16 мин.

«Если б они не веровали в «Зенит», то веровали бы в бога типа Иисуса Иосифовича». Невзоров – о футболе и религии

Вновь актуальный циник и атеист – о фанатах и стадионах.

Александр Невзоров – один из наиболее влиятельных журналистов и публицистов 90-х, автор программы «600 секунд» и советник Бориса Березовского. Незадолго до 60-летия он возродился и снова царит. Он поджигает на канале в YouTube (легко найти по запросу «Невзоров ТВ»), продает книги и мерч, а в программе «Невзоровские среды» на «Эхе Москвы» (туда продают билеты по 3500 рублей) мочит вообще всех: политиков, российских моряков, религиозных фанатиков.

А вот о спорте Невзоров почти не говорит. Хотя в мае этого года по приглашению «Зенита» выступил на стадионе с лекцией об идентичности петербуржцев («Зенит» в тот день размазал хабаровский СКА 6:0). Там публицист говорил не только о городе – он отметил храмовость стадиона и сказал, что в случае футбола религия «бывает не такой страшной, как обычно».

Евгений Марков приехал к Невзорову в Петербург и продолжил разговор о религии и футболе.

Невзоров закончил с футболом в пионерском лагере, работал каскадером и поджигал себя

– Вы ленинградец. А Ленинград и Петербург – это в том числе футбол и «Зенит». Вас когда-нибудь цепляло футболом?

– Никогда. Вообще никогда. Я был совершенно стерилен от всякого интереса к футболу. У меня был краткий опыт футболизма в пионерском лагере в восемь-девять лет, но поскольку я понял, что единственное, что интересно в футболе – куваться, стараться попасть носком своей ноги по берцовой кости другого игрока, то на этом моя футбольная карьера прекратилась.

– Есть воспоминание о матче, увиденном по телевизору?

– Никаких. Не смотрел. Поймите, я же такой очень протестный тип, и для меня массовые увлечения всегда были недопустимыми именно потому, что они массовые. Я абсолютно не хотел иметь тех же самых пороков и интересов, которые имели массы. Может быть, в какой-то момент я себя насильно отгородил от таинства под названием «Футбол», а может, это произошло по каким-то естественным причинам. Поскольку я был очень книжно-естествоиспытательным ребенком, который весьма презрительно относился ко всем этим коллективным забавам.

– Вы окончили конно-трюковую школу по специальности «Каскадер», катались на лошадях. Наверняка были спортивным молодым человеком. Какой еще спорт был в вашей жизни и какой есть сейчас?

1988 год

– Никакого вообще не было. И конный спорт был весьма недолгим и не был [как таковым] спортом. В Советском Союзе рисовали различные КМСы и кандидаты в КМСы по звонку из компартии кому угодно: безногому, безрукому, инвалиду, мертвому. А потом, трюки не имели ничего общего со спортом. Была культивация презрения к спортсменам, а все дальнейшие истории с лошадьми (Невзоров выпустил серию книг о лошадях – Sports.ru) только эту культивацию усугубляли. Я вообще удивляюсь, как конный спорт до сих пор живет в олимпийских дисциплинах и почему имеет право на существование. Даже если в вашем не уважаемом мною спорте люди тратят себя, пережигают себя, рвут себя, калечат себя, увечат себя, разрывают свои легкие, души, сердца и биографии, то там идет паразитация над физическими возможностями другого существа, которое абсолютно не согласно заниматься таким видом спорта. И делается это с помощью примитивного болевого принуждения, причем настолько тупого и жесткого, что лет через сто, если люди станут лучше, о конном спорте будут вспоминать с величайшим стыдом.

– Каскадерство было презрением к спорту – это как?

– Презирали спортсменов. Надо было чертить собственную кастовость, уникальность и исключительность. При том что не так много в мою каскадерскую пору там было ребят из спорта. Там был Беня из гимнастики, это правда. А все остальные были с не очень спортивными биографиями.

– Что умели вы?

– Требовалось художественно выпасть с пятого или шестого этажа. Для этого нужна не спортивная подготовка, а много картонных коробок. В мое время не было никаких пневмоматов, а делалось огромное каре из коробок, набранных в винном магазине. Это все перевязывалось массой веревок и ремней, чтобы в момент твоего удара о коробки они не разлетелись, чтобы ты пробил слоя три-четыре и, возможно, избежал бы тяжелых переломов.

Горение вообще не предполагало особых познаний. Была так называемая бенина смесь из масла, бензина и клея «Момент». Клей «Момент» располагался на верхних частях одежды ближе к лицу, потому что там не такое жаркое пламя, а бензином и маслом пропитывался игровой костюм.

Заканчивалось это всегда плохо, потому что были дикие понты, мы никогда не надевали страховку. Считалось, что это что-то лоховское и для нас абсолютно недопустимое. Просто надевали игровой костюм, пропитывали и горели в нем. Помню, как в Узбекистане в 23-24 года сжег себе всю морду. Снимали какое-то кино. Какое? Мы даже не интересовались и не контактировали с актерами. Возникла турбулентность, огненный вихрь – я только увидел, что у меня на ноге сгорел кирзовый сапог, и упал. Все остальное было потом: на мне выступали белые пузыри и быстро лопались.

И вот я сжег себе всю морду. Единственный способ чувствовать себя после этого относительно неплохо – вынуть из «Нивы» лобовое стекло и всю ночь кататься по пустынным дорогам на большой скорости. Только так меня избавляло от дикой боли.

Футбол – самая легкая из существующих религий

– Матч «Зенита» и хабаровского СКА стал для вас первым на стадионе. Что удивило?

– Мне очень понравились фанаты. Выяснилось, что они совершенно не тупые, вопросы настолько же осмысленные, насколько они бывают в студенческих, глубоко научных и гуманитарных аудиториях. Они качественно не отличались ни в какую сторону тупости. Другое дело, они были немножко запуганные, робели. Не забывайте, что фанаты – особые люди. Привыкли рассказывать, что они думают без всяких слов: движением, силой вздоха, напряжением. Плюс, в отличие от обычного слушателя и зрителя, фанаты мгновенно спаиваются в единую массу, где по важным вопросам отсутствуют индивидуальные мнения. Они союзнее, гораздо монолитнее, чем любая другая аудитория, что и хорошо, и плохо, но скорее хорошо. Они специфичны. Мне все это понравилось. Очень неглупые люди. Мне их всегда представляли какими-то монстрами, которые переворачивают машины и делают татуировки даже на внутренних органах со словами «Зенит – чемпион», но они оказались такими же питерцами: разумными, добродушными, тонкими, сложными, всякими.

А потом я посмотрел кусочек этого матча, который меня возмутил.

– Чем же?

– Приехали люди откуда-то из Хабаровска, ехали долго, дорога тяжелая, все хреновое, и было понятно, что их здесь отмутузят со страшной силой. Они приехали к этим вашим зенитовским монстрам, победа была предопределена. Но можно же было, по крайней мере, с ними как-то помягче, не с такими постоянными голами и не так ликовать после каждого. Было просто избиение младенцев, которое выглядело отвратительно.

– Описывая матч, вы назвали тайм актом. В футболе много от театра?

– Принципиальной разницы нет. Разница только в особых амплуа, которые разработаны всеми этими публичными зрелищами. Но происхождение у футбола не театральное, а как раз чисто гладиаторское. Это постепенная эволюция, смягчение тех диких зрелищ, которыми Хомо развлекали себя еще две тысячи лет назад.

– Получается, футбол – для быдла?

– Я знаю офигительных физиков, офигительных химиков, больших ученых, хороших публицистов, которые этой вашей заразой больны и к этому вашему футболу относятся более чем всерьез. Их много. Начнем со Шнурика, который тоже неравнодушен. Посмотрим вокруг и увидим петербургское отделение академии наук, и там ровно половина – болельщики. Поэтому считать футбол приметой тупости – наверное, нет.

– Как бы вы классифицировали футбол?

– Во-первых, я футболу страшно благодарен. Увидев раскал фанатизма, фанатские проявления, насколько это организованно и серьезно, я понял: если бы они не веровали в «Зенит», то веровали бы в какого-нибудь другого бога типа Иисуса Иосифовича – и тогда ситуация была бы тяжелее. Лучше пусть веруют в футбольные команды, голы, призы, пенальти, свистки, особые майки. К сожалению, Хомо такая неприятная штука, что ей во что-то надо веровать. И вот чем безобиднее верование, тем лучше.

А футбол по сравнению со всеми существующими религиями все-таки самая легкая.

– В чем легкость?

– Прежде всего в отсутствии внятной идеологии. В отсутствии требования жертвенности абсолютно от всех участников культа. Все, что происходит на стадионе, – единое религиозное зрелище. И все являются участниками культа: и непосредственно жрецы, которые на поле, и прихожане, сидящие на трибунах. Если все религии требуют жертвенности в том числе и от зрителей (а не только от жрецов), требуют мученичества, истеризма в отстаивании своих представлений, то футбол – нет. Он вполне позволяет человеку быть кем угодно за пределами стадиона.

– Жрецы, прихожане – какие еще параллели есть у футбола и религии?

– Ваш матч – ваше таинство. Причастие – голами.

Помните, была ритуальная пенетрация, когда происходило лишение девственности вхождением? Был такой лингам – специальный предмет, которым, помимо женщин, лишали девственности и мужчин. Вот это пенетрирование ворот, прорывание некой мистической, воображаемой преграды, которая отделяет негольное пространство уже от гольного, – это, конечно, тоже имеет корни в старых культах.

– Стадион «Санкт-Петербург» – храм?

– Судя по тому, как он сконструирован, устроен и каково к нему отношение вовлеченных в религию футбола, это безусловный храм.

– Вы им восхитились?

– Я восхищался не столько храмом, сколько невероятной конструкцией. Я понимал, каких усилий стоило его построить. Я позвонил вечером [того дня] его автору Игорю Албину и выразил ему абсолютное восхищение, хотя с Албиным мы были всегда в плохих отношениях. Он офигел. Просто понимаю, каких трудов стоило [построить стадион] в условиях России, где все воруют всё, а строитель уже стал синонимом слова «Вор». Как заставить их построить такое, не разворовав 95% сметы? Это безумно тяжело. И это действительно невероятно впечатляющая конструкция.

– Вернемся к фанатам. Фанаты – масса, которой можно управлять?

– Подозреваю, чрезвычайно легко, поэтому за фанатов и за сторонников футбольных клубов идет такая бешеная конкурентная борьба политиков, именно к этой публике направляют стопы все, кто мечтают получить предельно организованную, руководимую старейшинами (в фанатской среде они тоже есть, и там все непросто) систему с многоступенчатой и не только вертикальной иерархией. Без математики не обойдешься с вашими фанатами. Естественно, это лакомый кусок.

– Что делать фанатам, чтобы не стать игрушкой в политической борьбе?

– Слать всех #####. Кроме своего футбола и своих собственных интересов. Слать всех, кто к ним приходит. Левых, правых, протестных, черносотенцев, либералов. Всех #####!

– На некоторых трибунах бывают и имперские, и советские флаги. Как это объяснить?

– Это вполне нормально. У фанатов крайне неорганизованные представления при четком отсутствии идеологии. Когда все идеологичное должно отрицаться, флаги, наверное, могут быть любыми. Здесь важно не что написано на тряпке. Здесь есть волшебный эффект, когда у вас в руках древко, вы можете колыхать над собой полотнищем – и совершенно не важно, что на этом полотнище написано. Это чистая физиология вовлеченности через это в процесс. И я понимаю, что это вполне себе важная и красивая фанатская атрибутика.

Легко могу вычислить происхождения и сходства с храмовыми [знаменами]. Мы видим, что иподьяконы выносят рипиды – огромные бронзовые или латунные опахала с изображением херувимов или серафимов посередине. Ими совершают множество, но регламентированных действий, потому что церковь не вполне футбол, к сожалению. И затем мы вспоминаем всякие вакховские торжества и какое огромное значение на них имели полотнища ткани, которыми размахивали либо с призывами к богам, либо с кровью девственниц, которыми были забрызганы эти специальные полотнища. Точно так же и во всех остальных культах (например, хоругвях) мы найдем развевающуюся над головой тряпку или знамя. Оно есть везде и всегда.

У футболистов не извилины, а швы. Но Кержаков не такой

– Вы говорили, что в футболе нет места адекватам, что мозг игроков снабжен не извилинами, а швами. Речь только об игроках?

– Да-да. То, что продемонстрировали ваши любимчики Кокорин и Мамаев (я даже знаю эти фамилии), два исключительных идиота, конечно, свидетельствовало о полном отсутствии мозга. И вместе с тем я прекрасно знаю, что есть исключения. Не далее чем вчера или позавчера имел бурный разговор со своим другом Сашей Кержаковым: поздравлял его с днем рождения и объяснял, что он реально не такой.

– Это вы превращаете его швы в извилины?

– У него свои извилины и все в порядке с мозгами. Если оттуда еще как-нибудь вытравить его подозрительную страсть к наркоманкам и благотворительности, это будет высокий интеллектуал.

– Приведите примеры, почему Кержаков не такой.

– Он великолепно соображает, у него мало мусора в голове, мало грубых и глупых схем восприятия мира. Очень легко учится, легко понимает сложные вещи. Мы беседовали, он задавал мне вопросы естественнонаучного характера. Когда беседуешь с верующим, просто с идиотом или с человеком, обремененным лженаучными или парамедицинскими представлениями… Невозможно беседовать с психологами: у тех в мозговом черепе какая-то городская свалка с большим количеством куч дерьма, а тут [у Кержакова] все это входило так аккуратно. Я видел, что Сашка великолепно понимает сложные вещи, хотя это не входит в его обязанности.

– Какие вопросы вы с ним обсуждали?

– Мы с ним говорили о влиянии темной материи, его интересовало, что такое плазма, что такое шаровые молнии и возможно ли их лабораторное воссоздание. Он задавал совершенно внезапные и очень интересные вопросы, и у него не было примитивных и глупых ответов внутри.

Потому что подходит какой-нибудь верующий: «Давайте, объясните мне, откуда берутся кровавые слезы на щеках наших икон». И ты ему сколько угодно можешь говорить про хлорид железа и роданида калия, но он-то знает, что это на самом деле деревянная доска плачет кровью. Он знает свой ответ и никогда от него не откажется, а у Сашки не было таких глупых ответов на свои же вопросы.

– Что нужно другим футболистам, чтобы и у них появились извилины?

– Нахрена они им? У них достоинства и успех в другом. Кержаков в данном случае – удивительное исключение, потому что он питерский, дружит со Шнуром, дружит со мной, он особая категория людей.

А зачем футболисту извилины? Он будет лучше играть в футбол, если начнет понимать в квантовой механике? Нет, не будет. Если будет хорошо знать историю публицистики 18-го века, начнет сильнее бить по мячу? Нафига ему это надо? Не надо стремиться делать из них интеллектуалов – они гладиаторы. Пусть дерутся.

– Смотрели футбол по телевизору со Шнуром и Кержаковым? Хотя бы фоном.

– Нет, конечно.

Мутко и Невзоров секретничали в центре «Петровского» в 1993-м

– В 1993 году заместителя мэра Санкт-Петербурга по социальным вопросам Мутко цитировали в вашей программе «600 секунд». Вспомните, каким он был тогда, детали из его костюма и поведения.

– Мы с ним прекрасно дружили и общались. В тех вопросах, когда со мной было невозможно договориться (Невзоров приезжал к Белому дому, привозил репортажи из горячих точек, в 1994-1998 годах был консультантом-аналитиком Бориса Березовского, о чем рассказал во «вДуде». Из-за мата законодательство РФ запрещает нам ставить прямую ссылку на интервью Дудя с Невзоровым, но вы легко его найдете по запросу «Дудь Невзоров». – Sports.ru), ко мне из администрации подсылали Мутко. И эти все встречи, особенно в боевые 93-е, носили комический характер, потому что мы взаимно опасались прослушек.

Мутко меня вывез для секретного разговора точно в центр футбольного поля (позже Невзоров уточнил, что это был «Петровский» – Sports.ru), потому что он был уверен, что нас там не прослушивают. Это как раз идеальное место, чтобы направленными микрофонами брать хоть за километр. Тогда мы этого не знали и час под мерзким питерским ветром и дождем стояли как два идиота и секретничали на середине футбольного поля.

– Какой это год?

– 93-й, когда все вокруг пылало и рушилось.

– А какие обстоятельства?

– Дружище, вот в это не лезьте, все равно не скажу.

– Тогда расскажите, каким он был тогда и каким мы его не знаем.

– Он обаятельнейший человек, абсолютно преданный фанат вашего футбола и искренне считает, что это разумное действо (такое тоже бывает). Он, как ни странно при той кадровой голодухе, которая наблюдается в России, как заведующий футболом был на своем месте. Потому что сочетает в себе и фанатскую страсть, и умение заходить в те двери и произносить те слова, которые нужно, и хоть в какой-то степени управлять этим процессом. Я ведь не назначаю Мутко. Все, что я о нем говорю – в режиме личных отношений и моего личного впечатления о нем. Разбирайтесь сами, кто у вас там будет руководить футболом.

– Правда, что у Мутко были проблемы из-за того, что он плотно общался с программой «600 секунд» и делился конфиденциальными историями? Есть версия, что об этом узнал Собчак, и Мутко пришлось подать заявление об увольнении.

– Он бы никогда не стал плотно общаться, если бы у него не было такой команды. Он всегда был очень командным человеком и приезжал ко мне как парламентер и переговорщик. Это была не его личная инициатива.

– Что-то из этих разговоров попадало в эфир?

– Нет, я умею соблюдать все тайны, иначе не дожил бы до своего почтенного возраста.

Фото: из личного архива Александра Невзорова; РИА Новости/Михаил Макаренко; instagram.com/nevzorovofficial; zenit_spb; globallookpress.com/Maksim Konstantinov, Zamir Usmanov; РИА Новости/Алексей Даничев; instagram.com/lydianevzorova, nevzorov_junior; fc-zenit.ru