашвили, сделавший счёт 1-0. В перерыве меня заменили. Против дортмундской «Боруссии» я вышел за считанные минуты до конца матча, тогда как Ракитич был в старте. Короткие выходы были и в матчах с «Вольфсбургом» и «Баварией», зато я отыграл 87 минут против «Байера». Потом, против «Арминии» и «Дуйсбурга» я был в заявке, но просидел оба матча. Итак, после 8 матчей я отыграл 185 минут, хотя я не думаю, что я плохо тренировался. За тот же период Ракитич провёл 615 минут, в три раза больше, отчасти потому, что клуб заплатил за него «Базелю» около 5 миллионов евро. А я достался им бесплатно.
Из-за порванных и растянутых связок я пропустил матчи против «Ганзы», «Вердера» и «Гамбурга», но потом я оформил два ассиста против «Ганновера» и один против франкфуртского «Айнтрахта». 15 декабря я сыграл 61 минуту против «Нюрнберга» – мой последний матч в футболке «Шальке».
Я всё ещё не подписал контракт. Не сильно хотелось этого делать, да и обещания Сломки и Мюллера не отражались на времени, которые я провёл на поле. Учитывая эти обстоятельства, я начал думать, является ли ещё «Шальке» правильным клубом для меня. Но пока я колебался, «Шальке» решил, что моё продление контракта уже решённый вопрос. Когда я посмотрел на свою банковскую выписку, я увидел, как они уже начали платить мне больше денег. Как будто уже всё подписано и скреплено печатью. Я позвонил своему отцу и агенту и рассказал им об этом. «Не трогай деньги», – посоветовали они, – «Мы с этим разберёмся».
Когда они связались с «Шальке» и спросили, что происходит, им ответили, что у нас была устная договорённость о продлении контракта. Неужели мы были довольны предложением? Мы его никогда не принимали. Да, мы считали предложенную зарплату более чем справедливой, но нам нужно было время, чтобы понять, разумно ли было подписывать контракт, исходя из футбольных соображений.
Думая, что всё хорошо, кроме разных пониманий наших переговоров, я поехал отдыхать в Стамбул во время зимнего перерыва. Но всё было плохо. Вдруг в прессе начали меня клеветать.
30 декабря немецкая воскресная газета BildamSonntag раскрыло детали предложенного «Шальке» контракта, даже напечатав из него четыре страницы. «19-летний талант «Шальке» отказывается от 1.52-миллионного контракта» – такой был заголовок. В статье явно прослеживался негативный подтекст: «Немыслимое предложение для футболиста, сыгравшего всего 30 матчей в Бундеслиге и не забившего ни одного гола». Ещё в ней было написано: «Такое сумасшедшее предложение было сделано только Озилу, поскольку Мирко Сломка очень высокого мнения о нём».
Что-то я не заметил этого высокого мнения. Я хотел знать, как и почему эти документы оказались в газете. Единственным разумным объяснением для нас было то, что «Шальке» слил их сам. Это было явно не в наших интересах.
Поливание грязью продолжилось и на следующий день. На этот раз Bildподхватил историю, и без пристрастности в ней тоже не обошлось: «Жадная молодая звезда водит «Шальке» за нос». Рядом была ещё одна статья с заголовком «Когда звёздам мало», которая началась так: «К сожалению, попытка Озила содрать с клуба больше денег не единичный случай».
Я был совсем потерян. Мне было 19 лет, и меня выставили на всеобщее обозрение. Я на собственной шкуре познал, что футбольная карьера зависит не только от таланта и упорной работы. Ещё нужны связи, люди в клубе, которые поддержат тебя в таких ситуациях, как эта. Мы были неопытны и бессильны и не понимали, что происходит.
Когда я пришёл на тренировку в «Шальке» в начале января, Андреас Мюллер с громким топотом пришёл в раздевалку. Это не было удивительным; он часто приходил к нам, особенно когда он хотел подлить масла в огонь перед важным матчем. Я думал, что он скажет пару слов о нашей подготовке ко второй половине сезона. Но я ошибался.
«Месут Озил», – сказал он, не глядя на меня, – «Больше не будет играть за «Шальке». Ни за первую команду. Ни за вторую. Даже ни за молодежку. И тренироваться с нами он тоже не будет».
Я не поверил своим ушам. Почему я больше не буду играть за «Шальке»? Просто потому, что я ещё не продлил контракт? Просто потому, что я думаю о своём будущем? Просто потому, что я осмелился сказать «нет»?
До тех пор, пока я любезно кивал и говорил всему «да», они были добры ко мне и обещали всё что угодно. Но сейчас они мгновенно превратились в монстров, желающих загубить мою карьеру. Моя карьера могла вмиг рухнуть. Закончиться. В 19 лет мне пришлось усвоить, что как футболист ты просто товар, и одним махом ты можешь стать игрушкой в руках директоров и тренеров.
Я оглянулся вокруг в надежде на помощь. Я боялся за своё будущее. Я думал, что теряю возможность всей моей жизни. Но никто меня не поддержал, хотя там было много опытных игроков. Наши места были распределены согласно номерам на наших спинах. Слева от меня сидел Рафинья, номер 16, который потом будет играть за «Баварию». Справа был Дарио Родригес, номер 18. Почему никто из старожилов за меня не вступился? Ни Марсело Бордон? Ни Младен Крстаич? Ни Джермейн Джонс? Никто ничего не сказал. Никто не защитил меня, хотя ничего плохого я не сделал. Я даже не знал, на кого мне следовало бы злиться. На моих молчаливых одноклубников? Или на Мюллера, потому что он незаслуженно опозорил меня на виду всех моих друзей и коллег?
Мне хотелось накричать на Бордона: «Давай, заступись за меня. Скажи ему, что не будет того, что он говорит, всего этого дерьма». Бордону тогда было 32. Он многое повидал и был авторитетом в нашей раздевалке. Тогда я думал, что он должен был прийти на помощь. Сейчас я знаю, что ребята просто думали о своём будущем. Теперь мне понятна их молчаливость. В этом трудном и бескомпромиссном деле они не могли рисковать своими собственными карьерами просто потому, что у другого игрока проблемы с тренером и директором. Но в то время я был ужасно в них разочарован. И зол.
Особенно на Андреаса Мюллера. Пока он стоял в раздевалке, ухмыляясь после своей речи, я держался за шкафчик и заставлял себя не налетать на него. То, как он выставил меня дураком, было так несправедливо, так противно, так мерзко. У меня не было слов, чтобы ответить ему, особенно когда меня застали врасплох. Очень хотелось, чтобы вместо рта говорили кулаки. Я не хулиган, и не идиот, чтобы оказывать ему такую услугу.
Когда я пришёл домой, я перестал являться тем парнем, которым был утром. В моей голове творился лютый хаос. Мне хотелось то плакать, то убежать прочь. Прочь от этого грёбаного города с его грёбаным футбольным клубом. В один момент я поклялся, что стану лучшим футболистом в мире, а в другой я вообще хотел забросить профессиональный футбол.
Но у меня было мало путей в моей жизни. Я не мог просто так переключиться с одного занятия на другое, типа: «Если в медицине у меня не получится, тогда стану архитектором или пилотом». Единственным шансом чего-то добиться в своей жизни, уйти от простого существования, это стать футболистом.
А сейчас было ощущение, что Мирко Сломка и Андреас Мюллер пытались забрать у меня эту возможность, загубить шанс на лучшую жизнь. Просто потому, что я не подчинился их правилам. Я боялся, что я потеряю то, что давало мне наибольшее удовольствие. И они знали, что я никак не мог им противостоять. Потому что кто я? Никто. Талантливый никто! В этой игре я был бессилен.
Барис Чифтчи, один из моих лучших друзей, часто выслушивал меня в то время. Он не был против проходить со мной одно и то же почти каждый день. «Я не хочу покидать Гельзенкирхен», – говорил я, – «Здесь все мои друзья. Вы все здесь. Я хочу остаться со своей семьёй. Для других может быть нормально менять клубы. Но не для меня. Что мне делать?».
Так как мы не хотели, чтобы нас в чём-то заподозрили, я приходил в «Шальке» каждый день, несмотря на запреты тренироваться и играть. Так посоветовали мой отец и агент. «Нам нельзя быть уязвимыми», – объяснили они. Так что я пошёл в тренажёрный зал, единственное место, где меня терпели. Я качал железо там, где на меня смотрели, как на прокажённого. Меня даже не пускали к физиотерапевтам.
Как-то раз Бордон подошёл ко мне и спросил: «Месут, почему ты просто не продлишь контракт? Всё снова будет хорошо. Им только нужна гарантия, что ты останешься в «Шальке». Тебе сразу же станет легче». Но после речи Мюллера всё было уже не так просто. Хоть я и любил Гельзенкирхен, и «Шальке» был дорог моему сердцу, я не мог делать вид, что ничего не произошло, и остаться с работодателем, который мерзко со мной поступил.
Я тренировался в полсилы. Я качал железо без особого энтузиазма. Бегал немного. Я скорее пытался чем-то занять себя, а не упорно тренироваться. Мои вечера стали длиннее. Я допоздна зависал со своими друзьями. Мы играли в PlayStation. Болтали. Иногда шли в другой дом. Мне нужно было отвлечься, чтобы не сойти с ума.
Жил ли я как профессионал? Нет! Чувствовал ли я себя профессионалом? Нет! Волновался ли я за своё будущее? Да, и даже очень.
А пока я зависал и проходил через ад, Андреас Мюллер решил увеличить общественное давление против меня. Он пришёл на новогоднюю встречу, одно из регулярных мероприятий, организованных «Шальке» для фанатов, в Летмате в регионе Зауэрланд. Обычно дальше простых разговоров дело не доходит. Всё довольно безобидно. Но фанатам нравится. Ведь им можно вплотную приблизиться к своим кумирам. На таких встречах заявлений не делают, тренеры не объявляют о трансферах. Но Мюллер использовал этот визит в паб Haus Lennestein, чтобы настроить фанатов против меня. «Месут Озил», – сказал он, – «Больше не сыграет ни одну игру за “Шальке”».
На протяжении следующих дней пресса была набита историями обо мне. Меня описывали как «скандалиста» и «проблемного игрока». SportBildтоже встал на сторону «Шальке». Или, по крайней мере, их главный футбольный автор Йохен Коенен, который написал в своей статье следующее: «Спасибо, “Шальке”. Наконец-то клуб принял жёсткие меры и перестал угождать игрокам. Да, Месут Озил один из самых талантливых футболистов в Германии, и у него большее будущее. Но он пока ничего не добился. С этого момента его будут воспринимать как жадину. И ему следует смириться с тем, что это будет преследовать его всю оставшуюся карьеру. Он сам виноват».
По крайней мере, FrankfurterAllegemeine расценил действия клуба как кампанию против меня – проблему, решить которую у меня не было шансов:
Сейчас на Озила смотрят, как на молодого профессионала, который после тридцати матчей в Бундеслиге потерял чувство меры, не сдержал своё слово и, по словам Bild, водит за нос «Шальке» […] Детали его контракта были использованы в качестве основы для кампании против молодого игрока. Ни один футболист в его возрасте не подвергался давлению общественности настолько долго. Если кому и выгодно это, так это «Шальке». Любой клуб, который не может или не хочет удерживать жаждущего денег игрока, выглядит лучше в таких обстоятельствах.
Каждый раз, выходя из квартиры прогуляться, я сталкивался со шквалом критики. Люди в Гельзенкирхене больше верили СМИ и клубу. Я могу понять их недовольство. Всё-таки они не знали, что происходило за кулисами. Дошло до того, что мне стали поступать угрозы. Звонили в дверь, чтобы нас достать. В наш почтовый ящик слали злые письма. Сейчас мне это даже симпатизирует.
Люди видели во мне молодого парня, для которого зарплата в 1,52 миллиона евро в год была маленькой. Молодого парня, захотевшего побольше деньжат и не сдержавшего своего слова. Для какого-нибудь жителя Гельзенкирхена, которому чужда роскошь, который постоянно вынужден выживать и сберегать каждый цент, чтобы позволить себе билет на стадион, такое поведение неприемлемо. Но, конечно, на самом деле всё было не так.
«Вытащи меня отсюда», – сказал я своему агенту, – «Я так больше не могу». Самый дорогой для меня клуб разбил мне сердце. Эта внезапная утрата любви была, как будто твоя первая девушка вдруг бросила тебя без какого-либо предупреждения. Той зимой 2007-08 «Шальке» лишил меня улыбки.
Когда я ложился спать, я молился, чтобы это не стало концом моей карьеры. Но часть меня думала, что так и будет. Несколько раз я тоскливо говорил моему брату Мутлу: «Наверно, Бог не хочет, чтобы я был футболистом. Наверно, мне нужно просто с этим смириться. Может быть, такова моя судьба».
Но, к счастью, появились альтернативы «Шальке-04». «Манчестер Юнайтед» хотел взять меня в аренду. В то время они были сильнейшей командой в Англии. В сезоне 2006-07 они выиграли АПЛ с отрывом от «Челси» в шесть очков. Криштиану Роналду забил 17 голов за МЮ, а Уэйн Руни 14. В чемпионском составе были Патрис Эвра, Рио Фердинанд, Райан Гиггз и Пол Скоулз.
В своей автобиографии Алекс Фергюсон рассказал, что однажды Уэйн Руни осудил его за то, что он не пытался подписать меня: «Уэйн сказал мне, что мы должны были купить Месута Озила, который тогда перешёл в «Реал Мадрид» из «Вердера». Я ответил ему, что это не его дело выбирать, кого покупать. Сказал ему, что его работа – это играть в футбол. А моей работой был правильный подбор состава».
Я и Янис Бен-Хатира радуемся после моего гола в ворота России на Чемпионате Европы U19 2007.
На самом деле Фергюсон пытался подписать меня ещё до «Вердера». Решительно пытался. Но мысль жить в Манчестере меня пугала. Десять часов на машине, восемь на поезде или два на самолёте от Гельзенкирхена. 900 километров от моей семьи, дорогих мне людей, с которыми я жил 19 лет в тесной квартире.
Я тогда ещё не созрел для такого большого перехода. Ещё не созрел для Соединённого Королевства. Я не чувствовал себя достаточно независимым, особенно в стране, чей язык я не знаю. Я толком-то и не был за границей. Я однажды играл за «Шальке» в Валенсии. Я был в Нанси, где мы проиграли матч кубка УЕФА со счётом 3-1. Чемпионат Европы U19 проводился в Австрии. Вот, в общем-то, и всё. Тогда мне было комфортно только в Северной Рейн-Вестфалии. Манчестер – это уже слишком. Слишком незнакомо. Слишком далеко. Может быть, из-за ссоры с «Шальке» я потерял в уверенности в себе. Как бы то ни было, я передал своему агенту, что я сказал «нет» «Манчестер Юнайтед».
Пока мы пытались спасти мою карьеру, «Шальке» продолжал свою атаку против меня. Мирко Сломка, всё ещё мой тренер, сказал: «Он должен прийти ко мне или Андреасу Мюллеру и признать, что был не прав». Ещё он заявил: «Если бы Месут мог решать сам, то сразу выбрал бы «Шальке». Но ему явно не позволяют иметь собственное мнение. Им дистанционно управляют».
В интервью президент «Шальке» Йозеф Шнузенберг тоже отрицал, что такова моя воля: «Я не хочу осуждать Месута. Эта ситуация слишком сильно давит на него. Он не видит возможностей, которые он мог бы иметь в «Шальке-04». Он мог бы иметь поддержку фанатов, качественные тренировки и неплохую сумму денег. Какая досада. А ведь он супер парень. Могу только надеяться, что он найдёт правильный клуб, иначе это будет конец одного из талантливейших игроков Германии». Шнузенберг описал узы доверия как «окончательно сорванные» и сказал (вероятно, чтобы завоевать любовь фанатов и выставить меня чудовищем) следующее: «Суть в том, на что ты готов как клуб ради соглашения, и где нужно провести черту. Это сигнал для всех, кто хочет подписать контракт с “Шальке-04”».
Тем временем я позвонил Йылдыраю Баштюрку, который тогда недавно перешёл в «Штутгарт» и успевший поиграть за «Бохум», «Байер» и «Герту». Он рассказал мне о клубе, городе и тренере Армине Фе. Я не встречался с Фе лично, но мой агент поговорил с ним. Зато я связался с Дитером Хеккингом, чей «Ганновер-96» был на пятом месте в Бундеслиге после первой половины сезона. Хеккингу очень хотелось меня подписать. «Знаешь, почему ты должен перейти именно сюда?», – спросил он меня, глядя глубоко в мои глаза, – «Потому что со мной ты будешь играть 30 игр за сезон. Я буду поддерживать тебя. Я дам тебе играть. Я убеждён, что тебе нужно давать играть. И я это сделаю. Поверь мне, в Ганновере ты проведёшь на поле больше времени, чем в любом другом клубе».
Мне понравилась его манера речи. Это были не полупустые обещания, а конкретные заявления. Тем не менее, долгое время я склонялся к «Штутгарту» из-за Баштюрка. Мне казалось, что будет хорошо иметь поддержку в его лице. Он мог бы заставить меня чувствовать себя как дома, если бы я был вдали от своей семьи.
Армин Фе тоже боролся за меня на публике, рассказав всем, какого он высокого мнения обо мне: «Он один из самых больших талантов в Германии и очень хорош для своего возраста. Но я не должен хвалить Озила слишком много, а то другие клубы им тоже заинтересуются». Мартин Кинд, президент «Ганновера», тоже подтвердил, что пытается подписать меня: «Да, у нас есть интерес. Мы ведём переговоры».
Хорошо было читать и слышать такие слова. Постепенно я начал чувствовать себя более уверенным. Так как ко мне проявляют интерес, мне уже не стоило волноваться за свою карьеру. Всё как-то решится. Чем дольше продолжались дискуссии, тем менее разочарованным я был. Тем ближе я возвращался к роли профессионала.
Пока я мысленно готовился к переезду в Штутгарт, неожиданно постучали из бременского «Вердера». Тогда они были топ-клубом в немецком футболе.
В 2004-ом «Вердер» выиграл золотой дубль, т.е. Бундеслигу и Кубок Германии. Это было задолго до того, как бразильский нападающий Аилтон принял участие в немецком аналоге передачи «Последний герой». В том году он с 28 голами стал лучшим бомбардиром чемпионата, опередив Роя Макая из «Баварии». «Вердер» был командой, которая спустя три с половиной года побеждала таких соперников, как «Аякс» и «Челси». В Лиге Чемпионов они почти победили «Барселону» в сентябре 2006-го, но этому помешал Лионель Месси, сравняв счёт на 89-ой минуте.
«Вердер» играл в увлекательный футбол с чётким планом. Неделю за неделей клуб показывал весёлую игру, их единственный недостаток в том, что иногда они были наивны в защите. Но они играли в прямой, целеустремлённый и элегантный футбол, тем более на высоких скоростях. Смотреть на них было абсолютным удовольствием.
На каждом интервью со спортивным директором Клаусом Аллофсом не обходилось без вопроса, хотел ли «Вердер» стать чемпионом. И не обходилось без ответа «Да, мы гонимся за титулом». Если игрок из Бремена говорил, что его команда может биться на равных с «Челси» и «Барселоной», никто не удивлялся и не считал это высокомерием. Это просто отражение их достижимых целей.
Когда плеймейкер «Вердера» Жоан Мику перешёл в «Бордо» после четырёх лет в клубе, бременская команда не развалилась. Вместо него они подписали из «Порту» 21-летнего бразильца Диего Рибаса да Кунью. Его карьера в «Порту» заглохла. Он поссорился с тренером Ко Адриансе, и его сослали в запас. Его карьере в сборной тоже был нанесён урон. Дебютировав за сборную Бразилии под руководством Карлоса Альберто Паррейры, Диего играл только до Копа Америка 2004. Его не вызвали ни на отборочный тур к Чемпионату Мира, ни на Кубок Конфедерации и ни на сам Чемпионат Мира 2006 в Германии.
Но как только он появился в «Вердере», всё снова вернулось в норму. Благодаря поддержке Томаса Шаафа и спортивного директора Клауса Аллофса, он вернул себе место в бразильской сборной. Всё это подходило под мои критерии. Если Томас Шааф смог привести Диего в форму после его проблем в «Порту» и вернуть его в сборную, то почему он не может сделать то же самое со мной?
Когда я встретился с Томасом Шаафом, он объяснил мне своё видение футбола. Мы были в Jürgenshof, одном из самых традиционных пабов Бремена, как сказал мне Клаус Аллофс, который тоже был с нами. Это деверянно-кирпичное здание всего в 15 минутах ходьбы от стадиона команды. Мы беседовали в отдельной комнате, я думаю, она называлась «Friesenstube». Весь в возбуждении, я всё время держал стакан, не сделав ни глоточка.
Эта встреча сильно отличалась от тех, которые были с Норбертом Эльгертом. Когда я переходил из «Рот-Вайсс Эссен» в «Шальке», не было нехватки времени, я был всё ещё молодым игроком. Но сейчас часики тикали, и мы должны были прийти к соглашению, которое определит будущее моей карьеры. Более того, я сидел с тренером и директором, за плечами которых много трофеев. Между собой, Аллофс и Шааф в своей игровой и тренерской карьерах завоевали восемь европейских титулов, четыре чемпионства Бундеслиги, восемь кубков Германии и один Кубок обладателей кубков. Я слушал их с трепетом и восхищением.
Я уже, разумеется, знал, что «Вердер» играет комбинационно и длинными передачами. Я видел это десятки раз по телевизору. Но сейчас мой потенциальный новый тренер заключил свой принцип в несколько фраз: «Я хочу, чтобы моя команда была проактивна. Мы не хотим адаптироваться к противникам. Они адаптируются под нас. Мы задаём темп. Я хочу, чтобы мы играли быстрыми и чёткими комбинациями, оставаясь сосредоточенными на результате».
Он продолжил: «Тим Боровски с нами развился настолько, что «Бавария» собирается взять его этим летом. Миро Клозе тоже сделал большие шаги в Бремене. Мы помогли ему стать лучшим бомбардиром сезона в Бундеслиге и футболистом года в Германии. Мы точно знаем, как выращивать молодых игроков».
Ещё мы обсудили мои проблемы с «Шальке» и мой имидж в свете грязной кампании против меня. «Меня не волнует, что там пишут в газетах», – сказал Шааф перед тем, как недвусмысленно заверить меня, – «Если придёшь сюда создавать неприятности, у нас будут проблемы. Если придёшь сюда играть в футбол, мы здорово повеселимся».
Его лицо было серьёзным и целеустремлённым. После короткой паузы он продолжил: «Мне нравятся исключительные игроки. Мне нравятся люди с отличительными качествами. Если ты отправишь на поле одиннадцать точных копий, тебе не добиться успеха. Я жду от каждого из своих игроков чего-то особенного». Потом он объяснил: «Я ценю спокойствие и здравомыслие Пера Мертезакера. Люблю дикую решимость Торстена Фригса. От Налдо я хочу мощи при единоборствах. И я хочу твою непринуждённость, твои шустрые ноги, твои волшебные передачи».
В конце Клаус Аллофс подкрепил сказанное ранее им и Шаафом: «У тебя большое будущее. Позволь нам помочь тебе его построить. Мы предоставим тебе всю нашу помощь, и, особенно, всё наше время, которое тебе для этого понадобится».
После разговора с Аллофсом и Шаафом я сильно привязался к «Вердеру». Тем не менее, я позвонил Себастьяну Бёнишу. Мой бывший одноклубник был в Бремене уже шесть месяцев. Хотя он и пропустил много игр с октября из-за проблем с коленом, он с восторгом отзывался о «Вердере». Как и Баштюрк в Штутгарте, он был важным поборником клуба.
Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, чего я хочу – перейти в Бремен! Я хотел присоединиться к Томасу Шаафу и наконец-то оставить позади историю с «Шальке».
30 января «Шальке», всё ещё официально моё место работы, играл с «Вольфсбургом» в Кубке Германии. За несколько секунд до финального свистка мы побеждали благодаря голу Лёвенкранса. Но в последней атаке «Вольфсбург» сравнял счёт. Угловой, поданный Марселиньо, завершился голом Каримова, 1-1. В экстра-тайме голов не было, и дошло до пенальти. Забили все, кроме Младена Крстаича. «Шальке» вылетел.
Примерно в 11 часов вечера, когда команда возвращалась домой, зазвонил телефон Андреаса Мюллера. Это был Клаус Аллофс, сказавший ему, что хочет подписать меня в Бремен. Я не знаю точного содержания разговора двух клубных боссов. Всё, что мне известно, это то, что моё имя появилось на трансферном листе на следующий день. По алфавиту я был между Санибалом Ораховацом, нападающим «Карлсруэ», и Джордже Пантичем, вратарём «Кобленца».
Новый клуб, свежий старт: тренер Томас Шааф (слева) и спортивный директор Клаус Аллофс (справа) приняли меня в бременский «Вердер».
Тем же днём я ушёл из «Шальке». Не было прощаний. Подарков. Цветов. Благодарностей. Ничего! Я отправил короткое сообщение близнецам Алтынтопам, что я ухожу в Бремен. Вот и всё. 43 матча, один гол и пять голевых передач. Я носил голубо-белую футболку 37 часов.
Честно говоря, мне не было грустно, что они со мной не попрощались. При такой ситуации это было бы неуместно. Да и в команде у меня было мало друзей. Почему кого-то должен был волновать мой уход? Это выглядело бы лицемерно и странно.
Несмотря на сложный конец, моё время в «Шальке» было серьёзным уроком в моей жизни. Оно дало мне понять, что карьера не зависит от одних умений. Что борьба и интриги на верхушке иногда могут быть решающими. И поэтому тебе нужны люди в клубе, которые поддержат и присмотрят за тобой.
Если б я встретил Андреаса Мюллера или Мирко Сломку сегодня, я бы пожал руку им обоим. Я был бы дружелюбен и могу даже представить, как мы болтаем о безобидных вещах. Но не о личных делах или углублённых темах, поскольку я им больше не доверяю.
Я никогда не был бунтарём или жуликом. Я никогда не закатывал скандалы или был жадным. Я ничего не затевал за чьей-то спиной в «Шальке». Я был 19-летним парнем, воплощающим мечту о великой футбольной карьере. Я часто думал, должен ли я был среагировать по-другому, мог ли я как-нибудь предотвратить этот ужасный конфликт. Может, мы должны были чётче донести Мюллеру и Сломке, что всё дело было только в моих спортивных перспективах и ни в чём больше. Может, мы должны были вести другой разговор, несмотря на сказанное Мюллером в раздевалке. Но пошли бы они нам навстречу? Не знаю. В любом случае, было несправедливо с их стороны вставлять палки в колёса.
В то время Андреасу Мюллеру было уже 45, и за его плечами был большой опыт. Он сам был футболистом почти двадцать лет. Жаль, что он не может понять, что он чуть не уничтожил меня. Что нельзя так относиться к молодому игроку. Он и Сломка несли за меня ответственность. Но вместо того, чтобы защитить меня, они бросили меня к акулам СМИ.
Верные слова - Озил балбес