21 мин.

Леонид Вайсфельд: «Вовремя сказал руководству: «Ставьте меня главным, не хочу быть лайнсменом»

Вайс 3

 

Леонид Вайсфельд двигался с другого конца холла гостиницы в шлепанцах на босу ногу. Руководителя клуба КХЛ нечасто встретишь в такой обуви. Но генеральный менеджер «Салавата Юлаева» имел право. День давно перетек в вечер, осыпав небосвод множеством светящихся пуговиц и несколько усмирив городскую суету. Для генеральных менеджеров, впрочем, время суток — штука относительная. То кубковый матч завершится за полночь, то переговоры затянутся, то журналисты в вечернем сумраке возникнут.

 Вайсфельд, всегда доступный для СМИ, вдруг на полгода исчез из медиапространства. Рассказывали, что причиной тому президент «Салавата» Сергей Молчанов. Того якобы насторожили высказывания генменеджера о методах селекционной политики СКА. Опасаясь немилости могущественных начальников питерского хоккейного клуба, тот на всякий случай запретил своему подчиненному общаться с прессой — «как бы чего не вышло». Заговорить Вайсфельд решил синхронно разговорам об уходе Молчанова из «Салавата»…

 — Да нет, никто мне не запрещал, — напористо-ироничная интонация Вайсфельда неповторима.

— Просто президенту клуба не понравилось одно мое интервью, на мой взгляд, абсолютно нейтральное, а я очень щепетильно к этому отношусь. Подумал: «Кто знает, что в следующий раз не понравится…» — и взял обет молчания. Это же работодатели…

 На клубную кухню былой арбитр вернулся шесть лет назад после небольшого вынужденного отпуска, который коротал за гарнитурой телекомментатора. За короткое время сначала в Новокузнецке, затем в Екатеринбурге он сколотил команды, становившиеся открытием чемпионатов. Но даже сделавшись серьезным клубным начальником в такой структуре, как «Салават», Вайсфельд не стал душить в себе талант шикарного рассказчика.

 Его можно слушать часами. Наш диктофон, в частности, выдохнул лишь спустя 139 минут после включения.

 «Автомобилист» с карбоновой крышей

 — Шуми Бабаев уверял нас, что возьмет трубку даже в три ночи. А вы?

— Я тоже. Мой телефон выключается только в полете. Раз человек восьми утра не дождался, значит, ему очень нужно. Но в это время в основном наши «буржуи» звонят.

 — Вы об энхаэловцах?

— Об агентах, живущих в Северной Америке. Только по голосу вспоминают о существовании другого полушария. «Ой, ты спишь?..» — «Уже нет». Поздние звонки в клубах — это нормально. Я, например, если очень нужно, могу ночью позвонить видеооператору: «Пришли фрагмент». Он пришлет без возмущений.

 — Вы однажды порадовали историей про игрока «Кузни», у которого имелись три джипа, кошка, но жил он при этом в съемной квартире.

— Было такое.

 — В связи с этим вопрос: многие хоккеисты не умеют распоряжаться большими деньгами?

— Таких, как тот, — меньшинство. В основном ребята грамотно вкладываются. Если агент хороший, тоже подскажет.

 — Куда обычно несут?

— Раньше — в недвижимость. Теперь не знаю, насколько это актуально. Кто-то «пифы» выбирает.

 — Паевые инвестиционные фонды.

— Нынче парни продвинутые. Хотя кто-то с первых нормальных денег банально «Мерседес» покупает. В Екатеринбурге был игрок уровня КХЛ/МХЛ. Ему навалили, он тут же взял BMW Х6 с карбоновой крышей.

 — Губа не дура.

— Я тоже подумал: «Ничего себе!» Я к подобным вещам в исполнении молодых отношусь настороженно.

 — С любителем карбона отношения сложились?

— А при нас его в «Автомобилисте» уже не было.

Вайс2

 — Лихо…

— Нет, он до нашего прихода ушел. Если мне не нравятся такие вещи, это не значит, что такого человека я выкину из команды.

 Разложил на столе доллары, жена глаза округлила: «Что это?»

 — На чем сам генменеджер «Салавата» ездит?

— На «Рендж Ровер».

 — Неплохо.

— У меня всегда были машины дороже, чем я могу себе позволить.

— Любопытная позиция для взрослого человека.

— Что есть, то есть. Тратил деньги на понравившийся автомобиль, даже если приходилось ущемлять себя в чем-то другом.

 — Популярная в последние годы позиция, порожденная автокредитами.

— Я свой первый автомобиль купил, отсудив чемпионат Европы. Разложил дома на столе полученные деньги, жена глаза округлила: «Что это?» «Доллары…» — отвечаю.

 — Тогда их немногие видели.

— А тем более держали в руках. «Ой, они такие, да? — жена перебирала купюры. — И что ты с ними делать будешь?»

 — Что сделали?

— Купил машину — «Москвич 412».

 — Прямо как герой «Бриллиантовой руки» — новую модель.

— Более того: «сельский» вариант — с рессорами. Сумасшедший агрегат. За четыреста долларов взял, трехлетним. Но отъездил недолго.

 — Рессоры сломались?

— Просто машины часто менял. Когда судил за границей, обратно зачастую своим ходом добирался — на купленном там авто. Ездил полгода и продавал.

 — Максим Сушинский, в свое время гонявший машины из разных стран, в итоге открыл автосалон…

— Я не зарабатывал на этом. Разве что немного экономил. Дело мне не раз предлагали открыть, не только автосалоны.

 — Почему не решились?

— Есть такая фраза: «Если одной рукой вы ведете машину, а второй обнимаете блондинку, значит, плохо делаете и то и другое». То есть серьезно заниматься можно чем-то одним. Вторым может быть только хобби.

 Преподаватель физкультуры, тренер по хоккею

 — С хоккеем вас отец породнил?

— Да, привел в школу московского «Спартака». Мы жили рядом с Ширяевым полем — на расстоянии шести трамвайных остановок от «Сокольников». Вопроса выбора команды не стояло. Отец сам играл в хоккей и футбол — на любительском уровне, но с душой. Мне, кстати, передалось его отношение.

 — Как, наверное, и коньки с клюшками передавались — они тогда дефицитом были.

— С коньками, да, серьезная проблема имелась. Только большие размеры можно было отыскать. Находили, допустим, «гаги» 38-го размера, а у ребенка 34-й… Пока нога дорастала, играли в шерстяных носках. Порой по четыре пары натягивали.

 — Но до «основы» «Спартака» вы так и не дотянули…

— Нет. В НХЛ тогда никто не уезжал, клубную прописку тоже редко меняли — текучка состава минимальная. Молодым это, конечно, большие сложности доставляло. Люди по пятнадцать лет за команду выступали, колом не вышибешь. А тем более тот «Спартак» с Шалимовым, Якушевым, Шадриным…

 — Серьезная компания, не поспоришь.

— Простой вызов на общую тренировку с ними для любого из нашей «молодежки» был целым событием. Две недели потом обсуждали.

 — Каким был хоккеист Вайсфельд?

— Большой —187 см. Имелись вес, катание… Центрфорварда играл, но понимал, что далек от звездного уровня. Возможно, через три-пять лет с такими данными я бы попал в первую лигу, но…

 — Тянуть не стали…

— Все заканчивали в тридцать, и на этой отметке пришлось бы вновь искать работу. Рассудил, что не стоит терять время, тем более что я уже учился в ГЦОЛИФКе.

 — Государственный центральный ордена Ленина институт физической культуры.

— Будучи студентом первого и второго курсов играл за «молодежку». Дальше возникла дилемма: если в главную команду не брали, нужно в первую/вторую лигу ехать, — а это чревато службой в армии. Второй вариант — продолжать учиться.

 — Что предпочтительнее.

— Вот я и выбрал кафедру хоккея. Так что я дипломированный преподаватель физкультуры, тренер по хоккею.

 Гретцки за 110 рублей

 — С диплома часто пыль сдуваете?

— Только когда на новую работу устраиваюсь.

 — У человека с таким именем просят диплом?

— Начальнику отдела кадров не важно, кто я такой. Написано, что генеральному менеджеру при трудоустройстве нужен документ о высшем образовании, — значит, нужен. У меня диплом кандидата наук.

 — А где прошла тонкая грань перехода учителя физкультуры на служение хоккейной Фемиде?

— История витиеватая. Я работал в «Крыльях», 1970 год рождения тренировал: Виктор Гордиюк, Дима Ерофеев… Отец одного из мальчиков, общественник, судейством занимавшийся, как-то говорит: «Турнир надо отсудить, а у нас народу не хватает».

 — Вот он, поворотный момент судьбы?..

— Нет, я общественнику отказал. «Как команда без меня? — говорю. — Могу более интересную кандидатуру предложить: Шамиль Шакиров, мой друг, он сейчас без работы сидит».

 — Шакиров потом много лет судил.

— Вплоть до Олимпийских игр, на всякий случай. А я желанием не горел. Только спустя три года впервые за свисток взялся.

 — Что три года делали?

— Работал в СДЮШОР «Крылья Советов». Когда срок обучения в институте подходил к концу, меня хотели оставить на кафедре, но ставок преподавателя не было. «Возьмем старшим лаборантом», — предложили. Альтернатива не устроила, и я пошел работать в «Крылья».

 — Тренером?

— Фактически да, но получал ставку инструктора.

 — Как-то у вас не заладилось со ставками…

— Подвох еще в чем?.. Если тренер подготовит хорошего хоккеиста, у него повышается категория и, соответственно, оклад. А у инструктора четкая ставка — 110 рублей. Больше получить нереально. Даже если Уэйна Гретцки воспитаешь.

 — Воспитать Уэйна Гретцки за 110 рублей — только в Союзе такое возможно.

— Кушать тем не менее хотелось. Поэтому, когда в институте предложили открывшуюся ставку преподавателя, я пошел на разговор к Игорю Дмитриеву.

 — Тогдашнему главному тренеру «Крыльев».

— Игорь Ефимович неделю думал, но не надумал: «Ставки тренера пока нет. Возможно, появится через месяц…» «А возможно, через год… — размышляю про себя. — Институт тоже ждать не будет».

 — Ушли, в общем.

— Институт ведь чем еще хорош — там график щадящий. Провел занятие — и три-четыре часа свободен. А когда узнал, что в силе предложение «общественника» о судействе, решил попробовать.

 В Первую лигу не пустили, во вторую не рекомендовали

 — С первенства Москвы начали?

— С низов все начинают. Отсудил хорошо уровень — тебя поднимают на ступень. Шаг за шагом одни до Олимпийских игр доходят, а другие так и остаются на уровне «Золотой шайбы». Я за пять лет до чемпионата России дорос.

 — Оперативно.

— В судействе сложная схема карь­ерного роста. Сначала проходишь все ступеньки лайнсменом, потом главным. Перескочить с одного на другое нереально.

 — Вы умудрились.

— Сначала мне говорили: «Ты большой, высокий, сможешь драки разнимать — будешь линейным». Я разнимал, меня подбадривали: «Скоро в международники выбьешься!» Но мне это было не по душе: «Посмотрите меня на главного, не хочу быть лайнсменом».

 — Смело.

— До меня этот вопрос ребром никто не ставил. Но если не нравится, зачем мучиться? «Не получится главным, — говорю, — займусь чем-нибудь другим».

 — Заниматься другим не пришлось.

— Мне дали матч «молодежек» ЦСКА и Ярославля. На стадионе комиссия ветеранов судейского корпуса — человек 8—12. После игры чуть ли не до драки спорят в коридоре. Иду мимо, в судейскую — замолкают. Прошел чуть дальше — опять завелись.

 — О чем спорили?

— Я с этим же вопросом на следующий день к Алексею Изместьеву.

 — Он сейчас в Федерации хоккея Московской области работает.

— А тогда мы вместе трудились в институте, и параллельно он судил по высшей лиге. «Одни были уверены, — объяснял Изместьев, — что тебя надо сразу на первую лигу назначать. Другие — что необходим опыт второй».

 — Чья взяла?

— Ни чья. Меня рекомендовали к работе в первой лиге, но члены комиссии решили уточнить: «Что судил Вайсфельд?» Им отвечают: «Ничего». В итоге в первую лигу меня не пустили, во вторую не рекомендовали. Весь следующий год я опять судил первенство водокачки.

 — Как это по-нашему…

— На следующий год опять слышу — из-за меня ругань. Тут уже остановился. «Буду, — говорю, — вторую лигу судить, а то вы опять меня потеряете».

 — Обошлось?

— Да. К тому же вторую лигу я судил недолго — матчей пять от силы. В тридцать лет был самым молодым в турнире. Моим помощникам — по сорок — сорок пять.

 — Ярко.

— Приезжаем куда-то, люди подходят: «А где ваш главный?» В лицо немногие знали.

 На прием к Пугину

 — Как главный судья сколько получали?

— Пятьдесят рублей за игру в высшей лиге.

 — Почти половину месячного оклада старшего преподавателя Института физкультуры.

— Ага, за два часа на льду, напомню! В месяц семь-восемь встреч обслуживал — больше всех, кстати. Обычно арбитры по четыре-пять назначений получали.

 — Неординарные матчи случались?

— Вот вам одна из самых ярких историй в моей карьере. Отсудил первый круг плей-офф. Наум Резников, царствие ему небесное, говорит: «Второй ты не судишь».

 — Он тогда судейской коллегией руководил.

— Да. Приезжаю домой — звонок, его голос: «Завтра в Нижнем работаешь». Смотрю на часы — 22.00: «Наум Лазаревич, мне уже не уехать». Он в ответ: «Телефон не занимай!»

 — Интригующе…

— Через два часа перезванивает: «В шесть утра за тобой придет машина». Я пошел собирать форму…

 — По какому поводу аврал?

— В Нижнем — дикий скандал! В серии с «Трактором» жутко не понравилась работа Александра Балина из Екатеринбурга. Встали в позу: «Нужен другой судья!»

 — Которому пришлись просыпаться очень рано…

— В шесть утра черная «Волга» ждала напротив подъезда. За рулем водитель, на заднем сиденье человек в костюме. Галстук, на лацкане пиджака — значок…

 — Статусный, видимо.

— А я в тренировочном костюме, кроссовках. Оделся, чтобы удобно было ехать. Едем, молчим, столбы за окном мелькают… Водитель выворачивает на сплошную, втопил, стрелка до 130 упала.

 — Один из нас «Жигуль» эксперимента ради как-то разогнал до170 км/ч— это реально страшно.

— Тогда вы меня поймете. Скорость высокая, но не запредельная, а ощущение, что взлетаем!

 — Любимый отечественный автопром.

— «А если ГАИ?» — поворачиваюсь к человеку со значком. Тот невозмутим: «У нас без права проверки документов».

 — Кто сидел рядом?

— Как зовут, я не узнал, но это был руководитель представительства ГАЗа в Москве.

 — Уровень!

— Он, наверное, даже не представлял, что это за персонаж в кроссовках рядом с ним, которого нужно было доставить в Нижний. На подъезде к городу говорю: «Мне срочно нужна кассета со вчерашней игрой — понять, что там произошло». Человек не согласен: «Едем к Пугину».

 — Бывшему министру автомобильной промышленности СССР?

— Ага. В тот момент он был президентом ГАЗа.

 — Эко вас хоккейная занесла…

— Вот и я говорю: «Не поеду: я в трениках, небритый». Человек непреклонен: «Мне велено».

 — Исполнительный.

— Привозят к Пугину. В приемной по десять человек с каждой стороны стоят по стойке смирно. Появляется Николай Андреевич, болельщик сумасшедший. «Леонид! — возмущается. — Вы знаете, вчера этот свистит, а тот бежит, а этот ему не дает… Как так можно? Это же безобразие!»

 — Это он про наш автопром?

— Я тоже мало что понял. Только Пугин уходит, на меня надвигается свита: «Сегодня будет как вчера?» «Сегодня будет хуже!» — отвечаю. Они глаза вылупили: кого им привезли?

 — Дерзко.

— Наконец доезжаю до базы. Снятый с игры Балин вскакивает: «Леня, слава богу! Никто не хотел судить эту игру». «Да что там такое?» — «Там убийство!» — у Балина аж глаз задергался. За два часа до матча я наконец нашел кассету, стал смотреть.

 — Что увидели?

— А ничего особенного. Просто после каждого удаления игроки стали «пихать» арбитру. Мне достался третий матч серии.

 — Решающий.

— Играли до двух побед, счет был равным: 1—1. Под конец игры удаляю Гомоляко. Подъезжаю к судейскому столику и периферическим зрением чувствую, как Сергей целится в меня клюшкой — в городки решил поиграть. Успеваю наклониться, клюшка пролетает выше и врезается в борт. Решение очевидное: Гомоляко — до конца. Честно, не помню, кто выиграл тогда…

 — «Торпедо» — 4:2, а серию 2—1.

— После матча кладу рапорт на подпись Роберту Черенкову, он тогда РХЛ руководил. Смотрю: «Гомоляко наказан на 1 млн рублей». До деноминации смешная сумма.

 — Что-то около нынешней тыщи.

— Да за такие деньги я бы и сам в кого-нибудь клюшку метнул.

 — Повезло Гомоляко с «распродажей».

— Сейчас мы, кстати, в отличных отношениях с Сергеем. Могли даже поработать вместе, но не срослось.

 Подписал контракт с «Торонто» и сразу стал «миллионером»

 — Немногие арбитры, заканчивая карьеру, становятся скаутами, а вы ведь были скаутом еще когда судили…

— Просто из всего судейского корпуса страны только мы с Костей Комиссаровым знали английский. На чемпионате Европы подходит человек: «Леонид, я три слова по-русски знаю: “два“, “большой“, “водка“».

Вайс

 — Обычно иностранцы другие слова воспроизводят.

— Посмеялись, дальше серьезно. «Нам, — говорит, — нужен человек в России, который работает в хоккее и говорит по-английски». Я напрягся: «Время сложное. Может, они меня в шпионы вербуют».

 — Романтика…

— Через две недели звонок: «Это Андрес Хедберг». «Кто?!» — я подскочил. Хедберг для меня по тем временам был как Борис Ельцин — не меньше.

 — Этот швед 22 сезона в НХЛ проработал скаутом — «Рейнджерс», «Торонто», «Оттава»…

— Причем одним из лучших скаутов. Я был в шоке. «Через неделю я прилетаю в Москву, — продолжает Хедберг. — Тебе удобно будет встретиться?» «Мне? Удобно? — думаю. — Да я в любое время дня и ночи на такую встречу сорвусь!» Он меня еще фразой повеселил: «Я-то тебя узнаю, а ты меня?»

 — Не разминулись в итоге.

— Диалог проходил в форме собеседования в ресторане. Андрес спрашивает: «Леонид, кто сейчас самый сильный российский игрок?» «Павел Буре», — отвечаю. Шел 1990 год… «А еще?» — «Каспарайтис». Смотрю, у него глаза расширились.

 — Повар с перцем переборщил?

— Мы еще ничего не заказали. Он откашлялся. «Каспарайтис, — говорит,— в рейтинге Europe Sport Service стоит первым номером».

 — Удивили видавшего виды.

— А я как ни в чем не бывало продолжаю: «Дарюс — отличный защитник, но мне больше Борис Миронов нравится». Хедберг опять замер: «Как интересно… Мне тоже…» Только затем отложили бумаги и решили что-то заказать.

 — Удачно поужинали?

— Неплохо. Я подписал контракт с «Торонто» и сразу стал «миллионером». Мне платили пять тысяч долларов в год плюс суточные.

 — По тем временам — благодать.

 — Эти деньги дали чувство свободы в основной работе. Понимал, что, если завтра «попросят» из судейства, финансово это не станет критично для семьи. Не напрягался по пустякам, вел себя более раскованно.

 — Например?

 — Мог перед игрой зайти в судейскую, взять составы команд.

 — А что в этом такого?

— Это сейчас ничего — они перед матчем в каждом пресс-центре стопками лежат. А тогда их нужно было клянчить. Максимум позволялось — переписать.

 — Какие интересные времена мы упустили в хоккее.

— Тогда многие арбитры подрабатывали на стороне. А поскольку не каждый руководитель отпустит человека судить матч, старались выбирать работы вроде электрика — со свободным более-менее графиком.

 Думаю: «Кудашов звездняк поймал» — но тут на нас несется три десятка фанатов

 — «Торонто», наверное, после такого космосом показался…

— Именно! Другая планета! Как-то стою у раздевалки в «Мейпл Лифз Гарден». При входе — охрана. Только хочу объяснить, кто я такой, они мне знаком показывают — проходи. Всех осматривают, меня даже не попытались.

 — Приятно.

— Дальше — больше. Подходит журналист: «Можно записать с вами интервью? Только я русский плохо знаю. Разрешите, я буду спрашивать на русском, а вы отвечать на английском?» «Нет проблем, — говорю. — Но вы ничего не перепутали? Уверены, что вам нужен именно я, Леонид Вайсфельд?»

 — Не ошибся?

— «Вы ведь европейский скаут «Торонто»?» — уточнил он. «Да», — киваю, а сам недоумеваю: «Откуда он знает?!»

 — Хоккейный город хоккейной страны…

— У них в плане освещения жизни команды все на сумасшедший уровень выведено. На обычную тренировку 10—12 камер съезжаются, еще 15—20 пишущих журналистов. Причем камеры даже не увозят.

 — Оставляют на стадионе?

— Да, в специальной комнате. На следующий день новая тренировка — чего туда-сюда таскать?

 — Как можно делать интересные репортажи, освещая каждую тренировку?

— Я с тем же вопросом к Кудашову — он в тот момент пытался закрепиться в «основе» «Торонто». Алексей ухмыльнулся: «Гилмор, — пишут, — на утренней раскатке прошел по флангу, бросил и попал в штангу — наш бомбардир не в лучшей форме…»

 — Смешно.

— Из двадцати страниц общественно-политической Toronto Sun шесть были о хоккее. Каждого игрока по косточкам разбирали. С тем же Кудашовым случай был. После тренировки он предложил поужинать. «Только, — говорит, — как выйдем из дворца — бегом в машину!»

 — Почему бегом?

— «Фанаты, — объясняет, — прохода не дадут просьбами об автографах». Я про себя: «Ничего себе парень звездняк поймал! Да кому это нужно?»

 — Заблуждались?

— Еще как! Только выходим, он выдыхает: «Не успели…» На нас неслась толпа из трех десятков человек. Кудашов каждому подписал карточки, форму. Они на него такими влюбленными глазами смотрели.

 — У нас немногие знают, кто во втором звене играет.

— Я там не уставал удивляться. Как-то вечером зашли с Колей Антроповым в раздевалку. Темнота… Только фамилии игроков горят: над каждым шкафчиком специальная подсветка. Очень красиво. Причем раздевалка в форме ромба.

 — Нетипично.

— Чтобы каждый вне зависимости от места мог видеть глаза любого из партнеров. «Мы идем в бой, — объясняли, — и должны видеть настрой товарища».

 — Ух как…

— В НХЛ большое внимание личностным качествам уделяется. Нам в Союзе постоянно внушали, что все эти западники — алчные капиталисты. Что для них главное деньги и ничего больше.

 — Врали нам в очередной раз?

— Я задавал вопрос: «Какая разница, что он за человек, если играет хорошо?» На меня недоуменно смотрели: «А коллектив, Леонид? Мы должны понимать, как он будет вести себя в коллективе!»

 — Вот почему Радулова в НХЛ долго никто подписать не решался.

— Прежде чем оформить договор, там узнают все: как он с друзьями себя ведет, как к бабушке своей относится, не обижает ли кошек, кормит ли голубей. Меня это действительно впечатлило.

 Как Федоров не перешел в «Торонто»

 — Российская колония «Торонто» при вас формировалась?

 — Сергея Березина, Николая Борщевского, Николая Антропова, Даниила Маркова я драфтовал. Насчет Саши Карповцева, царствие ему небесное, со мной консультировались перед обменом из «Рейнджерс». Диму Юшкевича взяли из «Филадельфии». Ну а Дмитрий Миронов был, кажется, российским первопроходцем «Торонто». А первым выходцем из СССР в истории клуба стал киевлянин Александр Годынюк.

 — При том что владелец «Мейпл Лифс» Гарольд Баллард за несколько лет до этого был категоричен: «Русских в моей команде не будет никогда!»

— Рассказывали историю. Ему говорят: «В четвертом раунде мы можем взять Сергея Федорова. Это восходящая звезда мирового хоккея! Давайте сделаем исключение?»

 — В четвертом раунде драфта-1989 «Торонто» под 66-м номером взял американца Мэтта Мартина, чья карьера в НХЛ составила 76 матчей. Федорова «Детройт» взял 74-м.

— Все потому, что позиция Балларда была такова: «В команде не должно быть русских, негров и индейцев».

 — Толерантно.

 — Годынюк и Миронов появились уже после его смерти.

 — Скаутом, однако, вы недолго пробыли…

— Я балдел от скаутинга, но был момент: мне хотелось принимать решения, а я ограничивался лишь консультациями. Последнее слово оставалось за генменеджером.

 — В клубах НХЛ на них многое завязано, если не все.

— Только этим роль скаута меня не устраивала. Говорю, например: «Это игрок первого раунда». Мне отвечают: «Пятого!» На драфте-1994 настаиваю: «Берем Королюка!» Отвечают: «Он маленький и плохо катается».

 — Королюк плохо катается?..

— «Не волнуйся, — успокаивали меня, — мы его в шестом заберем».

 — Его и взяли в шестом, только в «Сан-Хосе».

— Костя Крылов, питерский скаут, с которым мы друг у друга воровали игроков, работал на «Шаркс» и момента не упустил. Хедберг через год подходит: «Знаешь, кто стал лучшим снайпером МЧМ-1995? Королюк! Я ошибся, ты был прав…»

 — Не прошло и нескольких лет, а уже Хедберг кается перед Вайсфельдом.

— Тем не менее мне хотелось принимать решения. Стать генменеджером в НХЛ — нереально, а в России еще никто не понимал, в чем их роль.

 — До сих пор, кажется, не все понимают.

— Сейчас получше. А раньше они и билетами занимались, чуть ли не коньки точили. Я же знал специфику и стал одним из первых генеральных менеджеров страны. Николая Соловьева, например, в Новокузнецк впервые я привез.

 «О, Вайсфельд на трибуне! Михайлов хоккей не увидит»

 — С телевидением как судьба связала?

— На чемпионате мира, по-моему, 1996 года я был резервным судьей финала. Сергей Ческидов предложил прокомментировать этот матч. «Я же резервный!» — возражаю. «Ну ты один период посиди». Начинается игра, он расспрашивает: «Правда ли, что это так?» «Нет, эдак», — говорю. «А вот это, — продолжает он, — белое?» «Нет, — отвечаю, — черное».

 — Вредничали, в общем.

— Да, говорил все наперекор. Когда проанализировал эфир, подумал, что меня больше никуда не позовут.

 — Ошиблись.

— Позвонили, когда я из «Кузни» в «Ладу» перешел: «Леня, поехали на чемпионат мира комментатором». В Тольятти были не против: «Все равно едешь игроков смотреть». Второй раз пригласили в 2009 году, после «Атланта» — год отработал на «России 2».

 — Ваш уход, помнится, сопровождался множеством «недовольных» заметок в СМИ, одна из которых называлась «Спасти комментатора Вайсфельда».

— Фокус в том, что я никогда комментирование не воспринимал серьезно. Вот Сергей Гимаев тащится от процесса. Мне кажется, если ему не будут за это платить, а наоборот, брать с него деньги — он заплатит.

 — Сергей Наильевич — человек заводной.

— Был случай. Прихожу на игру, сажусь рядом с Борисом Михайловым. Гимаев комментирует. Камера выхватывает нас с Борисом Петровичем, Наилич моментально: «О, Вайсфельд на трибуне! Михайлов хоккей не увидит».

 — Мило.

— Я это в записи уже услышал, хохотнул. Для меня нет разницы, с трибун смотреть или из комментаторской.

 — Из комментаторской еще и деньги платят.

— Смешные только. Для сравнения, видеогол-судья получал пять тысяч рублей за матч, комментатор — четыре.

 — Поверьте, в журналистике это не самая плохая сумма.

— Благо я на них не жил. Но ваша профессия имеет свои преимущества. В 2010 году я, например, съездил на Олимпиаду. Еще и суточные получил.

 — Эдакий тур с доплатой туристу…

— Более того: у «России 2» в Ванкувере была отличная позиция. Скажи мне: «Выбери любое кресло на стадионе» — я бы сел именно туда. Во время финала вообще красота. Подсел к Гимаеву со Скворцовым, надел наушники — с лучших мест смотрю главный матч турнира, США — Канада, о действиях которых мне в Северной Америке на русском языке вживую рассказывают одни из лучших комментаторов России.

Авторы: Даниил Ратников, Николя Муньешули

Оригинал: Спорт День за Днем

Главное фото: Андрей Холмов, photo.khl.ru