33 мин.

«В 21 я слишком много пил и бегал за женщинами. Уверен, мне это даже помогло». Эйври – в чемпионском «Детройте»

293

От редакции Sports.ru: вы находитесь в блоге Hockey Books, который полностью перевел огненную автобиографию Фила Эспозито, а теперь открывает для вас новую книгу – знаменитого провокатора Шона Эйври. И там тоже жара! Поддержите авторов плюсами, подписками и комментариями, чтобы интересные переводы чаще появлялись на Трибуне и в вашей ленте.

Сегодня перед вами роскошная глава из автобиографии Шона Эйври в соавторстве с Майклом Маккинли. Мы привыкли вспоминать про старину Шона в контексте правила, названного в его честь, отжиманий на льду и, конечно же, «sloppy seconds». Все это обязательно будет дальше, но в пятой главе Эйври вспоминает свой единственный победный сезон – вы уже, поди, и забыли, что он был в чемпионском «Детройте» в 2002-м (правда, в плей-офф ни разу не сыграл)?

Здесь и «пучеглазый» Барри Смит, и хитрый Боб Хартли, решивший замерить клюшку Доминика Гашека (неудачно), и король вечеринок Крис Челиос, и подправления Томаса Хольмстрема, и правила этикета от Бретта Халла – все на месте.

Отдельно хочется поблагодарить всех, кто поддержал блог рублем. Нам такое внимание очень приятно. Честно. Лично меня такие жесты радуют больше зарплаты. Тем более ее сейчас нет.

Спасибо всем! Читайте дальше много букв, а я пойду дальше книжки переводить.

Глава 5. Чемпионский сезон

«Детройт» тренировал, безусловно, величайший наставник в истории хоккея. Я никогда не встречал людей, подобных Скотти Боумэну. Как-то в середине сезона я пошел c ним и Крисом Челиосом в парилку, и это было очень странное мероприятие.

Мы с Чели остались покататься после тренировки, потому что во время сезона он не работал с весами – только катался и крутил педали. Многие ребята не работают с весами – Шенни приходил в качалку, только если был на что-то рассержен, да и вообще, мне кажется, по сравнению с другими энхаэловцами он толком не посещал зал. Но ему это и не требовалось, на самом деле. А вот Чели было не согнать с велотренажера. Он так часто крутил педали, что мог под землю уйти.

В теле хоккеиста (а у Челиоса оно было идеальным) главное – это ноги. Все, что выше пояса, может варьироваться: от кубиков пресса, как у Челиоса, до телосложения сантехника. Само собой, у хоккеистов тощие икры, но на высоком уровне не обойтись без ляжек толщиной с древесный ствол и нереально накачанной задницы. Нормальный хоккеист со своей задницей и ляжками ни за что не влезет в обычную одежду. Я своими глазами видел, как некоторые ребята прыгали с места вверх на полтора метра, а для этого нужна нереальная сила.

У Зигги Палфи было худшее тело среди всех хоккеистов, что мне доводилось видеть. У него грудь чуть ли не в обратную сторону была выгнута. Было такое ощущение, что у него там вообще нет ни одной мышцы. Да и руки у него были маленькие и тощие. Но от коленей до пояса у него были не бедра, а торпеды.

Так вот, Чели врубил «поездку сквозь песчаную бурю». Так он называл упражнение, когда приносил велотренажер в сауну и крутил на нем педали до одурения, чтобы выгнать из тела все токсины до последней капли. В парилке уже за 42 градуса, иногда доходит до 46, а этот зверь все херачит и херачит. И тут в сауну заглянул Скотти. И ни с того ни с сего начал изучать Шона Эйври.

Он расспрашивал, где работают мои родители (мама работала на правительство Канады и занималась помощью иммигрантам, а отец учил детей с ограниченными возможностями), где я вырос и как люблю проводить свободное время. Я не мог ответить на этот вопрос честно, не заляпав при этом репутацию Чели, хотя, кажется, Боумэн и так знал, что его защитник, выигравший три раза «Норрис Трофи», по совместительству еще и суперзвезда разврата. Чели вообще без вариантов главный хардкорщик, которого мне доводилось встречать на этой планете. До сих пор. А мне доводилось видеть немало жестких чуваков.

Крис Челиос на своем знаменитом велотренажере в сауне

Бывали времена, когда я сидел у Чели в баре в полчетвертого утра после знатной попойки, а он закрывал кассу. Он пересчитывал забитые наличкой обувные коробки, а потом грузил их в багажник. У Чели в сауне «Ред Уингс» даже был установлен городской телефон, чтобы в случае чего Бульдог (менеджер его бара) мог с ним срочно связаться. 

Выручку из бара он отдавал своей жене, чтобы она занималась домом и кормила детей. Как бы поздно ни было, и сколько бы мы ни выпили, Чели садился за руль и ехал домой. Если он приезжал раньше четырех утра, то мы сидели около дома и чего-то ждали. Когда я спросил, чего же мы ждем, он ответил: «Если я приеду домой раньше четырех, Трэйси подумает, что я ей изменял».

Как я уже говорил, хоккеисты – заложники своих привычек. Поэтому после загула Чели всегда приезжал домой в одно и то же время, а следующим утром обязательно ехал на тренировку, где выжимал из себя все соки, или же отвозил кого-то из своих четырех детей в спортивную секцию. Он всегда приходил на каток первым и уходил оттуда последним. Он в жизни не провалил ни одного матча из-за похмелья или недомогания.

Я считал Чели богом. Поверьте, подобное идолопоклонничество в НХЛ быстро улетучивается, когда проведешь с этими ребятами бок о бок полгода или больше, если далеко зайдешь в плей-офф. Мало кто мог поспевать за Чели, которому тогда было 39 лет. Мне это удавалось. Отчасти потому, что мне был 21 год, но также и потому, что у меня есть ген «идти до конца».

В «Детройте» меня научили, что быть профи – это прежде всего уметь выкладываться по полной на льду и за его пределами, и при этом держать все под контролем. Кто-то может тусить всю ночь, а на следующий день еще больше выложиться на площадке. А кому-то надо спать по 10 часов и есть пять раз в день. Но это история не про меня. И не про Чели.

Вообще я считаю, что самоуверенность может пойти как на пользу, так и во вред, и это надо контролировать. Правда, в 21 год я себя толком не сдерживал. Я слишком много пил, слишком часто сидел в барах до пяти утра и слишком много бегал за женщинами, после чего пытался добраться до тренировки и играть на уровне НХЛ. 

Но, знаете, вся эта вакханалия делала меня злее на льду. Уверен, мне это даже помогло. Я взял пример с Чели и делал все для того, чтобы никто не узнал, что у меня похмелье или что-то болит (уверен, не всегда удачно). Тот Шон Эйври, которого, как вам кажется, вы знаете, появился именно тогда. Он родился из моего желания преуспеть в лиге, а также того факта, что иногда я чувствовал себя как говно.

* * *

Я начал находить взаимопонимание со своими партнерами по тройке Бойдом Девро и Томасом Хольмстремом. Хомер был очень похож на своего лучшего друга Ника Лидстрема, только он жестче и играл попроще. Некоторые люди считают, что профессиональные спортсмены дружат только потому, что играют за одну команду, но на самом деле тут значительно больше причин.

Ты разделяешь с партнерами победы, поражения, травмы, полуночные загулы и ранние подъемы, и они становятся тебе как братья. Понятное дело, иногда кто-то из этих братьев тебя безумно бесит. Иногда в этой роли оказываюсь я сам. Но это все равно настоящая дружба.

Хольмстрем веселый и жизнерадостный парень. Он потрясающий партнер и отличный игрок, все его любили. Хомер играл клюшкой без загиба – я таких больше ни у кого не видел. Мне вообще казалось, что у него крюк был немного вогнут в обратную сторону – по крайней мере, это могло бы объяснить его нереальный талант подправлять шайбы в ворота. Кроме того, он обладал парой самых быстрых рук, каких я когда-либо видел. Хомер забросил 243 шайбы в регулярных чемпионатах и еще 46 в плей-офф. Он отыграл 15 сезонов в НХЛ.

Томас Холмстрем и Хенрик Зеттерберг

Бойд – интересный парень. Это центральный нападающий, родившийся в маленьком городке в Онтарио примерно в двух часах езды на запад от Торонто. Он один из самых больших меломанов, которых мне доводилось встречать. Он старался не пропускать ни одного концерта, а больше всего ему нравился Леонард Коэн. Бойд Девро — добрый и классный парень, который мог и дунуть под Боба Марли, чтобы еще больше насладиться музыкой.

Бойд — реально один из самых классных чуваков, которых я встречал. У него была красивая жена Леа, которая не пыталась подстроиться под классические каноны жены энхаэловца. Кому-то она могла показаться ворчливой, но сейчас мне кажется, что она была значительно умнее большинства жен игроков НХЛ, и при этом не питала никакого интереса к «игре», заключавшейся в том, чтобы не делать, не говорить и даже не думать ничего, что может бросить тень на мужа или его команду. Это все равно что быть женой политика, с той лишь разницей, что тут твоего мужа могут вышвырнуть на улицу не избиратели, а руководство.

Бойд много рассказывал мне про музыку. Он даже подсадил меня на Dashboard Confessional и Sparta. Вторая группа из Техаса – ряд ее музыкантов раньше выступал в составе At The Drive-In. Я сходил на концерт Sparta в Детройте. Меня поразило, что они ездили по всей стране на раздолбанном фургончике. Профессиональные спортсмены, выступающие в четырех ведущих лигах (имеются ввиду четыре ведущие спортивные лиги Северной Америки: НФЛ, МЛБ, НБА и НХЛ – прим. пер.), не понимают своего счастья. Большинство рок-звезд живет менее сытой жизнью, чем игроки НХЛ.

Помимо прочего я познакомился с девчонками из футбольной команды местного колледжа. Я ходил пару раз на их вечеринки в кампусе и в общаге. Было здорово, хоть я немного и стеснялся, что так и не закончил школу. Не то чтобы я чувствовал себя тупым, просто я лишился достаточно важной части жизни. Именно поэтому меня так и тянет ко всему новому. Поэтому я и задаю столько вопросов.

Я не собирался поступать в университет или ходить на какие-то занятия, но мне было любопытно, как живут студенты колледжа Оукленда. Я встречался с ними в каком-нибудь баре в Роял Оук (это район Детройта, где тусуют многие студенты), а потом они приглашали меня к себе в общагу. Это была возможность провести время со своими сверстниками и сверстницами. Они расспрашивали меня про НХЛ, а я их — про колледж. Мы были обычными 21-летними ребятами.

Одна из местных девушек работала бартендером в заведении «У Рика» в городке Энн Арбор, где выступала студенческая команда «Вулверинс» из университета Мичиган. Big Blue (прозвище спортивных команд упомянутого университета – прим. пер.) – это религия штата (впрочем, если вы учились в университете штата Мичиган, то у вас была своя футбольно-баскетбольная религия).

Поэтому я как-то приехал в Энн Арбор, чтобы посмотреть матч студенческого футбольного чемпионата. Компанию мне составили могучий Крис Челиос и тихоня, которому предстояло в будущем стать суперзвездой, Хенрик Зеттерберг (типа: поехали учить шведа американской культуре). Стоит ли говорить, что денек выдался длинным? Чели, как я уже говорил, готов к социальным марафонам, даже если спал всего пару часов. Народу там было дохерища: больше 100 тысяч болельщиков! Потом мы пошли к «Рику» и стали пить шотами текилу, подававшуюся из фантастической ледяной скульптуры, которая была точь-в-точь как замок из «Красавицы и Чудовища» (я до сих пор не понимаю как ее сделали). После этого мы пошли на вечеринку в женское общежитие. Смотрю на часы – а там уже шесть утра. Это было очень давно, но я до сих пор помню; в мире мало что может сравниться с тем, когда тебе 21 год и ты профессиональный спортсмен в женском общежитии.

Возвращаясь к «Джо», я задумался: заметит ли кто-нибудь, что на мне та же самая одежда, которая была и вчера? Вдобавок было непонятно, почему у меня в кармане больше денег, чем я брал с собой. В банкомат я вроде не ходил… Может, выиграл в каком-то споре или конкурсе? Во всяком случае, это точно не был конкурс на выпитую текилу — там победил Чели. До сих пор понятия не имею, откуда взялись те деньги. И не понимаю, как мне удалось дожить до конца тренировки. Но удалось же.

Мне кажется, ничто меня не остановит.

С моего 22-го дня рожденья не прошло и недели, как мы закончили регулярный чемпионат НХЛ на первом месте и получили Президентский кубок после матча с «Сент-Луисом», который мы проиграли дома 3:5. Мы набрали 116 очков, опередив «Сент-Луис» на 18, а следовавший за нами «Бостон» – на 15.

Президентский кубок вручается лучшей команде НХЛ (то есть набравшей больше всех очков в регулярном чемпионате) с сезона-1985/86. Вот только это слабое утешение, если после этого не выиграть Кубок Стэнли. Кто-то считает этот приз проклятьем, поскольку лишь восемь его обладателей затем выиграли бидон лорда Стэнли. Остальные 23 остались ни с чем.

Президентский кубок лишь добавил груза ответственности на наши плечи, когда мы готовились к плей-офф. 16 побед нас отделяли от того, чтобы в знак благодарности хоккейным богам поднять над головой заветный трофей – Кубок Стэнли. 

В конце тренировки мы работали над подправлением шайбы на пятаке. Обычно в таких случаях защитник набрасывает на ворота от синей линии, в то время как один игрок старается закрыть обзор вратарю, а другой – подправить шайбу в сетку. Подправить ее совсем не просто, а еще и забить при этом гол — сложнее в разы. Шайба летит со скоростью примерно 100 миль в час (100 м/ч — это очень мощный щелчок; средняя же скорость полета шайбы ниже. Что не сильно меняет дело — прим. ред.), так что у тебя всего доля секунды, чтобы подставить клюшку таким образом, чтоб шайба изменила траекторию и пролетела мимо вратаря — которого тебе не видно, потому что он сзади. И все это время тебя дубасят защитники соперника.

Это один из самых сложных элементов в хоккее, пожалуй — для самых смелых. Представьте, что вам надо попасть по фастболу (разновидность броска в бейсболе, характерной чертой которого является ставка на силу – прим. пер.) крюком клюшки, в то время как вас со всей дури по спине лупит боец ММА. Вот это примерно так и есть. Хольмстрем, маяча на пятаке и закрывая обзор вратарю, постоянно получал по шее, а потом подрезал шайбы в воздухе, как шеф-повар, шинкующий помидоры в жаркое.

Но стоит ошибиться, и шайба прилетит тебе в лицо. О чем ты узнаешь, уже когда очнешься — лежа на льду со сломанными зубами и захлебываясь кровью.

Мне это известно не понаслышке, поскольку со мной такое произошло дважды. Когда получаешь шайбой в лицо, испытываешь скорее шок, чем пронзительную боль. Больно становится уже потом, когда накладывают швы — они, считаю, подарили мне пару моих лучших шрамов. Они выглядят так, будто на меня набросился питбуль и оторвал кусок моего лица себе на обед. 

Однако если выбирать между силовой борьбой и ее отсутствием, я скажу так: не стоит меня жалеть. Потому что это самый эффективный способ доказать людям, что я не зря ем свой хлеб. Да и, по правде говоря, девушкам это всегда нравилось. Как и ребятам из журнала People, которые признали мои шрамы самыми сексуальными в 2007 году.

Так вот. Стою я, значит, на пятаке и работаю над подправлением, как вдруг Мэтью Дандено неожиданно щелкает в меня со всей дури. Шайба прилетела мне в кость прямо между коньком и щитком на голени. Там вообще нет никакой защиты.

Я понял, что мне ######, как только она в меня прилетела, и потому сразу поковылял к скамейке. Я первый раз в жизни визжал от боли – это было похоже на вопль раненого зверя. За дикой болью последовала неимоверная тошнота. Всего за три секунды у меня в голове пронесся весь сезон; меня вырвало на лед у калитки, а потом и на саму скамейку. Я похромал в сторону раздевалки, продолжая блевать.

Через пару дней рентген показал, что у меня была небольшая трещина в малоберцовой кости, которая свободна от весовой нагрузки. Так что я не чувствовал боли при ходьбе, но стоило лишь немного надавить на ногу, как мне казалось, что ее режут раскаленным добела ножом.

После этого я еще два дня потренировался. Я притворялся, что все нормально, потому что не хотелось вылетать из состава накануне плей-офф. Вы спросите: «Как можно переключиться с жуткой боли, от которой тянет блевать, на терпимую боль и потом еще скрыть ее на тренировке команды НХЛ?». Отчасти это психологический момент (я вовсе не первый, кто играл со сломанной ногой). Но по большей части здесь все решают медикаменты.

Напоминаю: я уже провел два года в фарм-клубе, так что знал пару неплохих таблеток. У медперсонала нет задачи, чтобы хоккеисты жили долго и счастливо – они всего лишь помогают им играть. Если вам приходилось смягчать неимоверную боль до уровня легкого дискомфорта, вы прекрасно знакомы с целебными свойствами викодина и перкосета (сильные обезболивающие – прим. пер.).

Так вот благодаря викодину я и выходил на лед. Разумеется, он меня не лечил. В итоге ко мне подошел Скотти Боумэн и сказал, чтобы я шел в душ и залечивал ногу, потому что он на меня рассчитывает.

Когда хоккейный волшебник Скотти Боумэн говорит, что рассчитывает на тебя, это даже лучше согревающего тело перкосета, поверьте мне. Да и случается такое гораздо реже. Боль в ноге тут же вытеснило чувство счастья, потому что я, наконец, почувствовал себя неотъемлемой частью команды. Это чувство может быстро улетучиться, но это я понял уже потом, а на тот момент мне большего и не требовалось.

Скотти Боумэн и Бретт Халл

Первые два матча плей-офф я смотрел из пресс-ложи. Мы проиграли их оба, и «Ванкувер» повел в серии 2-0. Обладатели Президентского кубка начали плей-офф с двух домашних поражений. Если мы уступим еще два раза, то отправимся играть в гольф, укрепив мою веру в проклятье.

Мы прилетели в Ванкувер на третий матч серии в районе трех часов ночи. По дороге из аэропорта к отелю вокруг нашего автобуса кружили несколько десятков машин – их было не меньше 40 – с долбанутыми болельщиками «Кэнакс» (в оригинале Canuckleheads – прим. пер.), размахивающими метлами (слово «sweep» означает и поражение в серии с «сухим» счетом, и движение метлы – прим. пер.). Из люков на крышах машин высовывались девушки. Они задирали майки, демонстрируя сиськи, на которых было написано «Sweep» – на случай, если мы не поняли намека с метлами. Должен признаться, мне больше понравилось, как до нас эту мысль донесли девушки.

Только в Канаде болельщики могут не спать всю ночь, чтобы дождаться прибытия соперников и потрепать им нервы. Во время плей-офф клубы на выезде обычно снимают весь этаж гостиницы, чтобы оградить своих игроков от таких болельщиков. Не говоря уже о «чайках» и охотниках за автографами.

Последние стали нормой в современном спорте. Вот только если большинство игроков всегда находят минутку для детишек, которые смотрят на них огромными глазами, то от профессиональных охотников за автографами их просто передергивает. Они готовы круглые сутки проводить у гостиницы, где остановилась команда, словно папарацци, в надежде, что игроки подпишут все их карточки, именную сетку, плакат и все остальное, чем они смогут украсить стены своей комнаты. Или же продать за неплохие деньги.

В этом плане у меня были лучшие учителя – Стиви Уай, Шенахан и король автографов Бретт Халл. Они зарабатывали под 250 тысяч долларов в год только на своих подписях, а потому с умом подходили к ценам и старались не наводнять рынок.

Выиграв свой первый Кубок Стэнли в 1997 году, они расписывались исключительно на командных фотографиях, договорившись об этом заранее напрямую с торговцами автографов. Кроме того, иногда они персонализировали свои подписи, чтобы потом их нельзя было перепродать.

Бретт Халл сказал, что моя подпись никуда не годится, а потому на одном выезде мы сели вместе в самолете, и он помог мне разработать стиль, которым я пользуюсь до сих пор. «Тебе нужны только инициалы имени и фамилии, а все остальное пусть хоть каракули будут», – сказал он мне. Это позволяет расписываться быстро и легко.

Лет за десять до этого я по почте отправил Бретту Халлу его же карточку на подпись. Он рассказал мне, что на ней, скорее всего, расписалась одна его подруга. Она занималась автографами «Бретта Халла», а он в свою очередь оплатил ей учебу в колледже. Я себя почувствовал, будто мне сказали, что Деда Мороза не существует, но в то же время меня впечатлила его предприимчивость. Конечно же, он не расписывался на всех карточках и письмах. Я знаю, что у большинства великих игроков была подобная ситуация – за них всем этим занимались либо экипировщик, либо помощник физиотерапевта, которые только рады были немного подзаработать. Всего-то делов – расписаться на десятке-другом карточек, пока сидишь в туалете.

Деньги можно заработать просто за то, что попал в плей-офф. Формально игрокам не начисляют зарплату после окончания регулярки, но за успехи в кубковых матчах дают бонусы и прочие надбавки.

В начале плей-офф 2002 года нам всем дали заполнить форму на количество дополнительных билетов (поверх стандартных двух на игрока), которые мы бы хотели выкупить. Уверен, мои ненавистники сочтут это доказательством того, что я ужасный человек, но я выкупил билеты для того, чтобы продать их одному своему приятелю брокеру, через которого было здорово доставать билеты на мероприятия в Лас-Вегасе и Нью-Йорке.

Если билеты по номиналу шли по 100 долларов, он брал их у меня за 200. С каждым матчем и раундом цены только возрастали. Я выкупил по шесть билетов на каждый раунд, так что к финалу получал где-то по две тысячи за матч. То есть за четыре раунда в сумме выручил где-то около 15 тысяч.

Мне смешно, что некоторые люди воспринимают это в штыки. Но, как часто бывает со старым спортивным укладом, тебя выставляют злодеем за слова, а не за поступки. Держи рот на замке — и делай что хочешь. Но это не по мне. Я не делаю ничего, о чем бы не мог потом открыто говорить. Я смотрел на это так – я пользуюсь подвернувшейся возможностью, ради которой пахал многие годы.

К тому же, было несколько жутких минут, когда казалось, что эта возможность исчезнет навсегда.

Первое утро в Ванкувере перед третьим матчем серии. В 9:30 утра мне позвонил генеральный менеджер «Ред Уингс» Кен Холланд и сказал, что нужно срочно встретиться внизу в ресторане. Я подумал: «Охереть! Меня ставят в состав на третий матч!».

«Здравствуйте, мистер Холланд», – приветствовал я человека, от которого по сути зависела вся моя карьера, на что он тут же ответил: «Не неси херню. Ты прекрасно знаешь, что все меня называют Кенни».

У Кена Холланда были потрясающие отношения со всеми ключевыми игроками «Детройта» на протяжении многих лет. Не в последнюю очередь из-за того, что он никогда им не врал и не пудрил мозги. Это достаточно редкая черта среди генеральных менеджеров НХЛ, которые способны наврать собственной матери, если это потребуется чтобы удержаться в своем кресле. У многих из них постоянно растрескавшиеся губы от многолетнего лизания жоп. 

И вот я думал, что добрый парень Кенни сейчас скажет, что меня поставили в состав на третий матч, как он вдруг неожиданно набросился на меня с криком: «Что за ##### ты вчера устроил?».

«Я все время был у себя в номере», – ответил я, чувствуя себя уже не звездой предстоящего матча, а заплаканным пацаном в кабинете у директора школы. На секунду я даже задумался: «Блин, может быть, я вчера лихо затусил, а теперь просто ничего не помню?».

Холланд выглядел так, будто уже приговорил меня к смертной казни. «Мне звонил глава твоего квартирного комплекса в Детройте. Он сказал, что твои ######## друзья выломали дверь квартиры, разнесли все вокруг, а потом бегали голыми с кучей баб» (все генеральные менеджеры всех клубов НХЛ называют всех женщин, которых #### их игроки – если только это не их жены – бабами).

Я сказал, что ничего об этом не знаю, но сейчас же вышвырну друзей на улицу и оплачу весь ущерб. Тут у меня стали слезиться глаза. Мне еще никогда в жизни не было так страшно. Мне будто вломили под дых – было ощущение, что я подвел человека, который дал мне то, о чем я мечтал с восьми лет и чему посвятил каждую частичку своей души. Я стоял и не мог понять, поставил ли я крест на своей жизни.

Холланд сказал, что если подобное повторится, мне конец. Тем утром я поверил каждому его слову. Я чуть не расплакался от счастья, что на этот раз меня пронесло. Он дал мне второй шанс.

Я не принимал участия в третьем матче, в котором команда со знаменитым крылатым колесом на груди перевернула ход серии. Если честно, я и не расстроился, потому что все равно все еще залечивал травму. В той четвертьфинальной серии с «Ванкувером» во всей красе показали себя наши звездные ветераны – в решающих моментах они играли еще лучше, чем обычно.

Третий матч в Ванкувере мы выиграли благодаря одному из самых дурных голов, которые я когда-либо видел. Проиграй мы тогда, скорее всего, проиграли бы и серию. За тридцать секунд до конца второго периода счет был 1:1. Ник Лидстрем вышел с шайбой из нашей зоны и щелкнул по воротам «Ванкувера», чуть не доехав до красной линии. Шайба полетела бабочкой и нырнула под ловушку вратаря «Кэнакс» Дэна Клутье. Из арены будто высосали весь воздух, равно как из долбанутых болельщиков «Ванкувера», да и из самих игроков. Мы победили 3:1, а «Кэнакс» в итоге не выиграли больше ни одного матча в той серии.

Я играл потом с Дэном Клутье в «Лос-Анджелесе» на закате его карьеры. Мне доводилось слышать о его жесткости, а для вратаря быть жестким – это все равно что для питчера уметь хорошо бить в бейсболе. Но слухи оказались правдой. Дэн Клутье дрался трижды в НХЛ и еще раз в АХЛ. Для вратаря это все равно что быть бешеной собакой. У него были абсолютно синие глаза и внешность Кларка Кента, но внутри он был настоящим дикарем.

От таких шайб никто не застрахован. Хорошие игроки быстро о них забывают и усиливают натиск. «Кэнакс» вообще в плей-офф попали во многом благодаря игре Дэна. В том сезоне он одержал 31 победу, семь матчей «засушил», а из последних восьми встреч регулярки выиграл семь и одну свел вничью. Так что, ведя в серии против нас 2-0, они перевыполнили задачу. После той курьезной шайбы игроки «Кэнакс» посмотрели на себя в зеркало, а мы обратили свой взор в сторону следующего соперника – «Сент-Луиса».

«Блюз» мы победили в пяти играх. Мы выиграли восемь матчей из последних девяти. Я чувствовал, что команда набирает ход. Чтобы выиграть Кубок Стэнли, надо одержать 16 побед, и у нас уже была половина. На пути к финалу стоял ненавистный для нас «Колорадо Эвеланш».

Поскольку в детстве игроки «Детройта» были моими кумирами, я унаследовал их ненависть к «Колорадо», которая началась с наигрязнейшего силового приема Клода Лемье против Криса Дрэйпера в финале Западной конференции 1996 года. Лемье отправил Дрэйпера лицом на борт, за что получил пятерку (5+10 — прим. ред.) и еще два матча дисквалификации сверху, в то время как Дрэйпс, у которого было сотрясение мозга, сломанная челюсть, нос и скула, заимел новое лицо – врачам пришлось фактически заново его лепить.

Хоккеисты «Ред Уингс» ненавидели Лемье еще и потому, что против него было тяжело играть. Он был довольно умным разрушителем – его дыхание всегда чувствовалось где-то сзади, и он никогда не упускал возможности провести силовой прием. Он выделялся на фоне других франкоканадцев, поскольку те обычно брали техникой, а не силовой борьбой. С Клодом Лемье все было иначе.

В 2002 году я дважды играл против «Колорадо», и по-своему старался внести вклад в победу. Первый матч состоялся 4 февраля 2002 года. Я сидел на скамейке и занимался своим делом, а именно — сообщал каждому проезжающему мимо сопернику, что ему стоит покинуть этот мир.

Вскоре мои звездные партнеры, которые позже войдут в Зал славы, донесли до меня, что на некоторых игроков в лиге гавкать нельзя. Я почти до конца карьеры стоял с краю лавки, потому что в противном случае мне бы приходилось крыть всех #####, постоянно перемещаясь по скамейке в ожидании своей смены, что всех раздражало.

Бретт Халл сам иногда садился с краю скамейки, когда злился на партнеров, которые, в отличие от него, не могли предугадать развитие событий на 16 секунд вперед. В первом матче против «Колорадо» Халл сидел рядом со мной. Я перегнулся через борт и сказал Джо Сакику, что видел его перед игрой, и что ему стоит подать в суд на слепого вора, продавшего ему спортивную куртку. Затем я добавил, что ума не приложу, как человек, зарабатывающий восемь миллионов долларов в год, может так плохо одеваться.

Я дал ему знать, что если мы выйдем в одной смене, я буду преследовать его словно баллистическая ракета и расколю его старую задницу пополам. Стоило мне это сказать, как у меня на плече оказалась рука размером с бейсбольную ловушку, надетую на шмат ветчины, и потянула меня за сетку к скамейке. Я повернулся направо, и к своему удивлению увидел Бретта Халла. Он подтащил меня к себе и сказал так, чтобы услышал и Сакик: «Не смей таким тоном разговаривать с мистером Сакиком».

Бретт Халл впервые разозлился на меня, и я сразу понял, что некоторых игроков действительно нельзя трогать. Бретт наверняка улыбнулся бы, если б я отправил Сакика на задницу чистым силовым приемом, но другие методы его совсем не радовали. Так что в тот момент в характере Шона Эйври произошли серьезные перемены. Я должен был найти иной способ выводить из себя будущих членов Зала славы.

Залечив ногу, я вернулся к обязанностям Черного Туза – так называют игроков, остающихся в запасе в плей-офф. Обычно такие хоккеисты рано или поздно попадают в состав. В «Детройте» нас было пятеро. После того, как заканчивалась тренировка игроков основы, мы работали на льду еще час.

Нам давали упражнения на катание, «спрятанные» в упражнения на бросок, после чего шел «челнок». Это когда становишься на линию ворот, потом катишь до синей линии, разворачиваешься и едешь назад, потом делаешь так еще раз, разворачиваешься и катишь до красной линии, разворачиваешься и снова назад, потом едешь до дальней синей, разворачиваешься и — обратно. Некоторые тренеры дают это упражнение в качестве наказания, но в плей-офф самое важное – это физподготовка, и тренеры хотят, чтобы мы были готовы выйти на лед в любой момент.

Тренировка Черных Тузов заканчивалась двусторонкой «четыре на четыре», в которой также принимали участие помощники главного тренера – Джоуи Кошур, Дэйв Льюис и «Пучеглазый» Барри Смит. Через год Дэйву Льюису предстояло возглавить команду, но мы тогда этого еще не знали, а Барри Смит был секретным оружием Скотти. У него были такие же большие глаза, как у Марти Фельдмана (известный английский актер и комик середины ХХ века – прим. пер.), мы звали его Пучеглазым Барри, но он не обращал на это внимания. С Барри всегда можно было поговорить про Скотти, и при этом быть уверенным, что он тебя не сдаст (в оригинале игра слов, throw you under the Zamboni – прим. пер.).

Барри Смит

Джоуи Кошур — один из самых жестких игроков в истории НХЛ. Огромный и сильный парень, выросший на ферме в Саскачеване. У него были такие огромные руки, что одной левой он мог обнять сноп сена. Он был самым неуступчивым игроком из всех, с кем мне доводилось выходить на лед, о чем говорят его 2500 штрафных минут. А еще он выиграл три Кубка Стэнли.

Джоуи на тот момент совсем недавно завершил карьеру игрока и стал тренером. Во время плей-офф он разбирал с нами видео. Помню, одним утром он выглядел потрепанно на тренировке, а это значило, что ночью он допоздна обмывал нашу недавнюю победу.

Мне уже начала надоедать вся эта рутина Черных Тузов, а потому я выкладывался больше обычного, чтобы как-то себя развлечь. И вот на одной тренировке Джоуи моя самоотдача не понравилась: забросив шайбу на отскоке — несмотря на то, что я его цеплял — он развернулся и толкнул меня в плечо так, что я пролетел не меньше полутора метров. Будь лед свежий, я бы и дальше улетел. Он так сильно ударил, что сбил мне дыхание. Я смотрел на него снизу, жадно глотая воздух, а подъехавший пучеглазый Барри объяснил: «Нельзя цеплять Джоуи, когда у него похмелье».

Серия против «Колорадо» выдалась длинной и жесткой. Три первые встречи из пяти завершились в овертайме, и «Лавина» повела со счетом 3-2. И я опять увидел, на что способна чемпионская команда в трудные минуты. Самая большая разница между хоккеистами, которые знают как побеждать, и хоккеистами, которые этого не знают, заключается в том, что чемпионы умеют концентрироваться на цели. Они понимают, что на два с половиной месяца надо пожертвовать всем. Личная жизнь, социальная жизнь, общение по телефону в перерыве матча – всего этого нет. Есть только цель.

Кроме того, победители не паникуют при появлении трудностей. Они понимают, что серия состоит из семи матчей, и выиграет ее тот, кто одержит четыре победы —и неважно сколько на это потребуется времени. Чемпионы также обладают сбалансированной атакой: забивать у них могут все четыре звена.

Федоров не может доминировать на льду в каждой встрече, но его место способны занять другие. Сдерживающая тройка то и дело брала дело в свои руки и выигрывала матчи, но при этом никто не считал, что она задвигала суперзвезд в тень. Вскоре «лавины» поняли, что против такой команды играть очень трудно. В последних двух матчах серии мы не пропустили ни одной шайбы и поставили жирную точку в седьмой встрече, победив со счетом 7:0. Мы выиграли серию и вышли в финал Кубка Стэнли, который затем взяли в пяти матчах.

Кстати, в шестом матче финала Западной конференции была одна история, которую, кажется, никто еще не рассказывал.

Итак, мы в шаге от вылета. Тут мы выходим вперед 1:0 – Шенахан забросил очень странную шайбу. Патрик Руа решил повыпендриваться и, поймав шайбу, изобразил статую Свободы, высоко подняв руку над головой. Вот только не удержал шайбу в ловушке — она выпала на лед, и Шенахан, которому только дай такой шанс, протолкнул ее в сетку.

Руа славился тем, что требовал от своих партнеров не меньше, чем от себя. Так он мотивировал себя играть на пределе в каждом матче. Увидев, как он решил повыпендриваться и облажался, мы пришли в восторг. Он оказался вовсе не таким уж суперменом, каким себя считал. Тем не менее секунд через 30 после гола Шенахана он сделал такой же сэйв. Шенни похлопал его по щиткам, поздравив с тем, что на этот раз он не пропустил глупый гол. Мы на скамейке были в восторге.

Затем мой старый приятель Маккарти перехватил шайбу в своей зоне и улетел «два в одного». Обычно в таких ситуациях дают пас на дальнюю штангу — потому что ни один вратарь в принципе не может переместиться так быстро, чтобы преградить путь шайбе. Но вместо этого Маккарти размахнулся и щелкнул так, что Руа даже шайбы не коснулся. Более откровенно послать ##### вратаря, который считается лучшим в мире, просто невозможно. Такие вратари с ума сводят игроков, заставляя их промахиваться по воротам или вообще не бросать, потому что те уверены, что бросать следует исключительно по углам. Но щелчок Маккарти как бы говорил: «Ему запросто можно забить». И вот мы уже повели 2:0.

Когда до конца второго периода оставалось 2:23, и «Колорадо» играл в большинстве, их тренер Боб Хартли решил, что у него на руках имеется козырной туз. Он подозвал судью и попросил его замерить клюшку нашего вратаря Доминика Гашека. Хартли считал, что клюшка не соответствует принятым нормам. Если б он оказался прав, то «Лавина» получила бы преимущество «пять на три» — отличный шанс вернуться в игру.

Клюшки, не отвечающие нормативам, встречаются постоянно – под этим понимается, что у них либо очень широкий крюк, либо он загнут слишком сильно, или сама клюшка слишком длинная. В плей-офф все средства хороши, и все об этом знают. Это особенная игра со своим особенным сводом правил. Все так делают – фокус в том, чтобы вовремя разыграть свою карту. Например, некоторые игроки большую часть игры катаются с «неправильной» клюшкой, а «правильную» оставляют на скамейке. 

В регулярном чемпионате никто и не подумает на такое пойти – все решат, что вы просто придираетесь. Если же кто-то на это и решится, то дело закончится дракой команда на команду (помните, я рассказывал про неписаные правила?). Однако в случае победы «Колорадо» пройдет дальше в плей-офф, и потому Хартли рискнул.

И напрасно. К тому времени Доминик Гашек играл уже абсолютно нормальной клюшкой. На самом деле, он постоянно играл неправильной. Но не в тот раз. Незадолго до третьего матча серии Чели рассказал мне, что кто-то из «Колорадо» прокрался с сантиметром в нашу раздевалку. Там он удостоверился в том, что и так было очевидно – крюк клюшки Дома был слишком широким. Об этом разведка и донесла Хартли. Но он молчал в третьем матче. Молчал и в четвертом. А потом и в пятом.

А вот в шестом матче, проигрывая 0:2, он спустил курок. Только он был не в курсе, что сотрудник арены, отвечающий за нашу раздевалку, не хотел ввязываться в шпионские игры. А потому он отвел Чели в сторону и обо всем ему рассказал.

Чели предупредил об этом Дома, и неправильная клюшка осталась в раздевалке. Как известно хоккейным болельщикам, если при замере клюшка соответствует всем стандартам, двухминутный штраф выписывается в обратную сторону. С «правильной» клюшкой в руках Гашек заработал «сухарь», и мы победили 2:0. Кажется, Чели потом пытался денежно выразить свою благодарность, но сотрудник арены лишь поблагодарил за предложение и отклонил его. Мы называем это «любовью к хоккею».

Слева направо: Шлегр, Челиос, Дрейпер, Эйври и Робитайл

Попасть в НХЛ – это здорово. Выиграть Кубок Стэнли в первом же сезоне тоже неплохо. Настоятельно рекомендую.

Понравилось? Поддержи проект рублем! Наша карта – 4274 3200 3863 2371.

Часть 1. «Хет-трик Шона Эйври: отлично сыграть, нажраться в клубе, уйти с супермоделью». Автобиография первого говнюка НХЛ нулевых

Часть 2. «Детройт» был умнее всех: не верил, что европейцам надо учиться силовой игре в АХЛ». Шон Эйври – о жизни в фарме

Часть 3. «Я всегда выбирал тех, кого точно мог побить». Шон Эйври вспоминает, как дрался за великий «Детройт»

Часть 4. «Больше 5% первой зарплаты я потратил на штаны». Молодость игрока НХЛ – деньги, развлечения и отношения

«Вид на нудистский пляж? Отлично. Я там прямо в центре и встану». Последняя глава автобиографии Эспозито (и ссылки на все предыдущие)

Фото: THE GLOBE AND MAIL; Gettyimages.ru/Elsa, Mitchell Layton, Dave Sandford, Ian Tomlinson

logoДетройт
logoШон Эйври
logoБретт Халл
logoКолорадо
logoБрендан Шенахан
logoПатрик Руа
logoВанкувер
logoСтив Айзерман
logoТомас Хольмстрем
logoКрис Челиос