Дэвид Пис. «Проклятый Юнайтед»: День двадцать третий
Источники/Благодарности/Об авторе
***
Вот и наступило еще одно утро; еще одно утро после вчерашнего поражения —
Солнце светит в мой современный роскошный гостиничный номер, сквозь шторы и через пол на современную роскошную гостиничную кровать, на которой я не сомкнул глаз, черт возьми, просто лежал на ней, прокручивая в голове матч прошлого вечера, внутри моего черепа, переживая каждое касание и каждый удар, каждый пас и каждый кросс, каждый подкат и каждый блок, снова и снова, снова и снова, игрок за игроком, позиция за позицией, пространство за пространством, снова и снова, снова и снова, с первой минуты до последней —
То, что я видел, и то, что я упустил —
Много, много чертовых вещей, которые я, сука, упустил —
Это просто еще одно утро; еще одно утро, когда я хотел бы, чтобы меня здесь не было.
* * *
Вы обыграли «Манчестер Юнайтед» со счетом 3:1 на «Бейсбол Граунд» в День подарков. «Манчестер Юнайтед» и Томми Догерти. Вы поднимаетесь на седьмое место, а «Юнайтед» опускается на дно. Ты думал, что это поворотный момент, еще один поворотный момент, как с «Бенфикой», как с «Арсеналом». Но ты снова ошибся. Это не было поворотным моментом.
Ты берешь трубку. Набираешь номер Лонгсона. Кричишь в аппарат: «Если Питер чертов Тейлор не будет на долбаной работе к пятнице, я не поеду в Ливерпуль с гребаной командой. Я, мать вашу, уйду и все, уйду!»
— Что, во имя всего святого, с тобой не так? — спрашивает Сэм Лонгсон.
Деньги, деньги, деньги, вот что не так; это все, что, черт возьми, не так с Питером Тейлором; деньги, деньги, деньги —
Ты вешаешь трубку. Ты едешь в дом Лонгсона. Ты умоляешь Лонгсона уволить Тейлора. Ты швыряешь свой напиток о стену его кухни, когда он отказывается —
— Я ни черта не добьюсь с вами, гребаными педерастами! — кричишь ты.
— Но что не так? — спрашивает Сэм Лонгсон —
Деньги, деньги, деньги, вот что не так; это все, что когда-либо будет, черт дери, не так с Питером Тейлором; все, о чем Питер когда-либо говорит, говорит и продолжает говорить:
— Я просто хочу свой кусочек пирога, — сказал он снова. — Лишь мой гребаный кусочек.
— Ты получишь свой кусочек, — сказал ты ему. — Ты получишь свой кусочек и даже больше.
— Знаю я, гребана вошь! — сказал он. — Где мой новый чертов пиджак? Моя установка по утилизации отходов? Где же тогда мои долбаные акции «Дерби Каунти», а?
— Твои чертовы что? О чем ты, мать твою, сейчас говоришь?
— Не морочь мне голову, Брайан, — сказал он. — Уэбби мне все об этом рассказал.
— Ну ладно тогда, — сказал ты ему. — Получай весь гребаный пирог, если ты этого хочешь, если это то, что тебя чертовски беспокоит, потому что я, черт возьми, могу обойтись без него, без всей этой гребаной ерунды. Но вот что я тебе скажу: ты не продержишься ни гребаной минуты, ни одной гребаной минуты там, один, перед всеми этими камерами, толпами, ты даже не можешь купить пару чертовых носков в городе, ты чертовски боишься, что тебя узнают, что с тобой заговорит кто-то, кого ты, черт возьми, не знаешь, но давай, если это то, чего ты хочешь, это то, чего ты, мать твою, хочешь, ты, сука, примешь это, потому что я говорю тебе сейчас, с меня хватит, хватит, мать твою, на всю хренову жизнь.
Это было десять дней назад; в последний раз ты видел его, видел Пита; Уэбби позвонил на следующий день и сказал, что Питер чувствует себя чуточку плоховато. Десять дней назад это было —
— Чуточку плоховато? —спросил ты Уэбби. — Чуточку, мать твою, плоховато?
— Плоховато, понимаешь? — сказал Уэбби. — При такой погоде.
— При такой, черти дери, чего? — ты спросил.
— Погоде, — снова сказал Уэбби.
Это было десять гребаных дней назад; вот как начинается этот год —
В этом новом году ты хотел бы, чтобы этого никогда не было —
Тысяча девятьсот семьдесят третий —
Худший год в твоей жизни.
* * *
Под небесами. Под раздутыми небесами. Под раздутыми серыми небесами. Под раздутым серыми небесами Йоркшира я выхожу из такси прямо по набережной и иду на тренировочную площадку.
Шесть дней нового сезона, а команда уже выглядит так, будто ей нужна неделя отдыха. Но сейчас нет ни каникул, ни выходных, только не сейчас; «Бирмингем» дома в субботу, послезавтра. Снова «Куинз Парк Рейнджерс», через три дня после этого. Без выходных —
— Они могут добраться сюда вовремя, черт возьми, — говорит Сид. — Так почему же он не может?
— Это плохой пример, — добавляет Морис. — На самом деле, очень плохой пример.
Джимми подбегает ко мне. Джимми в своем гребаном спортивном костюме Admiral. И Джимми говорит: «Я думаю, что на сегодня они сделали достаточно, босс».
Я качаю головой. Я кричу: «Давайте начнем сначала. На, мать его, чистую».
На, мать его, чистую с бегом и подъемами, пасами и ударами, штрафными ударами и угловыми, штрафными ударами и вбрасываниями, стандартными положениями, которые нужно планировать, и стенками, которые нужно выстраивать, нападение против обороны, оборона против нападения, атаки, которые нужно оттачивать, а защита должна быть жесткой, жесткой и решительной под этими небесами. Под этими раздутыми небесами. Под этими раздутыми серыми небесами. Под этими раздутыми серыми йоркширскими гребаными небесами.
* * *
Скоро снова наступят европейские вечера, скоро снова будет солнечно. Никто не уходит от Европы. Никто не уходит от солнечного света. Тейлор появился в снегу на «Энфилде», и вы сыграли вничью 1:1 в жалкий, жалкий день.
— Это все из-за этой проклятой погоды, Пит, — сказал ты ему. — Мы — создания теплой погоды, ты и я. Майорка, вот кто мы. Мы должны, мать твою, мигрировать каждую чертову зиму.
— И совет директоров поможет нам, черт возьми, собраться, — сказал Пит. — Из-за того, как идут дела.
Но потом вещи, эти вещи, которые всегда происходят, эти вещи начинают выглядеть лучше; вы совершаете небольшую серию, небольшую серию, чтобы согреться в эти долгие, темные зимние месяцы. Вы обыграли «Вест Бромвич» в чемпионате, а затем сыграли вничью с «Тоттенхэмом» в кубке, выиграв переигровку со счетом 5:3 в дополнительное время —
Отыгрались со счета 1:3 всего за двенадцать минут до конца; отыгрались с хет-триком Роджера Дэвиса; отыгрались, обыграв КПР со счетом 4:2 в пятом раунде.
Но все хорошее, эти хорошие вещи, должны закончиться, и вы проходите дальше и получаете «Лидс Юнайтед» в четвертьфинал Кубка Англии. Это означает, что «Дерби» должен сыграть с «Лидсом» дважды за две недели, один раз в лиге и один раз в кубке, и это не просто какие-то две недели; вы должны сыграть с «Лидс Юнайтед» за четыре дня до встречи со «Спартаком» из Трнавы в четвертьфинале Кубка чемпионов; затем вы должны снова сыграть с «Лидсом» за четыре дня до ответного матча против команды из Трнавы. Если бы ты был суеверным человеком, ты бы подумал, что госпожа eдача покинула тебя, отвернулась от тебя —
Но ты не суеверный человек и никогда им не будешь.
Если бы ты был религиозным человеком, ты бы подумал, что Бог покинул тебя, отвернулся от тебя. Но не религиозный человек и никогда им не будешь. Ты не веришь в Бога —
Ты веришь в футбол; в повторение футбола; повторение в каждой игре, в каждом сезоне, в истории каждого клуба, в истории игры —
Вот, во что ты веришь; в это и в Брайана Говарда Клафа.
* * *
Острый нож и заряженный пистолет. Длинная веревка. Вскрытие. Пресс-конференция: С тех пор как «Лидс Юнайтед» вернулся в Первый дивизион в 1964 году, «Лидс Юнайтед» не проигрывал в первых двух матчах сезона —
— Мы не павшие духом, — говорю я прессе. — Нам просто придется работать усерднее.
С тех пор как «Лидс Юнайтед» вернулся в Первый дивизион в 1964 году, «Лидс Юнайтед» не проигрывал в первых двух матчах сезона —
— Нам очень не хватало некоторых игроков, — говорю я им.
С тех пор как «Лидс Юнайтед» вернулся в Первый дивизион в 1964 году, «Лидс Юнайтед» не проигрывал в первых двух матчах сезона —
— Я рад, что Кларк и Хантер будут доступны в субботу.
С тех пор как «Лидс Юнайтед» вернулся в Первый дивизион в 1964 году, «Лидс Юнайтед» не проигрывал в первых двух матчах сезона —
— Мы не павшие духом, — снова говорю я прессе. — Нам просто придется работать усерднее.
С тех пор как «Лидс Юнайтед» вернулся в Первый дивизион в 1964 году, «Лидс Юнайтед» не проигрывал в первых двух матчах сезона; дверь и выход. Углы и коридоры. Кабинет. Длинная веревка. Острый нож. Заряженный пистолет. Дверь. Выход.
* * *
Зима почти закончилась, и Европа снова здесь. Но Европа тоже исчезнет, если вы не победите сегодня вечером. Ибо эти две недели не были счастливыми —
Впервые в Европе, согласно жеребьевке первый матч будет проходить на выезде, в маленьком провинциальном чехословацком городке, доме «Спартака» из Трнавы:
— Округ Дерби Чехословакии (прим.пер.: обыгрывается название клуба, которое переводится как Округ Дерби), — пошутил ты, но это было не смешно, и тебе повезло, что вы проиграли лишь со счетом 0:1 чемпионам Чехии, чемпионам Чехии четырех последних лет из пяти, семь лет без домашних поражений в своей лиге и 164 матча за сборную между всеми игроками клуба —
— Это было не везение, — сказал ты прессе. — Это все наш вратарь, Колин Боултон.
За четыре дня до этой игры Дон Реви и «Лидс Юнайтед» обыграли вас дома со счетом 2:3 в твоей же лиге; твоя хваленая, талантливая и дорогая защита «Дерби» допустила два глупых пенальти и глупый гол в ходе обменов ударами ногами, кулаками, захватами и борьбой на поле в стиле Мика Макмануса —
— Тебе должны были показать карточку за это, Черри, — кричал ты с бровки —
Подкат за подкатом, фол за чертовым фолом, преступление за гребаным преступлением —
— Маккуин! — закричал ты. — Ты не годишься для игры в этой чертовой лиге.
Ты был в ярости, ты был чертовски возмущен, ты был адски взбешен, потому что ты точно знаешь, почему «Лидс» играл так, почему Реви сказал «Лидсу» играть так, потому что «Дерби» выиграл лигу, а они нет, ты выиграл, а он нет —
Грабеж средь бела дня. Грабеж средь бела дня. Грабеж средь бела дня —
Потому что ты участвуешь в Кубке чемпионов, а он нет —
— Ты животное, — кричал ты и орал. — Гребаное животное, Хантер!
Ты не пожал руку Реви после игры и никогда больше этого не сделаешь.
Затем, за четыре дня до этой игры, через десять дней после того, как вы проиграли в Чехословакии, «Лидс» снова обыграл вас, обыграл дома со счетом 0:1 в Кубке Англии —
Поля поражения. Поля ненависти. Поля крови. Поля войны —
К черту Лоримера. К черту Реви. К черту «Лидс». К черту всех их.
В этих последних трех играх не было Хинтона. Сегодня вечером Хинтон есть:
21 марта 1973 года; «Дерби Каунти» - «Спартак Трнава» —
Четвертьфинал Кубка чемпионов, ответный матч; почти 36 500 здесь, на «Бейсбол Граунд», чтобы увидеть это —
Увидеть это. Услышать это. Понюхать это. Попробовать это на вкус. Потрогать, черт его дери и ощутить, гребана рот —
Напряжение. Напряжение. Напряжение. Напряжение —
Два гола, или ты вылетишь из Европы, твои надежды и мечты похоронены, и хотя Алан Хинтон возвращается в твой состав, чертов Куна возвращается в их —
Напряжение. Напряжение. Напряжение —
Свежая разметка. Новый мяч —
Напряжение. Напряжение —
Два гола или вылет —
Напряжение, затем свисток, и все начинается, начинается долго, чертовски долго, и ты надеешься, ты даже молишься о скорейшем голе, но он не приходит, и теперь ты знаешь, что «Трнава» — лучшая команда, с которой ты играл в этом году, лучше, чем чертова «Бенфика», лучше, чем гребаный «Лидс»; они держат мяч, они держат его у себя и не отпускают, секунда за секундой, минута за минутой, они не отпускают, не отпускают, пока Адамец все-таки не делает это, и Геммилл там, там, чтобы забрать его, с пасом на Макговерна, который отдает в центр, чтобы Гектор низко пробил в эту прекрасную, прекрасную гребаную сетку и сравнял счет по совокупности двух встреч, счет равный 1:1; счет равный 1:1 в течение двух минут, всего за две минуты до того, как Хинтон делает пас, а Дэвис падает на землю в штрафной, и все, кто рядом замирают в ожидании свистка, в ожидании пенальти, все, кто рядом, кроме Гектора, который тянется к этому прыгающему чертову мячу, чтобы закинуть эту чертову штуку в сетку с четырнадцати метров, и с тех пор, с тех пор ты можешь смотреть только на свои часы, единственное место, на которое ты можешь продолжать смотреть —
Не на чертово поле, поле — последнее гребаное место, куда ты можешь смотреть —
Не на поле, когда Гектора сбивают с ног, не на поле, когда Дэвиса толкают, не тогда, когда весь чертов «Бейсбол Граунд» кричит, кричит и кричит о пенальти; не тогда, когда Боултон отправляет Мартинковича в полет, и весь гребаный стадион замолкает, замолкает, замолкает, ожидая пенальти для «Трнавы», пенальти, который снова сравнял бы счет на 2:2, счет равный 2:2, но даст «Трнаве» гол на выезде, пенальти, который судья не видит, точно так же, как и ты, глядя на часы, и поэтому гребаный счет остается 2:1, а ты —
Ты просто смотришь на свои часы, просто смотришь на свои часы, смотришь на свои часы —
Единственное место, единственное место, единственное место, на которое ты можешь продолжать смотреть —
Не на последний отчаянный подкат Уэбстера, не на жизненно важный, жизненно важный подкат Ниша —
Ты просто смотришь на свои часы, просто смотришь на свои часы —
Пока, наконец, наконец, наконец синьор Ангонезе, итальянский судья, не посмотрит на свои часы и не поднимет правую руку, и медленно, медленно, медленно синьор Ангонезе, прекрасный, прекрасный, прекрасный итальянский судья, не поднесет свой красивый, красивый, красивый черный свисток к своим красным, красным, красным губам и не даст этот последний, последний, последний свисток, который выведет «Дерби Каунти» —
«Дерби чертов Дерби». «Дерби чертов Дерби» в полуфинал —
Полуфинал. Полу-чертов-финал Кубка чемпионов —
«Дерби Каунти». Не «Лидс Юнайтед». «Дерби чертов Дерби».
Позже той ночью, пьяный и наполовину обрадованный / наполовину подавленный, ты звонишь Дону, звонишь гребаному Дону в его семейный дом, просто чтобы убедиться, что он знает —
— На всякий случай, если вы, мать вашу, это упустили, — говоришь ты ему —
— Откуда у тебя этот номер? — спрашивает он. — Сейчас половина второго, черт возьми, утра.
Ты вешаешь трубку. Идешь наверх. В спальню и к своей жене —
Потом ты снова слышишь, как звонит телефон, и поэтому ты поворачиваешься, спускаешься по лестнице, берешь трубку, а это твой старший брат —
— Мы потеряли маму, — говорит он тебе. — Умерла наша мама, Брайан.
* * *
Я рано ухожу домой. Мне насрать. Я целую свою жену. Целую своих детей. Снимаю трубку с аппарата. Надеваю фартук и погружаюсь в готовку. Сосиски и пюре, немного брюссельской капусты, стоны и стоны детей, с большим количеством прекрасной густой чертовой подливки; ничего не могу с этим поделать. Потом я мою посуду и веду детей в ванну. Я читаю им их рассказы и целую их на ночь. Затем я сажусь на диван вместе с женой, чтобы посмотреть немного телик:
Никсон и Кипр. Никсон и Кипр. Никсон и Кипр —
И вот моя жена ложится спать, но я знаю, что не смогу заснуть, пока, еще долго, поэтому я остаюсь в кресле-качалке и в итоге снова смотрю в чертову газету, раскладываю результаты, составляя гребаную таблицу лиги на обороте одного из рисунков моей дочери, таблицу лиги после первых двух игр, таблицу лиги, которая оставляет «Лидс» почти на дне, предпоследним, и вот я раздумываю над списком матчей в своей голове, в своем черепе:
Если «Лидс» выиграет в этой игре, а «Дерби» проиграет в той игре; «Дерби» проиграет в той, а «Лидс» выиграет в этой; если «Лидс» наберет пять очков в этих трех матчах, а «Дерби» — только три, тогда таблица лиги будет выглядеть так, а не эдак, эдак, а не так, и так далее, и так далее, и так далее —
Пока солнце не засияет в моем доме, сквозь занавески и на полу, и это просто еще одно утро; еще одно утро, когда я хотел бы не быть там —
Я хотел бы не возвращаться туда.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал — переводы книг о футболе, статей и порой просто новости.
