#3. «Без глупостей». Джоуи Бартон. Глава первая, часть вторая
Сходя с ума от отказа «Эвертона», моего родного клуба, я усвоил, что незнание не освобождает от ответственности. Если вы еще не в курсе, вам лучше побыстрее узнать об этом. Мои защитные рефлексы уже тогда были отработаны до автоматизма. Я был готов к тюрьме, сознательно оградив себя от внешнего мира, как только стало понятно, что избежать заключения не удастся. Я хотел понять, что такое чувство изоляции.
Этот опыт дал мне уверенность, что я никогда и никому больше не позволю ограничить свою свободу. Я не дам им ни одного шанса лишить меня личности, заперев за серой металлической дверью. Никогда больше казённый номер не заменит мне имя.
Я думал: «Это не должно повториться. Это не то, чем будет моя жизнь. Я сам буду диктовать свое будущее». Должно было быть сложно, но я хотел пройти через это в одиночку. Никто не должен был навещать меня там, даже если для этого пришлось запретить визиты двум людям, которые мне дороже всего - моей жене Джорджии и моей бабушке. Я хотел защитить их от этого опыта.
Меня всегда выбрасывали на глубину и заставляли плыть. Давайте на минутку отвлечемся на социальные проблемы. Генетика была против меня. В «Эвертоне» мне сказали, что я был слишком мелким, чтобы стать нормальным футболистом. У меня не было скорости, не хватало техники, я не был большим и сильным. Для того, чтобы вырасти в профессионала, вам понадобится большая часть этих качеств. Не говоря уже о требованиях к игрокам Премьер-лиги… Но в моем списке умений не было ничего из этого.
На протяжении всей жизни мне встречались мнимые специалисты, эксперты, тренеры и школьные учителя, которые хором твердили, что из меня ничего не получится, что мои амбиции нелепы и смешны. На любом этапе от меня ждали, что я провалюсь. Мне было плевать на них, но было то, что меня по-настоящему зацепило - это неконтролируемый голод, неуправляемая страсть к футболу. Гнев мог обернуться серьёзными последствиями, но я нашел способ управлять им, обращая его в энергию для конкуренции.
У меня словно появился шанс панчера: сражаться раз за разом, под девизом «Мир, а не пошел бы ты в задницу?». Я знал, что отставал от ровесников, и просто пытался оставаться на плаву. Нужно было, чтобы кто-то поверил в меня. И таким человеком стал Джим Касселл, директор академии "Манчестер Сити". Он оказался редким мужиком - футболистом, которому хватило чутья и воображения, чтобы суметь понять, каким я был.
У него был простой принцип: к каждому из своих молодых игроков он относился, как к уникальному. Лишь до определенного момента он предлагал нам поддержку, после чего позволял учиться на своих собственных ошибках. Как и все, он осознавал, что мне не хватает скорости, и сомневался насчет того, сумею ли я выйти на самый высокий уровень.
Но, к счастью для меня, главным, что он ценил как в своих тренерах, так и в детях, была страсть к футболу. Он понял, насколько глубоко я предан игре. Вероятно, если бы я не стал профессионалом, то играл бы за команду какого-нибудь местного паба. Но Джим обладал профессиональными навыками и смелостью, чтобы дать мне время на развитие.
Кевин Киган хотел, чтобы я более уважительно относился к своим сверстникам, был более управляемым и послушным. Но этого не могло быть, потому что они стояли у меня на пути. Мой папа однажды сказал мне: «Если ты хочешь дружить с игроками из основы, ты никогда не станешь основным сам». Я смотрел на парней вокруг меня, игравших за молодежные сборные Англии, приехавших из Ирландии и даже из-за рубежа, уже заключивших предварительные профессиональные контракты, и ясно понимал: чтобы меня оставили, придется цепляться изо всех сил.
Папа был прав. Я должен был быть безжалостным, должен был доминировать в том, к чему они были бы не готовы. Моим шансом была постоянная готовность ко всему. Я не мог контролировать скорость, с которой расту, но я мог превзойти их, подавить их психологически. Любая тренировка могла превратиться в войну, за счет которой я демонстрировал разницу между нами. И я всегда мог задержаться после обеда, если у кого-то из них оставались ко мне вопросы.
Даже будучи взрослым игроком, я играл, не привязываясь к конкретной позиции. В «Ньюкасле» меня отправили на правый фланг полузащиты - и я завоевал это место только благодаря собственным усилиям, а заодно помог Энди Кэрроллу осуществить его громкий переезд в "Ливерпуль". Большая часть того, что у меня есть - это моя собственная заслуга. В Премьер-Лиге я чувствовал себя так же комфортно, как и в тюрьме Стрейнджуэйз. Эта способность к адаптации стянула меня с позорного столба и протащила по дороге, через заголовки таблоидов и толпы интернет-воинов, выкинув на студии БиБиСи.
Если кто-то бросает мне вызов, я принимаю его. Что с того, даже если я провалюсь? Гораздо хуже упустить сам шанс воспользоваться шансом, так ничего и не узнав. Проще игнорировать насмешки и с честью пережить неудачу. Моя логика заключается в том, что даже если я упаду в грязь, из этого можно будет извлечь что-то, что пригодится мне в будущем. Мне комфортно плавать в глубоких и опасных водах.
Тюрьма дала мне место, где я мог побыть наедине со своими мыслями. Там вы общаетесь с внешним миром только тогда, когда сами хотите этого. Никому не советую идти туда, но это единственное место, где вам гарантировано одиночество, хотите вы этого или нет.
Вы указываете номера телефонов людей, с которыми хотите поговорить, чтобы их могли проверить. Вся эта хрень вокруг вас сходит на нет. Вы спрашиваете себя: «Кто из них действительно стоит моего времени?». Внезапно приходит понимание того, как мало у вас общего со многими людьми, которые раньше воспринимались чуть ли не центром вашей жизни.
Человеческое общение проходит на ваших условиях. Я пошел на собрания анонимных алкоголиков в тюрьме лишь для того, чтобы общаться с людьми, а не сидеть в камере, глядя на стены. Я открыл для себя новый уровень честности и целостности, который редко можно встретить в месте, считающемся реальным миром. Отдал дань уважения тем, кто выслушал меня. Это заставило меня понять, что я был не единственным, кто чувствовал себя уязвимым.
Многие из ребят были пойманы в ловушку, отвергнуты обществом, потому что украли или продали что-то, чтобы прокормить семью. Они смирились с судьбой и использовали алкоголь как наркоз, как стимулятор, но при этом они не были плохими людьми. Они просто сделали плохой выбор, и им не хватало денег или характера, чтобы преодолеть себя.
Это сложный вопрос, но то, что они рано или поздно нарушат закон, как правило, было неизбежно. Многие из них были родом из неблагополучных районов. Как я мог осуждать их? Один из них был болельщиком «Манчестер Сити», которого уже два года не посещали его жена и дети. Она переехала за границу с новым мужчиной. К тому времени, как его выпустили, он стал чужим для собственных детей. Он все глубже погружался в депрессию.
Это заставило меня понять, что я должен для начала понравиться самому себе. Я должен был переподключиться, чтобы понять свое отвращение к тому, кем стал. Я читал все, что мог, от книг по буддийской культуре до статей об использовании допинга на Тур де Франс.
В этом была ирония, черная и горькая - я говорил с Таггером о том, что время, проведенное за решеткой, работало на меня. Оказавшись там, я не просто считал дни и часы до освобождения. В тот момент невозможно было представить, что его самого постигнет подобная участь. Тогда мы с ним пришли к выводу, что нельзя было тратить время, жалея себя. Нужно было получить пользу от этого опыта.
Я понял, что годами жил в тюрьме, построенной в моей голове. У меня была свобода, и я чувствовал, что могу творить все что угодно, но это была лишь иллюзия. Я был в западне - духовной, эмоциональной и даже физической. Моя камера была в моей голове, потому что я чувствовал, что не вписываюсь в окружающий мир.
Я хотел понравиться людям. Хотел быть беззаботным, смеяться и шутить с окружающими, но все, что я делал, оказывало противоположный эффект. Хотел быть хорошим товарищем по команде, но продолжал бороться с ними. Хотел добиться успеха, но делал все наоборот. Хотел вести себя правильно, стать своим, но не мог. Я не мог договориться даже с самим собой.
Это расстроило меня, потому что я хотел соответствовать нормам общества. Я отгородился до такой степени, что не знал, смогу ли когда-нибудь справиться с этим. Это было похоже на бесконечный кошмар: я гонялся за чем-то, но как бы быстро ни бегал, как бы сильно ни старался, оно всегда ускользало. И в конце концов я признал поражение. Я просто отпустил это.
Странно, но помирившись с самим собой, я обнаружил, что мои желания вполне реальны, и даже ближе, чем кажутся. Часть меня по-прежнему готова спорить со всеми вокруг, но я узнал, что есть время и место для смирения. Иногда ещё возвращается чувство, что я трачу энергию попусту, но теперь мне легче. Я отпустил всё, потому что вижу указатели, расставленные вдоль моей дороги, уходящей за линию горизонта.
Я знаю, куда хочу идти.
Питер Кей дал мне ключ к быстрому принятию решений. До этого я никогда не умел сказать себе: «Если я сделаю X и Y, последствиями станет Z». У меня вообще не было понятия о последствиях. Теперь я научился осознавать, к чему могут привести мои поступки. Это навык, который мне нужно практиковать, потому что, как говорит Таггер, мной всё ещё управляют эмоции, так что рецидив всегда возможен.
Я все еще могу быть ребенком, который видит сладости и ест как можно больше, как можно быстрее, до тех пор, пока у него не заболит живот. Моя профессия делает молодых парней инфантильными, обеспечивает их всем, позволяя не взрослеть. Им говорят, что делать, что думать и как поступать, лишая самостоятельности.
Я не оправдываюсь, потому что я все ещё ребенок, который настолько поглощен своей игрой, что не воспринимает понятия времени и пространства. Мой хронометраж, мягко говоря, неустойчив. Я с головой ухожу во всё, что хоть немного увлекает меня. Это может быть многочасовой анализ видео от тренеров, или ярость, когда меня обыгрывают в гольф или бильярд.
Одна моя сторона, рациональная, говорит: «Черт возьми, просто делай всё в меру». Но другой стороне наплевать: «Это самое важное в мире, Джозеф, потому что это Здесь И Сейчас. Всё остальное не имеет значения». По крайней мере, мне кажется, что теперь я могу определить разницу.
Эта книга важна для меня не только потому, что я хочу обратиться ко всем, кто чувствует себя изолированным или подавленным, а потому, что настало время похоронить мою карикатуру. Я обещаю открыться полностью, потому что, наконец, пришел к соглашению с инстинктами и опытом, которые сформировали неприятные черты моего характера.
Я понял, что восприятие мира только в черно-белых цветах ограничивает меня. Я пытаюсь заменить агрессию любознательностью. Я больше не буду тратить свою энергию на гнев и взаимные упреки. Просто направлю её в другое русло.
Единственным, чего я не мог понять, сталкиваясь с целым рядом проблем, было моё место в мире. Питер Кей побудил меня искать ответы в моём прошлом. Я поговорил с бабушкой о моем дедушке, об их родителях. В моей голове вспыхнул свет. Вместо того, чтобы обвинять отца в своих жизненных трудностях, я начал понимать, что он делает для меня всё возможное.
Одна за другой, костяшки домино упали. Я мог измениться, потому что представлял новое поколение, у которого есть возможность написать свою собственную историю. Ровно в 4 часа утра 28 декабря 2011 года я открыл для себя силу безграничной любви.
***
Друзья, поскольку главы достаточно объемные, планируется делить их на две части. Приятного чтения!
