36 мин.

«На занятиях нас били плетками». Время удивительных историй про балет

346

Лукерья Ильяшенко занималась гимнастикой, выступала в балете и мюзиклах, но перешла в кино, сыграла главную роль в сериале «Сладкая жизнь» на ТНТ и снялась в MAXIM.

– Пишут, что ты ушла из балета из-за травмы.  

– Не совсем. Да и травмы особой не было – только небольшое смещение позвонка в поясничном отделе. Сейчас это никак не беспокоит. Только на концертах начинает ныть, когда стоишь на ногах четыре часа. Ушла по другим причинам. Во-первых, я недостаточно талантлива.

– Крутое признание.

– Я закончила балетную школу имени Тихомирновой. После нее по блату меня пытались пристроить на балетмейстерский факультет ГИТИСа. Прихожу на конкурс, а там девочки из Вагановского училища. Очень крутые и талантливые балерины. Посмотрела на них и поняла, что откровенно не дотягиваю. И просто не пошла на последний тур, чтобы не занимать чужое место.

Вторая причина – мерзкие дрязги. Атмосфера, в которой невозможно существовать. Плюс очень низкая оплата труда. Все это отвратило.

– Расскажи.

– Говорят, что самый жестокий мир – театры драматические и театры балетные. Второе я видела своими глазами – в труппе Нового русского балета. Это ужас.

– Стекло в пуанты?

– Вранье. Но там и без этого настолько нездоровая атмосфера. Такой гадюшник и террариум со змеями. А я не тот человек, который готов терпеть это ради псевдоискусства. Потому что в нашей стране в балетном театре никто не занимается настоящим искусством.

– Разве Россия не первая в мировом балете?

– Вообще нет. Мы очень сильно отстали от Европы. Как были законсервированы на каком-то классическом уровне, так и остались. У нас нет суперхореографов-постановщиков, которые делают вау-вещи. Переосмысляют классику. Так что балет сейчас – не искусство, а больная атмосфера. Нужно иметь огромную мотивацию, чтобы пройти через все эти мерзости, пакости и гадкие взгляды.

– Пара примеров гадости?

– Ты приходишь и сразу становишься изгоем в коллективе. Никто с тобой не общается. Толкают, хамят. Хотя ты не сделал никому ничего плохого. Не метишь ни на чье место. Просто хочешь танцевать. Только все равно приходится окунаться в эту атмосферу.

Помню, как-то планировала ехать на репетицию. Но сидела с утра на кухне и плакала. Говорила: «Мам, я не хочу, мне плохо. Мне не нравятся эти люди, мне тяжело с ними». Тем более тогда я была такой застенчивой. Сейчас другая из-за профессии. В то время просто синий чулок. А вокруг мегеры.

– Откуда в них эта грязь?

– В природе каждой женщины заложена зависть. Ты всегда сравниваешь себя с другой, особенно в молодости. Даже у актрис такое есть, и я этим грешу. Хотя не имею на сравнение никаких оснований. Вы – разные типажи, не конкурентки. Но все равно начинается в мыслях: «Кто же красивее? А как же я?». В балете это превращалось в ненависть, пренебрежение в общении. Меня это ранило. Поэтому и ушла.

– Деньги не держали?

– Заплатили 400 долларов за четыре месяца. При том, что свободного времени не имела вообще. Мама ведь еще поставила условие: «Хочешь танцевать – танцуй, но получи высшее образование». В итоге получалось следующее: с утра ехала в балетный класс в Дом российской армии. Репетировали до четырех. Потом перемещалась на Щелковскую в институт. И так каждый день.

– Что за вуз?

– Льва Толстого. Училась на лингвиста. Пять лет мучилась, но в один момент сказала: «Все, ребята». Меня выгнали. До сих пор не забрала оттуда документы. Самые бездарно потраченные деньги и нервы. Хотя даже с жестким графиком успевала тусить. Без алкоголя и сигарет, но много времени проводила с одним человеком.

– С кем?

– Появился бойфренд. Американец, на 22 года старше. Любила его безумно. Дико модный чувак, а мне 17-18 лет – забитый котенок. И вот он таскал везде. Ехала к нему после института, спала по пять часов. На этом фоне случилась неприятная история.

– Какая?

– Труппой собирались на гастроли в Испанию. Должны были танцевать «Щелкунчика». Как обычно, репетировать четырехчасовой балет начали в последний момент – на пуанты поставили за две недели. В какой-то момент я стерла безымянные пальцы. Из-за диких нагрузок и низкого иммунитета начался абсцесс. В итоге всю эту историю мне вырезали.

– Ужасно.

– Мама как врач старалась не доводить до операции. Колола под ноготь пенициллин. Это самое страшное, что может быть в жизни. И самое больное. Так пытали нацисты. Представляете, под ноготь запихивают иголку? Тем более это не помогло. Становилось только хуже – уже не могла ходить обеими ногами. Мама повезла в какую-то клинику. Все это дело вскрыли. До гастролей оставалось пять дней. Я в кордебалете, но это все равно огромная нагрузка. Танцуешь-то на пальцах.

– Как выпутывалась?

– Мама сказала: «Если поедешь, заражение пойдет дальше. Ногу могут ампутировать. Тебе нельзя». Звоню худруку.

– Таранде?

– Нет-нет, Анучину. Объясняю ситуацию. Он вроде проникается. Но слышу, что жена, наша репетиторша, на заднем плане орет: «Да мне по *** [хрену], как она поедет. Пускай в балетках танцует. Она нас подставляет, у нас не хватает человека!» Я все это послушала и положила трубку. Подумала: «У меня единственная жизнь, я не хочу, чтобы со мной так обращались».

Это ведь труппа третьего-четвертого сорта. Ни о каком великом искусстве там речи не идет. Они делали все за деньги. Кое-как собрали кое-каких балерин и за две недели попытались отрепетировать. Ребят, да камон. Кого вы обманывали?

***

– Как ты попала в балет?

– Случайно. До этого ходила на гимнастику, бальные танцы для развития. Родители думали, что пойду учить языки. И тут умирает папа. Я жирный, щекастый ребенок. Избалованный совершенно. Мама, психиатр-нарколог, отдает в балетную школу. Прихожу туда – мне 10. Все девочки занимаются с восьми. Худые, красивые. Делают у станка батман тандю. А я понятия не имею, что это. Дикий стресс.

– Прогуливала?

– Нещадно, потому что не получалось. В день мне давали 50 рублей, я покупала мороженое, чипсы, сникерс и слонялась по району. А потом вдруг стало получаться. Данные-то были: ноги красивые, верчение хорошее, очень грациозная. Есть даже такое понятие, как динамика движений. Когда ты не очень, но темпераментная, не деревянная. Меня начали ставить в первые линии.

– Сколько длились тренировки?

– С часу до девяти. До этого школа с 8:30, а потом подряд – гимнастика, классический танец, историко-бытовой, русский-народный, степ, пластика, репетиции, сольфеджио, история музыки, что-то еще. И так шесть дней в неделю.

– Что мотивировало?

– Я тот человек, которому неинтересно без цели. Понимаю, что сама по себе жизнь – бессмысленная фигня. Мы все когда-нибудь сдохнем и нас сожрут черви в гробу. Но чтобы мне лично было интереснее, важно понимать, что я куда-то стремлюсь, иду к цели. И вот тот прогресс нес меня вперед. Занималась маниакально. Весь класс уходил на летние каникулы, я с мамой обматывалась полиэтиленом, надевала утяжелители на ноги и руки и бежала.

– Не понял.

– Мама застала 90-е: Джейн Фонду, бум аэробики, здоровое тело. Она всегда считала, что я жирная. Я до сих пор себя такой считаю. Даже когда похудела до 46 килограммов и выглядела тяжело больной. Мама уже 40 лет по утрам бегает. Тогда к ней присоединялась я в полиэтилене, чтобы сжигать килограммы.

– Носила специальный костюм?

– Нет. Это сейчас есть тайский. Через пять минут из тебя выходит вся жидкость, через 10 закладывает уши, через 20 проблемы с давлением. А через полчаса надо снимать, потому что становишься похож на человека, сбежавшего из Освенцима. В то время таких не существовало. Пользовались обычными пакетами из «Седьмого континента». Режешь их, надеваешь, а сверху колготки или трико.

– Жесть.

– Настоящая жесть была на самом балете. Все рыдали после уроков гимнастики. Молодая преподша, очень красивая, чемпионка России. Гоняла как сидоровых коз.

– Пара примеров?   

– В зале стояли такие длинные лавки, как на уроках физкультуры. С них мы садились в минусовой шпагат. А если спокойно садишься с лавки – ставили стул. Это нечеловечески больно. Сидеть надо пять минут. Но если кто-то из группы сходил, преподша добавляла минуту. Все ревели, плакали, орали. Кто-нибудь обязательно кричал «Я больше не могу, я вас ненавижу» и уходил в слезах.

Артистка балетной труппы Большого театра Алена Ковалева

– Бедные.

– Запомнила еще одну вещь. У балетных артистов ценятся иксовые ноги – когда при взгляде в профиль в районе колена они выгнуты назад. Как у меня. У многих не так – колени наоборот недотянуты. Чтобы это исправить, нам давали специальное упражнение. Садишься на пол, ноги на скамейку. Другая девочка всем весом садится к тебе на колени и продавливает их внутрь. Мне было не больно, я этим пользовалась. Педагогиня просекла фишку.

– Что устроила?

– Такая: «Ильяшенко, ложись-ка на живот. А ноги назад на стул». Это второй ад. Потому что девочка садилась мне на заднюю поверхность коленного сустава, а я должна была не сгибать его. Держаться.

– Ад.

– Еще нас били. У педагога по классическому танцу Михал Асафыча Тихомирнова – племянника Майи Михалны Плисецкой – имелась плетка. Такая, которой лошадей гоняют. Периодически он лупил нас ей. Получалось жутко больно, но однажды мы спрятали ее в рояль. Он заходит: «Где палка?» Тишина. «Кто спрятал палку? Кто зачинщик?». Зачинщиком всегда выступала я. Но не раскололась. В итоге он отменил урок. А потом поменял решение: «Сейчас я вам устрою». И сделал просто жуткое занятие. Мучал очень долго.

Вообще его методика была жесткой. В балете же две книги. Васильевская, которая объясняет, как все устроено и как надо преподавать от первого до последнего класса. И такая же Мессерера – дяди Плисецкой. Михал Асафыч был его приемным сыном, поэтому перенял особенный стиль.

– В чем это выражается?

– Все остальные преподают балет больше на форму, разнообразие комбинаций. Мессереровская школа направлена на приобретение силы. Ты становишься немного перекаченным. Вот у меня до 17 лет вообще не было груди. Выглядела как мальчик: худая, мышечные ноги, бицепсы. Даже путали с парнями.

– Ты это спокойно воспринимала и радовалась жизни?

– Нет, конечно. Есть такой элемент, как гран-батман – стоишь и бросаешь ноги очень высоко. Обычно их выполняют по четыре крестом – вперед, в сторону, назад, в сторону. Мы делали по 32. В темпе. В один момент тебе хочется заплакать, умереть, выйти в окно, послать педагога.

Помню, у нас занималась потрясающе талантливая девочка Катя Изместьева. Репетировала партию из балета «Пламя Парижа». Это очень тяжело – надо скакать на пуантах. И ей постоянно: «Не так, не так, не так». Она сняла пуанты, швырнула их в сторону и сказала: «Идите на *** [хрен], Михал Асафыч». И ушла.

Михаил Тихомирнов и Лукерья Ильяшенко, 2005 год

– Какие чувства к нему испытывала?

– Любила безумно. Это человек, который заменил мне отца. Его недавно не стало. Приезжали к нему незадолго до смерти на дачу. Привезли вино, не взяли штопор. Он такой: «Сейчас я вас научу». Берет дрель, вкручивает в пробку и вытаскивает. Это потрясающе!

И вообще круто, когда есть цель. Ради нее ты готов терпеть. Тебе по барабану трудности, потому что веришь.

– Нет разочарования, что те годы прожиты зря?

– Нисколько. Они привели к тому, что у меня железная воля. Есть умение добиваться чего-то через сложности, я могу падать и вставать. У меня чертовски красивые ноги. А-ха-ха, сейчас нескромно вышло, да?

– А в плане популярности, денег?

– Не всегда это важно. В тот момент я была так счастлива, что это ни с чем не сравнимые ощущения.

***

– Ты уничтожила балетную линию в «Матильде».

– Ну это правда жесть.

– Что не так?

– Сейчас покажу видео на YouTube. 1913 год, всего пять минут.

Обрати внимание на фигуру, щиколотки. На костюм – пачек тогда не существовало. Мы смотрим уже полторы минуты. Сколько раз за это время она встала на пуанты? Два. А теперь вспомни, как прыгает в фильме Кшесинская. Как поднимает ноги. Да тогда на шпагат никто не садился.

– Но если показать это в кино…

– Офигительно будет! В этом цимес: в белых лицах, костюмах. Надо просто воспроизвести эпоху. А то в фильме балерины в один момент выбегают на сцену в пачках со светодиодами – ну что это? Сама Матильда худющая – почему? А момент, когда с нее спадает костюм, а восторженные рожи смотрят на оголенную грудь? Это настолько неправда!

– В целом фильм понравился?

– Нет. Хотя сам исторический материал очень крутой. Из него можно сделать что-то стоящее.

Знаю, что все не любят Михалкова, но как режиссер он был гениальным товарищем. Я искренне считаю, что «Сибирский цирюльник» – отличное зрительское кино. И мне казалось, что «Матильду» можно сделать такой же. Растянуть по времени, написать шикарные диалоги. Вместо этого Козловский сидит в аквариуме, по крови появляется голограмма Кшесинской, царь постоянно плачет. А как все закончилось: он подумал, что она утонула, и пошел править? Что с тобой, чувак?

– Если фильм за 25 миллионов долларов получился таким, то русское кино в заднице?

– Немного да, но мы пытаемся. Проблема в том, что в Европе сейчас появилось много крутых авторских режиссеров. Возьми «Человек-швейцарский нож» – это бомба. Ребята нашли свой язык, сделали из этого артхаус, комедию, трагикомедию, драму. Не побоялись, изобрели что-то новое. А у нас все на кого-то ориентируются.

– Например?

– Недавно мне показали конкурсную программу фестиваля короткометражек. Это невозможно. Каждая картина начинается с того, что в машине едет лицо, совершенно ничего не выражающее. Может, что-то новенькое придумаем? Все уже поняли рецепт, что надо сделать, чтобы в Канны поехать. Снять остросоциальное с бетонными лицами, планами земли, деревьев и мрачными пейзажами.

– Как Звягинцев?

– Да. Он гениален, но однозначно не любит людей. И такое ощущение, что вслед за ним наши режиссеры тоже их не очень любят. В этом плане мне больше импонирует Аня Меликян, чей вектор направлен в сторону человечности, а не беспросветного и мрачного.

– Так это разные подходы: авторское и веселое для всех.

– Любое искусство является искусством только тогда, когда оно универсально. Когда оно доступно для профессора МГУ и пятилетнего мальчика. Когда оно трогает всех. А если через контент ты показываешь, какой ты умный и глубокий, то это уже фигня, самолюбование.

– Звягинцев собой любуется?

– Несомненно. Правда, очень красиво.

– Он снимает российскую жесть, чтобы потом получать призы?

– Думаю, просто делает то, что лучше всего получается. И это попало в нужное время и выстрелило в нужном месте.

***

– Три худших российских фильма за последние пару лет?

– Про один сказали. Второй – «После тебя». Сняла жена Безрукова с ним в главной роли. Кстати, про балетного артиста. Такая хрень.

– Третий фильм?

– «Танцы насмерть», где я участвовала.

– А зачем?

– Думала, получится что-то неплохое. Плюс мне как бы надо существовать, питаться. Плюс меня впервые взяли на главную роль в фильме. Но его надо видеть. Это такое! Про черную пыль из-под земли, которая поедает плохих танцоров. Клево? Просто за гранью.

– Хотя бы сценарий читала перед съемками?

– Естественно. Видела, что это можно сделать нормально – «Голодными играми». Только снималось все за три копейки, так же монтировалась. Потом было невероятно стыдно. Помню, стоим с одним артистом перед блогерами и журналистами, и на нас льются потоки экскрементов. Нас спрашивали: «Сами-то поняли, что происходит на экране?»

– А ты?

– В какой-то момент не выдержала. Понимала, что должна защищать группу, но взяла микрофон и сказала: «Друзья, вроде бы я читала сценарий. Вроде бы играла в этом кино. Находилась в трезвом уме и памяти. Не принимала наркотики. Помню сценарий. Но сейчас я смотрю и не понимаю, о чем это все».

– Настолько плохо?

– Перемонтировали до какой-то жуткой нелепицы. Потом говорили: «Вот, бюджет всего миллион». Как будто это кого-то волнует. Мое мнение: или делайте нормально, или вообще не делайте. За миллион снимите камерную историю в доме на трех артистов.

– А кто это вообще решил снимать?  

– Есть разные компании. Снимают, продают за границу как фильмы категории В: Япония, Китай, Европа. Знаю проект, который делали с русскими артистами, но на английском. Чтобы потом переозвучить англоязычными. Я даже ходила на пробы. Вся проблема в том, что благодаря американцу-бойфренду и образованию лингвиста более-менее понимаю, как люди разговаривают. Но тут дают текст и понимаю, что это…

– Гугл-транслейт?

– Да! Как будто по-русски написали сценарий и загрузили в переводчик. Я пробовалась с партнером, мы оба с круглыми глазами. Вокруг скакал режиссер: «Ори! Вот тут надо орать!» – «Стопэ, а какой переход?» – «Нет! Нужна эмоция!».

Рядом за этой вакханалией наблюдал консультант по языку: «Извините, вот тут фразу нужно немного по-другому, а то получается иной смысл». Режиссер: «Нормально!».

– Срывалась на площадке?

– Само собой. На одном проекте прихожу на смену, сажусь на грим. Ассистент приносит четыре листа А4 с новым текстом. Сцена, которой не должно быть. В ней мой монолог про то, что вообще происходит в фильме.

– Это как?

– Сценарий изначально настолько слабый, что из снятого по нему вообще ничего непонятно. Режиссер решил включить дополнительную сцену, чтобы объяснить смысл фильма зрителю. В итоге я читаю текст, но не могу выучить. Иду на площадку, делаем дикое количество дублей. Я страшно матерюсь. Кричу: «Да что б вы все горели в аду». Злая как сатана. Но кое-как сняли. Тут навстречу идет режиссер, оператор и рядом еще один человек. Мне на ушко: «А это сценарист». Я словно фурия подхожу, протягиваю руку: «Давайте пожму. Спасибо вам большое, что вы это написали. Посоветуйте мне своего дилера».

– Будешь еще у них сниматься?

– Если окажется совсем нечего есть – буду везде. Но все чаще думаю, что пора бы придумать параллельное занятие. Я очень завидую артистам, которые могут выбирать роли. Не сниматься в говне, при этом не голодать.

– Ты соглашаешься на все?

– Ну не настолько. Какие-то сериалы отвергала. Но там все очень плохо. Не знаю, кто их пишет. Обидно, что после такого говорят: «Вот, российские артисты плохие». Да не плохие. В этом вся и загвоздка. Артист ты сильный. И не ты это говнище сочинил, не ты так себя одел, не ты так фигово режиссировал. А отдуваешься ты. Дурацкая зависимая профессия.

Помнишь самую ужасную сцену из русского сериала?

Прикол в том, что эти трое ребят на видео – крутые театральные артисты. Но они приходят на площадку, и им дают эту хрень. Те, кто именитее, могут сказать: «Идите в жопу. Я не буду такое говорить, давайте менять мизансцену».

– Ты такого не позволяешь?

– Когда снималась в «Налете» с Машковым, Шведовым и Палем, мы так делали. Нам приезжали сценарии с Первого канала – просто за гранью добра и зла. Люди так не общаются даже в состоянии белой горячки. И перед каждой сценой мы садились вместе режиссером, брали листочек и заново все переписывали. Вроде Первый, гигантский проект, 16 серий, а все равно большие проблемы. После такого сценаристов, простите, расстреливать надо. Откуда они вообще берутся? Я бы лучше написала.

***

– Давай про хорошее кино. Лучшее, что видела за последний год из российского?

– «Нелюбовь». После просмотра было послевкусие, как от «Реквиема по мечте» в свое время. Два дня потом ходила под впечатлением. Это вечная история. Где-то я нашла себя, свое отношение к жизни, детям. Еще «Аритмия» очень крутая.

– Мне показалось, что в ней провисает линия отношений Горбачевой и Яценко – непонятно, что их объединяет и почему они в итоге должны остаться вместе.

– Я наоборот увидела настолько родных людей. Знаешь, это такая болезненная любовь. Все твои друзья и подруги знают, что он никчемный, бесполезный. Вы уже давно даже не спите вместе. С ним не будет никакого будущего. От него одни проблемы. Но ты его так любишь безусловной любовью, что ничего не можешь сделать. Кино на самом деле про это. Не про страсть и не про безудержный секс. А про то, что случается через пять лет.

Очень зафанатела от Горбачевой. То, как она существует там, – просто невероятно. Тонко, документально. Высший пилотаж, когда смотришь и не понимаешь – играет человек или все на самом деле происходит. У Звягинцева и Хлебникова вообще есть такое.

– Что?

– Они умеют подбирать артистов, которые пытаются донести тему. И не пытаются показать в кадре, какие они крутые и замечательные. Ведь большинство наших артистов в кадре сидят: «А сейчас я как посмотрю, как пущу слезу, и вы увидите, какой я офигенный». Такое сразу чувствуется. А в фильмах Хлебникова и Звягинцева этого нет. Люди у них не хотят выглядеть красивыми. Забывают про камеру.

В этом плане мне понравился последний фильм Озона «Двуличный любовник». Там снялась Марина Вакт. Несомненно, она самая красивая женщина на свете. Но она настолько этим пренебрегает, что ты целиком погружаешься в ее игру. И для сравнения возьмем «Необратимость». Беллуччи плоха в той сцене. Она пытается выглядеть красивой, даже когда ее трахают.

– В переходе.

– Да. Ее насилуют, а она все равно манящая и зовущая. И я уже не верю. Но что сделать – это дурацкая тщеславная черта. Мне Паль как-то сказал: «Луша, хватит. Не старайся казаться красивой, не надо». Только это так тяжело. Я же телка, черт побери.

– Кто в России не выпячивает себя?

– Лядова. Я ее полный фанат. Она органична, как собака. Прямо настолько хороша.

– Панин как-то сказал, что никогда не учит текст и играет только одну роль – себя.

– И правильно делает. Тем же самым занимаются Гэри Олдман, Аль Пачино. Они играют себя, только в разных проявлениях. Если этого не делаешь, не демонстрируешь свою внутренность, то врешь.

Я вообще считаю, что и актерское образование лишнее. В Штатах его нет. Сама благодарна богу, что не угробила четыре года жизни на эту фигню. Что изменилось бы, если бы умела изображать животных? Или пила бы чай с воображаемыми предметами? На хрена такое надо? А это реальные задания с первого курса.

***

– Обязательная тема во всех твоих интервью – откровенные сцены.

– Ой, журналисты постоянно: «Вы такая смелая!». Glamour недавно сделал трендсеттером года за смелость на экране и в жизни. Что за пуританское общество? Какая смелость? Ну показала сиськи, и что? Посмотрите «Нифмоманку», «Любовь» Гаспара Ноэ. В «Калифорникейшн» телка сквиртует. Если это драматургически оправдано, то почему нет.

– Некоторые считают, что это порно.

– Так говорит безграмотный люмпентарий, который ничего в жизни не видел. Если им хочется жить в совке или безвкусных 90-х, пусть там и остаются. Отсутствие эстетического вкуса – тоже не моя проблема.

– Но было же, что читала сценарий и сразу говорила: «Не, тут вообще не в тему, не хочу»?

– Разок. В проекте, от которого в итоге полностью отказалась. Постельная сцена фигурировала в пилоте. Кроме него ничего не было прописано, дальнейшее развитие персонажа оказалось непонятным. Я решила, что просто так светануть сиськами в кадре нет смысла. В остальных проектах все выглядело органичным.

– Самая сложная такая сцена?

– С Эдиком Мацаберидзе во втором сезоне «Сладкой жизни». Он женат 20 лет. Впервые увиделись на площадке, два раза сказали «привет – пока» и надо играть постель, страсть. Из этого состояла вся смена. Такая жесть!

– Сколько человек рядом?

– Дофигища. Но типа уходят на плейбэк. Остаются звук, фокус-пулер и оператор.

– В «Изменах» ты занимаешься сексом с Александром Клюквиным, русским голосом «Альфа». Мне кажется, или актриса Ильяшенко там полностью голая?

– Нет-нет, всегда надеваем белье телесного цвета. Трусы спущены далеко, но есть. Если не они, то в нужное место клеим прокладку на тейп.

– При этом ты стонешь и прыгаешь на партнере. Он может испытать эрекцию?

– Вряд ли. На площадке такая асексуальная атмосфера. Ты в зажиме, он в зажиме. До этого уже отработали сцены – все потные, воняете. В этом плане для меня эталон – «Любовь». Все говорят, что порево, а я – что гениально. Гаспару удалось запечатлеть чувственную любовь. Знаешь, говорят, что в идеале секс должен быть апогеем любви духовной. Это случается несколько раз в жизни. И вот они такое засняли. Причем актер и актриса там действительно занимаются сексом.

Кадр из фильма «Любовь» Гаспара Ноэ

– Серьезно?

– Да, всяким разным. Это очень круто. В этом такая правда. Финал: он сидит один в ванной, ему видится она. И музыка. Я просто рыдала. Невероятно здорово. До сих пор не понимаю, в чем секрет. Видимо, создали атмосферу, когда люди не стесняются. Ты смотришь и веришь, что это не игра, а их друг от друга правда трясет, колбасит и морозит.

Я, конечно, не говорю, что теперь обязательно трахаться. Но подобные сцены нужно играть взаправду. Слова о любви не работают, как взгляд, прикосновение, жест. Но у нас это невозможно.

– Почему?

– Актрисы боятся даже в лифчике в кадр входить: «Ой, у меня грудь некрасивая», «Ой, у меня живот жирный», «Ой, я вся в целлюлите». Блин, вы же не супермодели. Вы играете в кино обычных людей, у которых могут быть обвисшие сиськи, небритые ноги, грязные волосы. Этого нельзя бояться. Понятно, что в кадре все хотят выглядеть красивыми. Но люди на самом деле не такие. И любовь происходит даже тогда, когда вы рано утром просыпаетесь с бодунища, отекшие, у вас изо рта воняет. Но вы любите друг друга, как в последний раз. И всем по барабану на красоту.

– Мужчины тоже боятся?

– Один устроил истерику: «Я не буду в трусах, потому что у меня пузо висит». Из-за этого я и не воспринимаю мужчин-актеров. Кроме нескольких человек, большинство ведут себя как бабы: «У меня большой нос», «У меня борода не такая», «Боже мой, у меня торчит живот». Поэтому и относиться к мужчине-артисту можно максимум как к ребенку или веселому котику – он очаровательный. Но такое быстро приедается. Очень скоро обнаруживаешь рядом капризную телку.

– Есть исключения?  

– Машков. Не знаю, какой в жизни, но на площадке большой профессионал. Все идут на обед, спать, курить, играть в танки, а Владимир Львович – качать пресс. Еще Анатолий Горячев.

– Кто это?

– Артист Театра Фоменко, играл дядю Толика в «Сладкой жизни». Невероятный. Скромнейший, талантливейший, деликатнейший, всегда поможет. Никогда не капризничал. Никого нельзя назвать святым, но вот он потрясающий. До сих пор общаемся.  

***

– Ты снялась в MAXIM. После такого всегда активизируются люди, которые скидывают в директ разные части тела.

– Да, ну а что такого? Никогда их не видела, что ли? Скинул кто-то половой член. И? Это просто извращенцы. Есть разные формы отклонений – гомосексуалисты, котофилы, зоофилы, некрофилы, копрофилы. Они вот такие. Отвечаю: «Потрясная пиписька, чувак».

– Серьезно?

– Как-то было. Самое веселое, что они такого не ждут. Впадают в ступор, тут же прекращают переписку.

– Мужчины из кинопроизводства к тебе домогались?

– Ни-ког-да. И ни про кого не слышала. Хотя в России подобные случаи и не вызовут большого хайпа. Во-первых, это никого не удивит – по всей стране в любой сфере молоденькие девочки встречаются со взрослыми дяденьками, которые составляют им протекцию.

– Вторая причина?

– Если надо, наши девочки дадут по морде и уйдут. Поэтому считаю, что целиком возлагать вину на человека, который домогался, нельзя. Дыма без огня не бывает. Если не хочешь, чтобы по отношению к тебе совершали такие действия, ты их не допускаешь. Не поднимешься, например, в номер.

– Девушки думали, что Харви зовет обсудить сценарий.

– Перестань. Я не верю, что они не слышали о его домогательствах. Это очень маленький мирок. Каждая все прекрасно понимала. Но даже если не в курсе – зашла с ассистенткой, та ушла, он спустил штаны, начал мастурбировать. Ну выйди сразу! А то рассказывают про принудительный кунилингус. Я не очень представляю, как это возможно. А ты?

– С трудом.

– Ну вот. Или начинают: «Мы боялись, что нас больше никуда не возьмут». Слушайте, Анжелина Джоли на тот момент уже была Джоли. А Пэлтроу – Пэлтроу. И компания Вайнштейнов не единственная. Плюс не надо забывать, что артистку берут в проект, чтобы она его продала. Если они видят такую девушку, то возьмут ее при любых раскладах. Неважно, дала она Вайнштейну или нет. Его даже немного жалко. Чего молчали-то? Может, если бы сразу сказали, что нельзя, он бы так не делал.

Пенелопа Крус, Ферги и Николь Кидман с Харви Вайнштейном

– Хоть в чем-то женщин ущемляют в русском кино?

– В зарплате. Это несправедливо и очень бесит – мужчины с какого-то хрена получают на порядок больше.

– Роднянский говорил, что топы имеют 400 тысяч рублей за смену.

– Знаю человека, у которого миллион.

– От чего зависит цена?

– Чем больше снимаешься, тем дороже ты стоишь. И неважно, в каких проектах.

***

– Тебя ведь можно заказать как диджея.

– Да, иногда играю в Москве – итало-диско, диско. Хипстерскую историю. В регионах это не продается. Туда езжу с коммерцией – Лобода, Тимати, хоть и не люблю адовую попсу.

– Самая необычная туса?

– Корпоратив в Хорватии с Ромой Маякиным – партнером по «Сладкой жизни». После этого играла как диджей. У какого-то страшного ростовского бандита. В один момент думала, что нас расстреляют – провели мы все отвратительно. Хорошо, что потом его ассистентка скинула список любимых треков. Я подобрала ремиксы.

– Обмяк?

– Подрасслабился. Сказал: «Ох, какая крутая музыка!» Если бы играла что-то свое, в Хорватии бы и осталась. Закопанной.

– Так плохо провели корпорат?

– Ну конечно. Мы изначально предупредили, что не умеем говорить – не «Камеди клаб». Читали по бумажке. Ошибались с фамилиями. Помню, перед выступлением Лорак нам строго-настрого сказали: «Обязательно назовите ее Ани Лорак». Это же Каролина, только наоборот. Но мы находились в жутком стрессе. Как два дебила ходили по этой сцене: «А давайте сейчас поздравим Василия Михалыча Ногозадерищенко с днем рождения! Аплодисменты!». Такой идиоткой я себя не чувствовала никогда.

– И ошиблась?

– Сказала Маякину: «Давай хором скажем» – «Давай». Объявляем: «Друзья, на сцену выходит…». В этот момент я говорю Ани, а он – Аня. Только громче.

– Скандал?

– Тишина. Ждем – никто не выходит. Оказывается, Лорак бьется за кулисами в дикой истерике. Для нее правильное произношение – суперпринципиально. Но кое-как уговорили – через 15 минут вышла.

– Что дальше?

– Подзывает бандит: «Значит так. Чтобы никто из моих гостей на сцену не вылезал. Ходим сейчас вокруг стола и развлекаем, ***** [блин], всех». Маякин не выдерживал: «Все, я уезжаю, я больше не могу» – «Ты что, дебил? Нас сейчас убьют».

– Кошмар.

– В итоге мы все это отвели, поехали в отель. Сели вдвоем на берегу моря и нажрались до беспамятства. Пережили такой стресс! Началось ведь все еще днем.

– Туса?

– Сначала развлечения – какие-то веселые старты. Мы должны были их комментировать. Повезли куда-то на катере, высадили. Берег скалистый. Участники в специальной обуви, мы вдвоем босиком. Пока с матюгами пытались выползти из моря, первый конкурс уже прошел. Все отправились на второй. Снова заходим на белейшую яхту. Я такая: «Друзья, а дальше у нас следующая часть программы». Маякин: «Луш, посмотри на пол».

– Что там?

– Смотрю: я в луже крови. Так исцарапала ноги. Просто вдрызг.

Хоть заплатили нормально – 300 тысяч вроде – больше на корпоративы все равно не соглашусь. Этот останется единственным.

– На съемках такая жесть случалась?

– Была отвратительная история, но связана не со мной. В начале карьеры участвовала в каком-то проекте НТВ. Сериал типа «Следа» – куча серий. Приехала, отнялась, села в машину готовиться к другой сцене. И увидела, что на площадку нагнали массовку. Вызвали к 10 утра. Снимать начали ближе к четырем вечера. Массовка состояла из бабушек и дедушек. Тех, которые не могут жить на пенсию. Поэтому за 500 рублей подрабатывают. Сука, за 500 рублей.

И вот их, пожилых людей, все это время держали в автобусе. Где даже не включили двигатель, а кондиционер не поставили на режим обогрева – экономили бензин. Хотя на улице было минус семь. Черт подери, ребята, что же вы за нелюди? Имейте хотя бы какое-то уважение.

– Согласен.  

– И ходит еще этот исполнительный продюсер, который распиливает деньги. Ездит на «Гелендвагене». Не надо мне говорить, что не пилит. У него на лице написано. А в автобусе бабушки, которые на ладан дышат. Она заболеет, на этом, может, все закончится. После такого мне хотелось ему в рожу плюнуть. Но не помогло бы, потому что у нас нет профсоюзов.

– Они исправили бы ситуацию?

– Да. Знакомый рассказывал, как работает массовка в Лондоне. Он в ней подрабатывал, пока учился. На столе моцарелла, прошутто, чай, кофе – на протяжении всей смены. У каждого есть место, где можно посидеть, отдохнуть, утеплиться. И получают люди не 500 рублей, а 500 фунтов.

– Такая несправедливость в России только в кино?

– Во всей стране.

– Есть виновный?

– Конечно.

– Кто?

– Ты знаешь. Система людей. Они все друг с другом связаны.

***

– Ты однажды сказала, что у тебя большие запросы. Сколько это в месяц?

– Чем больше, тем лучше. Деньги в наше время необходимы. Это синоним свободы. При этом трачу немного. Я не та баба, которая пачками скупает туфли. Мне не нужен последний iPhone – если бы не подарили X, спокойно ходила бы с шестеркой. Не нужна крутая тачка – езжу на 2012-го года выпуска. Просто хочу иметь столько денег, чтобы их не считать. Это из детства.

– В смысле?

– Важно чувствовать себя защищенной. Я же ребенок из бедной семьи. Выросла в коммуналке в хрущевке. Когда папа умер, дома нечего было жрать.

– Вообще?

– Ну да, одно время с мамой ходили в соседний парк – собирали яблоки. Кроме них еда отсутствовала. В другой раз приходила домой – там всегда только картошка. Но говорю это не чтобы жалели. У нас в стране всем тяжело – каждый второй без отца.

– Самая жуткая работа, за которую бралась из-за денег?

– Пошла в группу «Шпильки». Все говорят, какой кошмар. Хотя каждому нравится свое. Не все хипстеры и эстеты. У «Шпилек» тоже есть фанаты. Правда, мы были десятым составом. Со мной записали только один клип, который не пустили в ротацию. Но мы много работали по всяким корпоративам, свадьбам. За выступление платили по 30 тысяч. Не такие простые деньги – танцуешь и поешь целую программу.

– Живьем?

– Ну конечно, ха. Под плюс. Только подвывать все равно надо. Так вот разок обрубилась фонограмма – мы по инерции допели. Правда, стало понятно, что уже сами.

– Как ты вообще оказалась в группе?

– Подруга позвала на кастинг. Как раз закончился проект «Красавица и чудовище». Я сидела совсем без денег – 15 рублей в кармане. До этого всегда говорила: «Чтобы я и попсу? Никогда. Да я за Брайана Локинга порву всех на свете, Placebo самые лучшие, а «Роллинги» и Pink Floyd вообще гении». Но тут приперло. И взяли. Хотя выглядела дико.

– Как?

– Нарочито сексуально. У меня был дикий комплекс по поводу маленького роста и внешности. Как модель снимали – рожа-то необычная. Но на подиум не брали. А у бойфренда-американца дома постоянно собирались очень красивые и крутые модели. Смотрела них и думала: «Какая я страшная». От гигантских комплексов всегда ходила с черными смоки айс, рыжей гривой, на каблуках и в мини-юбке. В любое время года. Теперь совсем другая.

– Что изменилось с тех пор?

– Я себя приняла. Осознала, что я индивидуальность. Такая, какая есть.

– Скромничаешь. Наверняка на тусах в «Шпильках» мужики приставали только к тебе.

– Никогда. Я очень холодная. Меня многие боятся. Считают, что страшная сука. Сложное лицо, а когда накрашусь – вообще адовая сатана.

– Из-за этого бойфренды жестко старше? Американец на 22 года, нынешний на 17.

– Боюсь, это комплекс из детства. Отец умер рано. Поэтому мне важно, чтобы мужчина рядом считался лучше меня. Умнее и сильнее. Чтобы могла карабкаться за ним. Меня это подстегивает, хочется его догнать. А с равными по интеллекту быстро становится скучно.

– Ты как-то сказала, что идеальные отношения – когда есть о чем поговорить.

– Именно. Не очень верю в гороскопы, но где-то вычитала, что близнецы любят трахаться и получать информацию одновременно. Это про меня. Мне важно, чтобы постоянно что-то рассказывали. Если интересно, буду сидеть, открыв рот, задавать вопросы.

– Молодые не умеют интересно?

– Мне кажется, мои ровесники какие-то потерянные, бесцельные и ничего не хотящие. А мне интересно с людьми, которые хотят что-то в этой жизни. У которых есть интерес, кроме меня. Чтобы это не было: «Ой, я тебя люблю». Чувак, ты можешь любить меня сколько угодно, но давай вместе чего-то добиваться, делать жизнь интересной. Она и так бессмысленная. А если просто сидеть, то превращается вообще в фигню. Ведь вся эта страсть проходит. И даже не через три года. Уже через год тебе становится не очень.

***

– В инстаграме ты часто пристраиваешь бездомных котов. Работаешь с фондами?

– Фонды – хрень. Пыталась с ними сотрудничать и не поняла логики. Стараюсь помогать конкретным животным.

– Как находишь их?

– Подруги, друзья приносят: «Лу, тут кот!» – «Окей, тащите». Или сама. Недавно вдрызг разругалась с одним продюсером из-за этого. Теперь с ним даже не общаюсь. Человек просто перестал существовать для меня.

– Что случилось?

– Снимали кино в Подмосковье. Записали сцену, иду к своему вагончику. Сидит кот. Видно, что уличный. Лапа и хвост сломаны, вырвано несколько когтей. Я понимаю, что зимой он не выживет. Посадила его в вагончик, налила воду. Думаю: «Пускай здесь потусуется, после смены отвезу в круглосуточную ветеринарку. Починю, пройдет реабилитацию и пристрою. Или отвезу обратно». Предупредила ассистентку: «Чтобы кот оставался на месте. Никого к нему не пускай». И пошла сниматься. Возвращаюсь – нет.

– Куда делся?

– Спросила ассистентку: «Где?» – «Вот тут Руслан, продюсер, зашел, и кот выбежал» – «Он не мог спрыгнуть с этой высоты на трех лапах». Выяснилось, что продюсер какого-то хрена тусовался в моем личном актерском вагончике. Туда зашел хозяин вагончика и сказал, что кот может все засрать. При этом я говорила ассистентке: «Если что-то не так, сама оплачу уборку». Но в итоге продюсер просто выгнал кота.

– Говорила потом с ним?                             

– Подошла. Он ответил: «Ха-ха-ха, Лу, забей. Мы тебе нового купим, он будет лучше». Думала, что пощечину дам. Господи, насколько этот человек… Да он не человек. Он какая-то тварь. Это тот тип людей, который держит старушек в холодном автобусе при отрицательной температуре.

После этого случая я им устроила. Обычно добрая и хорошая, но могу быть и страшной сукой. Эту сущность и показала. А потом не пришла на премьеру, не смотрела фильм, никак не участвовала в промо и даже не говорю о картине из принципа. Идите вы к черту с таким отношением к животным и людям.

– Больше того кота не видела?

– Нет. Хотя ходила, искала. Наверное, куда-то забился – еле ходил же. И стопудово умер, потому что зима, холод. Не понимаю, как его можно выгнать? Я сейчас заплачу реально. Мне прямо плохо. Какая же тварь этот Руслан.

– Часто сталкиваешься с таким отношением к котам?

– Моего Хакусана вообще принесли в переноске в ветклинику и оставили. Там написали объявление, что денег на передержку и содержание нет: «Если не заберете, мы его просто усыпим». А он здоровый, нормальный, замечательный. В итоге взяла его и теперь у него больше фолловеров, чем у меня.

– Отдельный инстаграм?

– Общий. Но я говорю, что все мои подписчики – это подписчики кота. Они его любят, спрашивают, когда долго не выкладываю.

– С пристройкой через инстаграм проблем нет?

– Народ более-менее отзывается. Одно время в квартире жили три котенка. Двоих пристроила в день публикации фото, третьего – на следующий. Ой, а как после этого отдавала другого котенка – Шурика. Пока он жил у меня, так прониклась к нему. Понимала, что во время его передачи девочке буду плакать. Вроде неудобно – она подписчик, фанатка. Но все равно не сдержалась. Заревела.

– Ты фоткаешься не только с теми, кого находишь сама.

– Да, могу приехать, сделать фото с другими на фоне своей медийной морды. Но часто люди думают, что я в ответе за всех котов. Пишут: «Ой, вот на Петровском бульваре ходит котик, давайте его пристроим, вы же такая добрая» – «Где на бульваре?» – «Ну там где-то на улице» – «И что мне писать подписчикам? Что где-то ходит котик, идите и свищите его?» – «А что вы такая злая?» – «Если вы такой добрый, возьмите котика, помойте, нанесите антиблошиное средство, отнесите в ветклинику, поселите у себя и ищите хозяев».

Или вот сегодня написали, что кот живет в подъезде, но нет возможности взять. Типа возьмите вы. Что за делегация полномочий? Ты или вообще не помогай, или делай нормально. Как я. Взяла одного кота, он заразил власоедом всех остальных. Обосрал и обоссал все на свете. Но я потратила кучу денег, вылечила, сфоткалась и пристроила.

– Почему коты?

– Всегда их любила.

– А как же люди?

– Это другой уровень. Я пока столько не зарабатываю. Ими же надо заниматься в полной мере, а не спустя рукава. Вкладывать деньги, силы, эмоции. Я не буду делать что-то лишь ради того, чтобы кто-то сказал, какая я хорошая. Вступать в фонды для имиджа – позорно и мерзко. Если уж заниматься благотворительностью, то как Наташа Водянова или Чулпан Хаматова. Тогда это действительно честно и круто. А то некоторые говорят: «Я с фондом». А что ты для этого фонда сделал?

Фото: instagram.com/lukerya (1,3,6,9,11,13-15); vk.com/Лукерья Пятнистый Хвостокрыл Ильяшенко (2,5); РИА Новости/Кирилл Каллиников; imdb.com; festival-cannes.com; Gettyimages.ru/Kevin Winter; РИА Новости/Василий Батанов

logoтелевидение