Тимур Журавель – фанат Австралии. Почитайте его полный любви монолог о стране и Australian Open
Вино, опоссумы и теннис.
Тимур Журавель – журналист «Матч ТВ» и человек, который покоряет ютуб (подкасты про АПЛ, репортажи с матчей и поездок). Весной 2019-го мы делали с ним большое интервью, значительная часть из которого оказалась про путешествия. Журавель постоянно в дороге: пересек Америку, автостопом добрался от Москвы до Венеции, видел деревню Салаха, где до сих пор нет мобильников, нашел самый необычный памятник Лондона в местном лесу.
В интервью Тимур сказал, что самое живописное место, которое он видел в мире, – Австралия, куда дважды летал как корреспондент «НТВ-Плюс» на теннис.
Australian Open – идеальный повод, чтобы записать целый монолог обожания к стране.
В Австралии нет границ между природой и человеком: в городе ходят опоссумы, на дачный участок заходят вомбаты, можно посмотреть за высадкой пингвинов
Любой человек, который любит путешествовать, думает об Австралии так: это другая планета, на которую хочется слетать. Даже если изучать соцсети теннисистов, видно, что у них такое же отношение. Я ездил в Австралию два раза. Оба – на теннис. Волновался, потому что не знал, что там буду делать. Потом понял, что нужно суммировать свежие впечатления о теннисе и стране.
Сложно объяснить словами, но когда ты оказываешься в месте, где пахнет по-другому, где солнце светит по-другому, и правда появляется ощущение, что ты находишься не на планете Земля. Может, это немного по-детски, но когда по дороге от гостиницы до кортов пахнет тем, чем у нас пахнет в бане, когда добавляют экстракт эвкалипта (натуральный запах для Австралии), это производит впечатление. Цвета и запахи – первое, что потрясло.
Удивляться начал еще в самолете: когда вы прилетаете в Австралию, вам дают анкету, которую не дают больше ни в какой другой стране. В ней нужно написать про инфекции, которые у вас были в последние полгода. Еще отметить, какие из перечисленных стран посетили за год. Смысл в том, что австралийские флора и фауна – уникальные, у зверей из Австралии нет иммунитета к внешним влияниям. Это связано с тем, что некоторые животные обитают только в Австралии – и больше нигде. Поэтому местные очень внимательно относятся к привезенным инфекциям: в аэропорту каждого города работает медицинская служба, которая изучает анкеты, кого-то приглашает в специальные комнаты.
Среди уникальных животных выделяется вомбат. Со стороны он выглядит милым и пушистым, на самом деле просто камень по твердости. Кто-то из наших мне рассказывал, как этот чувак своим корпусом с 10 попыток просто пробил забор, где их содержат в зоопарке. Вомбаты – большая проблема для фермеров. Они лезут, куда не надо. Опасности для жизни нет, но неприятно, когда в заборе дырка. Хотя сувениры с вомбатами продаются везде, потому что он действительно забавный.
Распространенность коал – миф. Чтобы посмотреть на них, мы ездили в специальный парк. Фишка поездки – ты должен быть очень удачлив, чтобы застать неспящего медведя. Они спят 20 часов в сутки и просыпаются, только чтобы пожрать. Задача туристов – поймать проснувшегося медвежонка. При мне их пытались разбудить каким-то свистом, но бесполезно. Еще их сложно найти, потому что они сливаются с деревом. Ты идешь по дорожкам, высматриваешь коалу, а выясняется, что она обнимает дерево, сливаясь со стволом. И не всегда понятно, что это медведь. Кстати, в этом парке есть табличка, написанная работниками от лица коал. Она смешно объясняет, почему медвежата так долго спят.
Для тех, кто в Австралии не первый раз – нормально, а мне было страшно кормить опоссумов. Дело в том, что между кортами и гостиницей, где мы жили, – парк. По нему мы возвращались в темноте. А опоссумы, животные, которые живут в деревьях, в норах, в дуплах, просыпаются, когда ночь. Начинают шарить. И выглядят они очень страшно. Ощущение, что это какое-то фантастическое существо. Еще такой нескладный – то ли белка, то ли увеличенная крыса. И с этими горящими глазами шарит по парку. Наши кормили, а я боялся, они не вызывали доверие.
Почему Австралия так потрясает всех, кто в нее попадает: это редкое место в мире, где стираются границы между человеком и природой. Мы ездили на остров Филиппа, где происходит такое natural явление, как высадка пингвинов. Они приплывают туда из Антарктиды, оставляют яйца. Это никак не срежиссированное человеком явление, это происходит потому, что пингвины так живут. При этом человек построил там трибуну, и продает туда билеты. То есть ты приезжаешь к закату солнца (они приплывают именно в этот момент), садишься за мегаденьги на трибуну и наблюдаешь за высадкой пингвинов, которые бегут по норкам. Казалось, они офигевали от того, что их повседневная жизнь становится предметом шоу: двигались быстро между кустами. При этом там запрещены вспышки, фонарики. И все происходит, когда совсем темно – в потемках видишь, как толпы пингвинов бегают. И пингвины эти малюсенькие – не выше 40 сантиметров.
Кстати, до острова мы заезжали на океанический пляж и попали в типичную для русских ситуацию: двоих из нашей бригады «НТВ-Плюс» вытаскивали спасатели из океана. Русские же обычно начинают купаться в океане, как будто это бассейн или море: лезут далеко, не контролируют ситуацию. А с океаном все не так: из-за специфики волны можно просто не выбраться на берег. Тебя будет уносить, потеряешь силы. Так тонет много людей. Поэтому в Австралии через каждые 20 метров стоят спасатели, висят инструкции, как выбираться, которые никто не читает. В итоге спасатели на досках ныряют за людьми и вытаскивают. Когда вытащили наших, они были белые, как снег. Потом спасатели записывали все анкетные данные. И когда услышали, что русские, среагировали так: «А, ну все понятно. Неделю назад троих ваших вытаскивали».
Австралийцы смеются, что их страна состоит из переселенцев и потомков уголовников, а на людей из Европы смотрят, как на лунатиков
Как я сказал, наш путь от гостиницы до тенниса – это 10 минут через парк мимо огромного стадиона. Стадион и стадион. Но тут сыграло журналистское любопытство, и я зашел в него. Он называется «Мельбурн Крикет Граунд» – арена для крикета, 120 тысяч вместимости. Прогуглил и выяснил, что в 1956 году на этом стадионе играли финал Олимпиады, в котором победила сборная СССР. Тогда начал теребить работников: есть ли у них музей и артефакты с того матча. В итоге меня завели в какой-то очень дальний кабинет, где на полке под потолком висела фотография с того финала. Удивительно, конечно: то, что было под боком и на что сразу не обратил внимания, связано с историей нашего футбола. Потом я сделал сюжет о стадионе – в таких сюжетах и состояла работа на турнире: из ничего находить истории.
На «Мельбурн Крикет Граунд» я встретил служащего, с которым разговорился. Дядечка лет под 70. Он расспрашивал, откуда я. Когда сказал, что из Москвы, он сделал шаг назад, чтобы осмотреть меня с ног до головы. Для него я реально был человеком, прилетевшим с другой планеты: «Москва? Это сколько вы летели!?». Тогда я понял, что, находясь далеко от мира, австралийцы действительно замкнуты в себе и для них удивительно, что есть места, до которых многие из них не доберутся.
Из других разговоров я понял, что большинство австралийцев не летают в Европу, потому что это очень далеко и дорого. Что они отдыхают в стране и максимум – на Бали. И то, из нижней части Австралии лететь туда – часов шесть. А в шесть часов с запасом укладывается любой туристический маршрут в Европе. Из-за этого для 80% австралийцев мы как лунатики.
Оказавшись там, так далеко, ты и сам понимаешь, почему Британская империя ссылала туда заключенных, от которых хотела избавиться. Об этом есть целый музей иммиграции. По сути, музей истории Австралии: о том, как все это появилось, куда приплывали первые ссыльные, с какими сложностями сталкивались. Все это безумно интересно.
Мне нравится ирония, с которой они относятся к иммигрантской сути, тому, что эта страна изначально каторжная. Первое население Австралии – это ведь ссыльные из Британии, просто уголовники. И в музее есть зал, где ты сам можешь попробовать вообще все то, что они делали: толкнуть вагонетку, ведра поднимать того же веса, что и они. Это так реалистично. Пройдя по всем испытаниям, осталось ощущение, что я провел час в джиме.
А ирония собрана в зале карикатур. Во-первых, там наклеены паспорта всех стран, чьи люди приезжают в Австралию на ПМЖ. Есть и советский паспорт, и российский. Во-вторых, футболка, где нарисованы контуры Австралии и три надписи FULL. То есть заполнена. Они иронизируют над тем, что харе к нам ехать, у нас уже места нет. Другая карикатура – семья, которая приехала на ПМЖ: стоит в чистом поле, там дорога, просторы, и они говорят: «Да-а-а-а! А все говорят, что здесь негде жить».
Места в Австралии и правда дофига. Участки в селах – несколько гектаров. С селом связана прикольная человеческая история. Как-то на паспортном контроле в «Домодедово» я стоял с парой туристов, которые прилетели в Москву. Парень был ливанец, а девчонка – австралийка. Я им помог, дал подсказки, и мы обменялись телефонами. Держал связь и спустя год после встречи оказался в Австралии. Вспомнил, как девчонка рассказывала, что живет в Мельбурне, а ее папа – километрах в 50 от города где-то в селе.
Когда приехал на теннис, подумал, что, может, она через папу поможет снять село. Написал ей, пересеклись в Мельбурне. И в какой-то из дней я напросился в гости к папе. Мы сели в машину, проехали через кантри-сайд – и приехали в дом. По пути понял, что все эти сувениры, связанные с Австралией, – дорожный знак, что кенгуру будут попадаться в ближайшие 10 км – то есть то, что продается на магнитиках и открытках – это все реально так и есть. Эти знаки стоят вдоль дороги, можно разглядеть кенгуру, которые скачут. И австралийский дом оказался забавным. Из-за жары он по всему периметру обрамлен широченным крыльцом. Так, чтобы ты всегда был в тени.
Папа девчонки оказался греческим иммигрантом. Он не стал героем видео, потому что болел – было неловко привлекать его к съемкам, не хотелось быть навязчивым. Но мы провели у них целый день, пообедали, они показали, как с утра на лужайку перед домом приходят кенгуру. Девчонка даже показала кучи говна от них. Для меня это какой-то шок, а для них – обыденность.
Дикая природа – не как на даче в Подмосковье. На участке может кто угодно оказаться. Поэтому имеется будка с ружьями, чтобы отбиться. Например, кабаны могут зайти. Еще помню, как отец девушки рассказывал, что их главная проблема – пожары. Показывал линию огня, которая приближалась к их дому – тогда она была все-таки вдали. Сейчас смотрю новости и думаю: «Непонятно, что там случилось. Теперь уже точно огонь ближе подобрался, как он там бедняга». Причем люди, живущие на ранчо, сами борются с огнем. Из-за масштабности власти всем помочь не могут.
Сейчас – тем более. Турнир проходит, когда у нас зима, а у них – лето, самый жаркий период. Я просто стоял у кортов – было 35-40 градусов, душно. Матчи не останавливали, в паузах теннисисты поливали себя водой. Или другая картина: 35 градусов с утра, и стоит очередь на вход в теннисный центр. Вся – под солнцем. Я не знаю, как люди остаются живы, когда идут смотреть теннис. Реально жутко и неприятно. Я-то вообще не фанат отдыха на солнце, никогда не валялся и не загорал. А тут оказался в стране, где надо мазаться кремом. Каждое утро начинал с того, что покупал себе тюбик – он у меня быстро заканчивался.
В Мельбурне надо идти на рынок за устрицами и уггами (их продают украинцы), а потом забраться в стеклянную кабину 300-метрового небоскреба
Периодически на глаза попадаются исследования, что Мельбурн входит то в пятерку, то в десятку лучших городов для жизни. Думаю, в том числе потому, что он похож на деревню, близок к природе. Там есть даун-таун – офисный центр. Есть центр, но такой – немногоэтажный. И пригороды – домики, где жила знакомая, с которой мы ездили на дачу. С одной стороны – город, сервис, рестораны, с другой стороны – дачный поселок. Это органично смотрится, очень прикольно.
В сервисе мне понравился разброс кухонь. Что бы ни захотел поесть, надо ступить два шага – будет и японская, и китайская, и итальянская кухни. Запомнился Рынок королевы Виктории. На нем продавали все: от еды до бытовых вещей. Все затаривались уггами – их же придумали австралийцы. Серфингисты, которые откатали на доске, и, чтобы после холодной водищи согреться, надевали их. То есть это обувь профессиональная, для определенных целей. Но потом она была адаптирована для повседневности. И угги на рынке продавались везде. Но самое смешное, что это делали одесситы. Я не добрался до них как журналист, но было забавно, что везде есть наши соотечественники.
На этом рынке мы покупали устрицы, некоторые умудрялись увозить их на корты и там ими обедать. Для московского образа жизни это необычно. А в Австралии везде устричные фермы. Тогда я не был любителем устриц, но попробовал – такой глоток океана. Мы сильно подсели на них. На рынке они продавались грубо говоря в палатке. Продавцы могли запаковать в пластиковый лоток – в нем дюжина устриц. Если не боишься, что в жару испортятся, везешь до кортов. Наши с рынка до теннисного центра довозили – 10 минут на трамвае. Я не рисковал. Просто покупал в палатке и ел на фудкорте прямо на рынке.
После покупки устриц можно было подойти в винный ларек и сказать: «Мне для устриц». Они сразу: «Это лучше всего». В ларьке работали два парня со своим винным хозяйством. У них имелось вино даже без этикеток – в бутылках как пиво Grolsch, которое открывается железной вставочкой. Ты выпивал его, а потом приезжал сдавать бутылку, за это получал деньги. Мы реально так делали.
Еще одна крутая фишка Мельбурна – небоскреб «Эврика». Высота метров 300, на последнем этаже есть смотровая площадка, а на площадке – кабина, которая выдвигается из небоскреба метров на 10. В кабину запускают людей. Когда она выдвигается, стекла заретушированы серым цветом. Но когда уже полностью выдвинулась – под барабанную дробь стекла становятся прозрачными. Это полный трэш! Я был в компании коллег и других людей – у некоторых начиналась паника. Смотришь под ноги и видишь 300 метров под собой – это очень жестко. Но чумовая вещь. Кабинка не двигается, просто вся становится прозрачной. И 10 минут сеанса ты стоишь в ней, ходишь. Реально очень страшно. При этом монополию на фотографии организаторы забрали себе – в кабинке нельзя снимать.
Австралию любил Андре Агасси, ради сюжета о нем Журавель насиловал работой оператора
В какой-то момент в Австралии у меня возник кризис тем и идей. Особенно сложно было во второй приезд. Хотелось снять историю, связанную с футболом. Так я уперся в австралийский футбол. Это уникальный вид спорта, в который играют на огромном овальном поле овальным мячом руками и ногами. Через знакомого австралийца из Москвы я неделю вызванивал какой-то клуб и все-таки вышел на него. Он назывался «Хоукс» – ястребы. Помню, что они назначили мне встречу в 7 утра километрах в 30 от Мельбурна. Я приехал – это оказался стадион с мозаикой в советском стиле – сцена из этого футбола. Тренировка начиналась в 7:30. Тогда я подумал: «#####, вот это футболисты!».
На тренировке они рубились нещадно. Удивила куча прибамбасов: манекены игроков, доски, боксерские груши. А в какой-то момент чувак подошел и просто сказал: «Вот эту часть снимать нельзя». Я подумал: «Блин, мы будем показывать это на российском телевидении. Как показ какого-то упражнения или теоретической штуки повлияет на вас?». Но там правила строже, чем в европейских топ-клубах.
Другой сюжет стал для меня материалом мечты. Дело в том, что первая современная биография, которую я прочитал, – биография Агасси. В процессе чтения я не пожалел книгу и подчеркивал места, которые особенно нравятся. Прямо маркером выделял. Когда закончил, понял, что выделил очень много мест, связанных с Австралией. Австралия для Агасси была самым успешным турниром, он любил ее. И я понял, что хочу в Австралию еще и потому, что смогу там экранизировать сцены из книги. Проблема, что каждый мой день строился так: снял – смонтировал – сдал. Для какого-то полотна времени не оставалось. Но с Агасси я так залип на идею, что буквально изнасиловал оператора работой. Мы встали очень рано утром, ходили по всем локациям, сняли часов за пять. Дальше я быстро смонтировал и назавтра сюжет дали в эфир. Конечно, большие сюжеты так не делаются. Сейчас даже боюсь его пересматривать, потому что понимаю, что он выглядит плохенько, наивно и не соответствует сегодняшнему восприятию. Но тогда я кайфанул.
Журналистам на AO бесплатно наливают вино, в очереди за ним толкаются. На US Open репортеры переворачивали столы, ожидая алкогольные коктейли
В один из дней в Австралии я записал интервью с Давыденко. Мы гуляли по территории кортов, а он открытый парень: что думает, то и говорит. И сказал: «Мне Австралия нравится, потому что здесь больше всего платят». То есть самые большие премиальные из «Шлемов» именно там. Плюс в Австралии больше платят за вылеты на ранних стадиях. Распределение более коммунистическое.
Что еще есть только в Австралии и хорошо для журналистов – каждый день на твоей аккредитации лежит 20 австралийских долларов. Они не переносятся на следующий день, и нужны для того, чтобы их проедать. Получается, на кортах ты не тратишь столько денег, как на других турнирах. Вторая фишка – вот как существует пятичасовой чай, а у них есть четырехчасовое вино. В четыре часа рядом с кортами открывают садик, где идет разлив. Набегают сразу все журналисты, часик попивают вино, и идут работать дальше. Этот wine-break существует помимо 20 долларов, то есть бесплатно. Количество подходов не ограничено. Через час они просто сворачиваются. Что успел за час напить – все твое.
Я долго думал, что только российские журналисты любят халяву, но наблюдая за западными журналистами на «Шлемах» – как они толкаются в очереди за вином – понял, что не только. А на US Open в 4-5 часов дня вообще идет разлив коктейля на водочной основе. Там люди просто столы переворачивают в ожидании начала. И так делают журналисты со всего мира. Когда увидел, понял, что люди точно везде одинаковые.
Австралийцы круты и тем, что постоянно этот парк модернизируют. Когда я там был, уже за год увидел кучу отличий: новые коридоры, добавляют крыши, кусочки парков. Постоянно что-то меняют. Думаю, за шесть лет там настолько все поменялось, что я бы заблудился уже. Кстати, фотографии проектов они открыто выставляют – можно посмотреть, как все изменится на следующий сезон.
Теннисный центр в Австралии невероятно продуман: есть зона развлечений, исторический кусочек, где стоят бюсты великих теннисистов прошлого. Плюс турнир устроен абсолютно демократично. Покупаешь day pass – и можешь сходить на любой корт и матч, кроме главного корта, куда нужен отдельный билет. Ты существуешь в расслабленном режиме: посмотрел матч, попил пивас в паузе, потом снова на матч. Люди тащатся от этой атмосферы. А между людьми ходят в буквальном смысле теннисисты.
Чем теннисный турнир отличается от того же футбола: это очень замкнутое пространство. Все люди, связанные с теннисом, существуют там, и всех можно увидеть в одном месте. Это создает уникальную атмосферу. Те же стрингеры, натягивальщики струн: зал, где они работают, вынесен так, чтобы люди могли наблюдать за их работой. И стрингеры с кулуарной и никому неинтересной работой становятся частью аттракциона. Я снял про это сюжет: среди них оказался русскоязычный эмигрант, который рассказывал, в чем прикол работы, как теннисисты с ними взаимодействуют. Оказалось, что это целый мир, хотя со стороны плевая процедура – натянуть струны на ракетку. Натяжка измеряется в килограммах: и, оказывается, каждый любит свою: Федерер условные 16 кг, Джокович – 18 кг.
Журавель смотрел весь турнир, но не попал на великий финал Надаля и Джоковича. Вместо этого он прожил целую жизнь, а они все еще играли
В теннисе я не особо знаю персонажей, поэтому при выборе матчей ориентировался на мнение наших комментаторов. Они сказали: «Иди посмотри Путинцеву. Она трехэтажным матом обкладывает судей, зрителей, тренеров. Если ты не снимешь это, то зря приехал». Посмотрел расписание – Путинцева играла на 21-м корте. Это корт без трибун. Иду, но уже на подходе к корту слышу вопли. С других такого не раздавалось.
Подходу и вижу, что Путинцева – это такая маленькая, пухленькая, очень агрессивно играющая девочка, которая действительно обкладывает матом. У нее смешная смесь английского и русского мата, ее постоянно наказывали судьи, но она продолжала их материть. Ее папа, он же тренер, стоял недалеко, пытался успокаивать, но она и его материла. И тогда – она была молодая и подавала надежды – ее делами занималась Мартина Хингис. Она была на том матче, тоже стояла около корта. Демократичность турнира в тот момент прибила еще больше: я просто подошел к Хингис с камерой, что-то спросил про Путинцеву, она ответила. Никаких пресс-секретарей, агентов, заверки вопросов. Все так спокойно, круто.
С аккредитацией разрешалось ходить даже около раздевалок. Даже на центральном корте – арене Рода Лэйвера. Помню, с каким трепетом я это делал. Не уверен что такой трепет был во время прохода мимо раздевалок на великих футбольных стадионах. А здесь – стоит всего один охранник, который не дает приблизиться к двери. Но ты можешь пройти совсем близко. И я помню, что рядом ходили Надаль, Федерер, Джокович. Стояли, с кем-то болтали. И никаких преград.
Кстати, Надаль и Джокович встретились в том финале-2012, после которого им ставили стульчики на награждении, потому что они не могли стоять. Он длился 5 часов 53 минуты. Помню, в студии было занято, билета не оказалось, аккредитация не давала возможности пойти на финал. И я понял, что не посмотрю его. Что мы сделали: подумали, что тенниса и так насмотрелись, и, если не посмотрим финал, ничего страшного не случится. А в нашей бригаде были люди, которые хорошо играют в теннис: продюсер Кирилл Коломыц и комментатор Леша Михайлов. И вот они взяли ракетки, мячики и ушли на самый дальний корт комплекса. Условный корт №24. И начали играть там в теннис, думая, что им разрешат, что никто не заметит, потому что все увлечены финалом.
Где-то минут через 10 по камерам наблюдения их все-таки заметили. Пришли люди: «У нас здесь играть нельзя». Расстроенные мы пошли в офис, немного посмотрели там финал, сходили в пресс-бар, выпили, финал продолжался. Мы пошли в отель. Там посидели в лобби. Вроде бы Мыскина с нами была. Потом поднялись в номер и чуть ли не в шапку поиграли (интеллектуальная игра, в которой игрок должен за небольшое время объяснить как можно больше слов, чтобы его партнер их отгадал – Sports.ru). Потом опять спустились. То есть прожили целую жизнь, а финал все продолжался, и досматривали мы его уже в лобби отеля в кромешной ночи. У меня в голове не укладывалось: как так долго можно играть один матч?
До финала я пересмотрел кучу матчей. Помогла студия, которая базировалась в вип-ложе. Суть в том, что не все вип-ложи востребованы, некоторые продаются телекомпаниям для студий. Наша была там – со стеклом во весь рост, откуда виден центральный корт. В вечерние слоты мы не выходили в эфир, и помещение пустовало. Все из бригады теннисом были перенасыщены, а я вечером просто шел с ключом в закрытую студию, садился и смотрел последний запуск. Там играли самые крутые. Так я пересмотрел кучу матчей Федерера, Джоковича. Смотрел – и для меня это было что-то с чем-то. А когда звал кого-то из наших теннисных ребят с собой, они говорили: «Дурак, что ли? Сейчас посмотришь по телевизору в офисе». Меня так удивляло, что им лень идти из офиса, где располагалась аппаратная при входе в теннисный центр – а это семь минут ходьбы.
Кстати, в этом телевизионном городке тоже была своя столовка – и в ней кормили бесплатно. В меню присутствовала котлета по-киевски. Каждый день. Там я разговорился с главным по столовке: «Это как, откуда она в Австралии?» – «У меня дедушка из Украины. Чтобы отдать дань памяти, я внес котлету в меню». В этой столовке хавали теннисные звезды со всего мира: Джим Курье, Виландер, все-все.
Куча этих звезд могли есть котлету по-киевски, потому что дедушка шеф-повара был из Украины. Это очень смешно.
Бодрый ютуб-канал Тимура Журавеля
Фото: личный архив Тимура Журавеля; globallookpress.com/Theo Karanikos, David & Micha Sheldon
В Австралии нет границ между природой и человеком...
Хрен знает, в Сибири и на ДВ таких границ тоже нет, да и на Урале в большинстве своем.
И так описывает, что сразу видно, городской житель. Легко удивить. Правда удивляет таких больше чужая страна, нежели своя.
Ездить за счет денег работодателя может любой, и рассказывать как круто за границей.
1. Комсомольск-на-Амуре
2. Геленджик
3. Иркутск
4. Норильск
5. Чита
6. Мурманск
7. Благовещенск
8. Раменское
9. Урюпинск
10. Магнитогорск
Привычка принижать свою страну и людей до хорошего не доводит.
2 деревни, расстояние 30 км. В одной деревне часть населения живет, чтобы было все красиво, чисто, а другая часть пьет и на все наплевать(было наплевать, пока не пришел новый глава с/с), в другой деревне давно негласное соревнование за лучший двор/дом. Участие принимал лично, помогал своей бабушке, как и многие другие. Тогда появились пластиковые окна - вся деревня в пластиковых окнах. Появились заборы из профлиста - вся деревня их ставит. Еще и личностный фактор главы сельсовета уже этой деревни, который выбил для деревни асфальт, новые вывески и обозначения, выбил автобус для детишек новый, чтобы возить в школу, собирает деньги на памятник новый Ветеранам ВОВ. Дальше ухоженные могилки, которые чистит местный народ, и закреплены несколько человек с газонокосилкой, которые не дают зарастать могилам усопших.
Люди сами себе сделали Европу, свой небольшой уютный рай. И таких все больше и больше.
1. Коала - не медведь! Так писать категорически неверно, особенно для профессионального журналиста.
2. Поссумы вообще не страшные. Глаза у них горят ночью как у кошек, а так очень симпатичные зверушки, в городе едят с руки, как белки в Европе. Не путать их с американским опоссумом - тот в полтора раза больше и в миллион раз уродливее с крысиным хвостом.
3. Австралийцы не летают в Европу - это просто лол. По-моему, это самая путешествующая нация в мире. Они постоянно летают в Европу и в Америку, причем сразу на 3-5 недель. Внутри страны тоже любят путешествовать, во время длинных выходных или в короткий отпуск. На Бали тоже летают, но это излюбленное место боганов (местных реднеков), поэтому туда обычные люди нечасто путешествуют.
4. Во многих странах нужно заполнять entry card, и самый жесткий контроль по моему опыту - в Новой Зеландии. Зато в Австралии нельзя из штата в штат провозить фрукты-овощи, потому что экосистема разная.
Непрофессиональный, оскорбляющий участников своего репортажа, плохо понимающий что происходит в нем.