29 мин.

Вдохновение: аналитик «Зенита» учился в Лондоне, писал клубам АПЛ в LinkedIn и переплывает Босфор, чтобы не сойти с ума

1 k

Дорский поговорил с человеком из РПЛ, которому работа – в кайф.

«Зенит» – единственный клуб России с полноценным аналитическим отделом. В других командах РПЛ тоже есть аналитики (как минимум в «Оренбурге», «Динамо», «Ростове», «Урале», «Спартаке»), но только в Петербурге у каждого сотрудника своя зона ответственности: один анализирует движение, другой обрабатывает цифры от поставщика статистики (мы еще расскажем, почему глупо сравнивать чистое количество отборов у опорников), третий снимает тренировки и матчи на специальную камеру (да еще и с вышки, которую посоветовали в бундеслиге).

Этим отделом руководит 29-летний Максим Гайдовский. Александр Дорский встретился с ним и узнал:

  • как очутиться в футболе после филфака и учебы в Гранаде (среди предметов – история феминизма)

  • как попасть в «Зенит» благодаря диплому английского университета и сколько вообще стоит проучиться год в Лондоне

  • как познакомиться с главным аналитиком «Ман Сити» через письмо и чем удивляет философия «Ливерпуля» на фоне нашей закрытой культуры

  • аналитик может изучить матч за 20 минут, а может – за сутки. Почему так?

  • из-за чего «Зенит» не использует ТВ-трансляции и покупает вышку для съемки

  • как обсчитывают футбольные матчи в Opta и почему цифры, которые мы видим, сырые

  • как набрать 10 кг из-за безумного графика работы и сбросить все благодаря марафонам, а потом переплыть Босфор.

Играл в одной из лучших школ Петербурга. В университете выучил испанский и уехал в Гранаду – там тренировался с клубом третьей лиги

Гайдовский начинал карьеру игрока в «Московской Заставе» (клуб из Московского района Санкт-Петербурга – Sports.ru), но последние два года перед выпуском из детско-юношеского футбола провел в СДЮСШОР «Зенит» (никто из его потока не пробился выше ПФЛ). Тогда Максим, как и его партнеры, вообще не думал об аналитике и связывает это легкомыслие с особенностями индустрии: «Думаю, инфантильность – общая черта всех спортсменов, они просто живут от школы к университету, не думая о том, что с ними будет через десять лет. Так и со мной – я не подозревал, что буду связан со спортивным анализом».

– После школы ты поступил на испанское отделение филфака СПбГУ. Почему такой выбор?

– Я не знал испанский, но у меня было глобальное понимание, что иностранные языки нужны. Английский у меня был на школьном уровне, хотелось выучить что-нибудь еще – среди вариантов были китайский и испанский, потому что они входят в тройку самых популярных языков в мире.

Выучить язык оказалось намного проще, чем отучиться на филфаке СПбГУ. Поэтому логика принятия решения о месте поступления была не совсем верной. Но я ни о чем не жалею.

– Были проблемы с учебой?  

– Филологический факультет – серьезное гуманитарное образование. Там преподают латынь, историю языка – меня удивило, что есть такая наука, что люди всерьез занимаются анализом языка как системы знаков – со своим возникновением, развитием, влиянием на другие языки, в некоторых случаях – исчезновением. Это фундаментальное классическое образование, но оно не очень-то применимо в жизни. Тренеры или игроки точно не интересовались, что первично: мысль или слово.

А испанский язык – прикладной навык, который лично мне очень пригодился.

Как только я понял, что поступил на филфак, забыл о профессиональном футболе.

У СПбГУ есть соглашения с университетами других стран – например, с Гранадским университетом, каждый год два-три студента уезжали в Испанию. После третьего курса можно было взять академический отпуск и улететь в Гранаду на год.

По возвращении тебя не спрашивают, что ты изучал в Гранаде. Так что ты волен выбирать абсолютно любые предметы. Например, я выбрал английскую литературу, историю отношения к женщинам в мире (античность, средние века, 19-20 век и современная история женщин – например, нам рассказывали, куда уходят корни патриархата, что лежит в основе феминизма). Пару недель ходил на философию, но понял, что не потянул бы – было очень тяжело понимать на испанском, о чем идет речь.

– Уверен, даже с изучением истории феминизма в Испании нельзя забыть о футболе.

– Там я получил последний шанс как игрок: две недели тренировался с командой третьего дивизиона «Лоха Депортиво». Там был очень хороший тренер Фернандо Эстевес, который преподавал для испанских тренеров на курсах UEFA B.

Фернандо Эстевес

У Эстевеса я впервые столкнулся с анализом. У клуба маленький стадион на 1250 зрителей, в раздевалке хозяев стоял проектор. На нем нам показывали упражнения, которые мы должны были выполнять в ходе тренировки.

Мне предлагали продолжить тренировки с «Лоха Депортиво», но я отказался. Дорога от дома до тренировки и обратно, сама тренировка – все это растягивалось на пять часов, поэтому после возвращения домой уже было совсем не до истории отношения к женщинам.

– Что-то из того, что показывал Эстевес, ты забрал себе?

– Нет, я просто увидел, как бывает. Например, при двусторонке мы не просто делились на две команды, а согласно его записям в блокноте. Все было продумано еще до того, как началась тренировка.

В СДЮСШОР «Зенит» было немного посерьезнее, чем в «Московской Заставе» – например, наш тренер Всеволод Моисеевич Блох ездил на повышение квалификации в Голландию, откуда привозил нам новые упражнения. А были школы, где тренер мог просто давать ребятам мяч поиграть, особо не продумывая тренировочный процесс.

За время учебы в Испании я твердо решил, что следующее мое образование должно быть в англоговорящей стране, потому что моих знаний английского не хватало даже на то, чтобы слушать лекции на интересующие меня темы в iTunes, не говоря уже о том, чтобы читать статьи в научных журналах, которые преимущественно издаются на английском.

Учился спортивному менеджменту в Англии. Как мог попасть в Opta и как вообще считают статистику

– Так и получилось – ты поступил в колледж Бербек в Лондоне. Как выбирал место обучения?

– В России есть компания Students International, которая консультирует студентов, где лучше учиться, – в зависимости от предпочтений по специальности. Более того, они помогают с поступлением: контролируют, чтобы ты собрал все необходимые документы, за тебя контактируют с университетом. В этой компании мне рассказали в общих чертах, как обстоят дела на рынке образования в спортивной сфере. Лучшая коммерциализация спорта – в США, поэтому логично изучать спортивный маркетинг, коммерцию и пиар там. Лучшие исследования в области диагностики функционального состояния спортсменов тогда были в Англии и Испании, так что спортивную науку лучше изучать там.

Потом все равно моя жена нашла вариант в колледже Бербек, относящемся к Лондонскому университету. Программа – «Спортивный менеджмент и бизнес в футболе». Там я получил степень магистра.

Программа – «Спортивный менеджмент и бизнес в футболе». Там я получил степень магистра.

– В Англию ты поехал один?

– Сначала мы планировали поехать вместе с женой. Она тоже хотела там учиться, но у нас не хватило бюджета, поэтому уехал только я.

– Сколько стоит обучение в Бербеке?

– Сейчас я иногда просматриваю цены, потому что у меня брат только закончил ВУЗ – несколько лет назад все было гораздо дешевле. Мое обучение стоило 750 тысяч рублей. Плюс примерно столько же ушло на жизнь в Лондоне в течение девяти месяцев.

Все вместе стоило не больше 1,5 миллиона рублей.

– Кто тебя учил?

– Самым крутым был североирландец Шон Хэмил, который преподавал спортивную экономику. У него был акцент как у Брендана Роджерса – и с таким акцентом он толкал мотивационные речи.

Хэмил еженедельно организует семинары в Лондоне на футбольные темы, приглашает разных спикеров – от спортивных маркетологов до футбольных агентов. Мне на почту до сих пор приходят уведомления, какой семинар будет проходить в четверг в 20:00 по Гринвичу.

– Благодаря таким преподавателям и возник интерес к аналитике?

– Английские знакомые сказали, что есть вариант поработать в Opta, где надо заниматься анализом футбола. Я четко помню свое удивление: «Что такое анализ футбола?». У меня не было представления о том, что такое спортивная статистическая компания.

Сейчас, конечно, я понимаю, что мне предлагали, но тогда это был какой-то космос. Я даже не откликнулся на вакансию.

– И что предлагали?

– Отправить резюме на соискание должности аналитика матчей. В Opta три человека регистрируют все действия матча с телевизионной картинки – кодируют игру. Один отмечает все действия хозяев, второй – гостей, третий, более опытный, выявляет ошибки при кодировании, чтобы вернуться к ним по окончании матча.

– Почему только по окончании?

– По ходу матча нет времени на исправление ошибок. За игру Opta регистрирует более 3500 действий (удары, передачи, потери мяча и так далее), которые потом формируют статистический отчет.

– Что тебе пригодилось из учебы в Англии?

– Я много разговариваю с людьми, которые учились в зарубежных магистратурах, и удивляюсь тому, что слышу очень много отрицательных отзывов. У всех разные причины: для кого-то учеба там шла слишком просто, кому-то не нравилось, что зарубежный диплом не особо помогает с трудоустройством.

У меня все было иначе. На нашем потоке учились ребята из совершенно разных мест: Бразилия, Греция, Корея. Англичан – всего человек 10. Первые четыре месяца мне не хватало знаний языка. Я сдал IELTS (международная система оценки знания английского языка – Sports.ru) на 6,5 – это был нижний порог для поступления. Но я знал испанский: учеба на филфаке и в Гранаде, плюс я работал гидом для испаноязычных туристов в Петербурге. Сначала я вообще не понимал, о чем все говорят: мы шли в бар, и, чтобы хоть как-то общаться, я всегда обращался к сокурснику-уругвайцу, а он уже дальше переводил на английский.

После лекций я шел в библиотеку и переводил слайды, читал учебники из списка литературы к каждой лекции – только так я мог быть хоть немного в теме. Это очень сильно дисциплинировало.

В Англии все экзамены проходили письменно, работы были зашифрованы, имя студента на них не указывалось. Я сдаю «Экономику в спорте», а в аудитории нет преподавателей, там только люди, ответственные за проведение экзамена. Ты не можешь у них, например, уточнить вопрос – а это же, по сути, реальная помощь для ответа. На филфаке СПбГУ все было лояльнее.

– Как в Англии было с футболом?

– Практически сразу после приезда в Бербек я пришел в студсовет и спросил о футбольной команде. Оказалось, что ее нет, но я могу ее организовать. В результате мы не попали в региональную лигу (она самая сильная), но успели заявиться в турнир колледжей Лондонского университета.

У нас были два сильных бразильца. Думаю, один из них не потерялся бы даже в ФНЛ. Но вообще студенческий футбол низкого уровня. Я там еще играл в Sunday League: там тренер, тренировки, установки. Даже в таком любительском турнире было ощущение, что все всерьез.

Sunday League

В Петербурге любительские турниры проходят на искусственных полях, почти всегда это форматы 6х6, 7х7 или 8х8. Там весь футбол – на натуральных полях, 11х11. Естественно, все летят, борются. Когда в инстаграме 433 (главный футбольный инстаграм, на который подписано около 20 млн человек – Sports.ru) появляются видосы, где кого-то выносят в подкате, – вот это чистая Sunday League. Меня там тоже так выносили.

Попал в «Зенит» благодаря въедливому диплому из Лондона. Зачем вообще нужны аналитики

– Как ты оказался в «Зените»?

– В Англии пришлось очень серьезно подойти к написанию диплома, там вообще все было запланировано: когда и у кого ты берешь интервью, какой список вопросов, нужно составить график, сверить его с научным руководителем.

Когда я думал, какую тему выбрать для диплома, мне удалось договориться о встрече с Дитмаром Байерсдорфером, который тогда был спортивным директором «Зенита». Байерсдорфер работал над вопросами перехода молодых игроков из системы академии в основной состав – они занимались проектом формирования «Зенита-2», который на тот момент играл в ПФЛ.

Я составил список наиболее важных проблем и рекомендаций для того, чтобы улучшить условия перехода молодых игроков в профессиональный футбол. После того как я написал диплом, я встретился с Байерсдорфером и начальником селекционного отдела Виктором Ортой. Диплом был критически настроен в том числе к их работе, что им, конечно, не понравилось.

Но через какое-то время меня пригласили поработать администратором в академии.

– Чем отличается работа аналитиком в академии от работы в главной команде?

– Основная задача академии – подготовить резерв, поэтому анализ направлен на свои команды. Нужно оценить прогресс отдельного игрока, понять, что мешает ему развиваться, и указать тренерскому штабу на эти проблемы.

Задача основного состава – выиграть матч. Здесь мы анализируем соперника значительно больше, чем в академии. Это совершенно другая работа.

– Когда в главном «Зените» появился аналитический отдел?

– При Андре Виллаш-Боаше. Когда он только пришел, у него был один помощник – Даниэль Соуза, который брал на себя весь анализ в главной команде. Это гигантский объем работы, думаю, он вообще не спал по ночам.

Поэтому после сезона-2013/14 Соуза попросил ассистента – им стал я. Еще через год был создан видео-аналитический отдел.

Сергей Семак и Даниэль Соуза

Познакомился с аналитиками «Ливерпуля» и «Сити» в LinkedIn

– Насколько я знаю, у вас был еще один аналитик, который работал с Виллаш-Боашем еще в «Тоттенхэме».

– Да. После чемпионского сезона-2014/15 Соуза полноценно вошел в тренерский штаб, поэтому руководителем видео-аналитического отдела стал я. Место между тренерами и аналитиками занял Сэм Дорин из «Тоттенхэма».

– Он рассказывал вам о структуре аналитического штаба в «Тоттенхэме»? Или из-за того, что Виллаш-Боаш и Соуза уже работали в «Зените», вы и так все знали?

– Перед тем как определить функции, которые несет аналитический отдел, я провел опрос английских клубов.

Я просто завел аккаунт на LinkedIn (соцсеть для поиска и установления деловых связей, запрещена в России – Sports.ru)  и написал аналитикам «Ман Юнайтед», «Арсенала», «Ман Сити» – всем, кого нашел в сети. Тогда же я часто бывал в Англии, потому что проходил обучение на тренерские категории УЕФА D и С. Сейчас я учусь в Шотландии на категорию B (она дает право быть помощником главного тренера в клубах высших лиг – Sports.ru). В эти поездки мне удалось побывать у аналитиков «Ливерпуля» в Мелвуде – там я общался с Харрисоном Кингстоном, отвечающим за анализ своей команды, когда главным тренером был еще Брендан Роджерс.

– Что поразило при общении с ним?

– Кингстон рассказывал, что все сотрудники основного состава «Ливерпуля» должны быть в курсе философии игры, которую прививают тренеры. После каждого матча тренеры в присутствии аналитиков обсуждали, что получилось, а что пошло не по плану.

Я вырос в футбольной культуре, где тренер не должен объяснять окружающим свои решения – даже игроки, как правило, боятся спросить, что тренер думает по игровым вопросам. Поэтому для меня была удивительна эта прозрачность в процессе принятия решений.

– Как ты писал письма в LinkedIn, если тебя сразу не послали?

– Думаю, главную роль сыграла узнаваемость «Зенита», а не то, как складно я составил  вопросы. Я написал ста специалистам, мне сразу ответили около тридцати, чуть позже – еще пять, которые редко проверяли соцсети. Меня удивляли все ответы, потому что мое представление о футбольной аналитике было ограничено. Я составил отчет, где описал особенности организационной структуры в английских клубах.

– Какие общие черты ты выделил? В чем были различия?

– Футбольная ассоциация Англии в 2013 году приняла план подготовки профессиональных спортсменов. По этому плану аналитики в академиях должны работать в единой базе данных The Sports Office. Каждые 6-12 недель они подгружали отчеты о распределении тренировочной нагрузки на игроков академии и видеоматериалы, описывающие индивидуальный прогресс каждого футболиста. Так после нескольких лет в академии у каждого игрока формировался профиль, позволяющий проследить, сколько времени какому компоненту игры было уделено в период его формирования как профессионала.

– Академии там как-то различаются между собой?

– Там зарегистрировали 92 профессиональные академии и разделили их на четыре категории. Академии первой категории готовят футболистов для АПЛ, второй – для чемпионшипа и так далее.

Получалось, что академии низших категорий должны были направлять своих лучших игроков в академии более высокого уровня. Это стимулировало академии, чтобы соответствовать критериям для первой категории.

Особняком стоял «Манчестер Сити», потому что у них был и, я думаю, остается самый большой бюджет на аналитику. Я встречался с Педро Маркешем, отвечающим за все команды City Football Group (в нее, кроме «Ман Сити», входят «Мельбурн Сити», «Нью-Йорк Сити» и «Йокогама»). Его задачей было организовать анализ спортивной деятельности во всех трех клубах по тому же плану, что и в «Ман Сити».

Люди из «Бернли», «Портсмута» и других подобных клубов объясняли, как они работают. У кого-то было всего два оператора на клуб: один снимал матчи академии, другой – основной команды. А у кого-то только два человека отвечали за сбор и анализ фитнес-данных. Везде было по-разному: в каких-то командах аналитики занимались только видеоматериалами и отчетами по сопернику, в других – тесно взаимодействовали с селекционным отделом. В некоторых клубах аналитический отдел формировался на основе медицинского для контроля за периодизацией нагрузок.

Тогда у меня появилось представление, как работают в Англии.

– Ты перечислил разные подходы, но общая система на уровне главных команд не прояснилась. Получается, ее нет?

– За результат основной команды всегда отвечает главный тренер, а аналитический процесс, как правило, не отделить от потребностей тренеров.

В АЛП работают тренеры с совершенно разным опытом и взглядами на игру, каждому нужна своя аналитика. Поэтому единой системы анализа в главных командах нет.

Вышка для съемки по совету из бундеслиги, что не так с ТВ-картинкой

– Ты писал английским аналитикам в LinkedIn. А как обычно они общаются?

– В Англии нет такого, что сегодня в «Челси» появился аналитический отдел, а завтра все знают, как он работает. Англичане относятся к плодам своей работы как к интеллектуальной собственности.

В Германии каждый месяц собираются аналитики клубов первой и второй бундеслиг, чтобы совместно развивать анализ спортивной деятельности.

Так немцы пришли к тому, что заключили соглашение с отдельной статистической компанией на обсчет данных по бундеслиге.

Большие статистические компании работают на масс-маркет. Они сами определяют метрики, которые считают. Что такое передача? Аут – это передача? Ввод вратаря от ворот – передача? А что такое точная передача? На эти вопросы все отвечают по-разному. Поэтому, если сравнивать показатели двух компаний по одному матчу, мы увидим разные цифры.

Есть два метода расчета процента владения мячом. Можно считать по времени, которое мяч находится в ногах у игроков команды, можно – по количеству передач. Поэтому сравнивать данные имеет смысл только внутри одной компании. Нельзя год считать данные по Opta, а на следующий год взять другого провайдера и делать выводы о том, как ухудшились или улучшились показатели.

Поэтому в Германии аналитики обсудили все метрики между собой, составили список и заказали их подсчет у местной статистической компании.

Если мы в России хотим двигаться дальше, нам тоже стоит собираться вместе.

Я знаком с одним из первых членов ассоциации аналитиков – Марселем Даумом, возглавляющим аналитический отдел «Байера», а до этого работавшим в «Айнтрахте». Мы с ним несколько раз встречались, обменивались опытом – именно он посоветовал нам вышку, с которой мы сейчас записываем тренировки.  

– Зачем она нужна?

– При анализе по видео очень важную роль играет качество съемки. Тренеру и аналитику значительно удобнее работать, когда в кадр попадают все игроки, участвующие в эпизоде, когда с первого взгляда можно определить, кто есть кто, когда номера на футболках читабельны.

Качество съемки зависит от позиции камеры (высоты и угла обзора), параметров камеры, работы оператора.

– Все российские стадионы вас устраивают с этой точки зрения?

– Есть стадионы, где невозможно разместить камеру, чтобы добиться приемлемого качества. Например, в Оренбурге трибуны расположены очень низко, и оператору приходится часто использовать приближение. Из-за этого в некоторых ситуациях в кадр попадают только 5-6 игроков. Это не дает возможности правильно оценить эпизод при анализе.

– Чем вам не нравится ТВ-картинка?

– Режиссер часто использует повторы и крупные планы – из-за этого, например, большая часть начала атак свободным ударом от ворот не попадает в трансляцию, а это одна из важнейших фаз игры для анализа.

Для нас нет проблемы выбрать хорошую позицию для съемки на большом новом стадионе, но если речь идет о товарищеском матче на сборах, на поле без прилегающих к нему трибун, то возникали трудности. При этом как раз на сборах закладываются основные принципы игры, исправить которые в ходе сезона в режиме двух матчей в неделю непросто.

Решением этой проблемы стала мачта 10-12 метровой высоты. Сверху на нее крепится камера, от которой идут два провода: сигнал и управление зумом. Повороты и наклоны камеры осуществляются механически с помощью системы тросов.

Что читать о тактике и почему вся статистика – сырая

– Ты говорил, что вы получаете сырые данные от статистических компаний. В чем именно заключается эта сырость?

– Для работы с данными нужны математические навыки, которых нам не доставало в первый год-два существования отдела. Поэтому летом 2017 года мы взяли человека с фундаментальным математическим образованием.

Перед чемпионатом мира на одном спортивном телеканале сравнивали среднее количество отборов у опорников двух команд за матч. Эти цифры были абсолютно бесполезными. Одна команда может в среднем владеть мячом 60%, а другая – 40%. Конечно, у опорника команды, которая больше владеет мячом, меньше возможностей совершить отбор. Поэтому нужна корректировка количества отборов на владение. Статистические компании ее не делают, они просто присылают PDF-отчет в стандартной форме или Excel-таблицу. Мы получаем более сложные метрики после своих расчетов. Статистические компании присылают нам свои собранные данные, а мы сами их обрабатываем.

Компании присылают нам дистанции, которые футболисты преодолели пешком, трусцой, на рывке. А можно запросить у компании координаты каждого игрока и мяча в единицу времени и самостоятельно с помощью софта эти данные обработать. Можно хоть на 2D-диаграмме воспроизвести весь матч.

– Сам аналитику на русском не читаешь?

– На русском не читаю. Если я хочу ознакомиться с новыми идеями, читаю Spielverlagerung, TheVideoAnalyst – менее гиковскую тему, она больше про направление анализа в целом. Либо книги.

– Какие?

– Джонатан Уилсон – «Inverting The Pyramid». Сейчас читаю книгу аналитика мадридского «Атлетико» Франциско Санчеса «Qué esconde tu rival» («Что скрывает твой соперник» – Sports.ru) – там много интересных идей.

– Например?

– Раньше, когда мы занимались анализом соперника, мы замечали какой-то принцип игры команды и говорили о нем тренеру.

В этой книге показаны зависимости, происходит систематизация принципов. Например, если команда играет 4-3-3, то, скорее всего, инсайды будут бежать за спину линии обороны, потому что это типично для этой системы. Такие характеристики есть у каждой системы.

День аналитика: отчеты с 8 утра и просмотр матча за 20 минут

– Как устроен ваш аналитический отдел?

– Я отвечаю только за аналитику в основном составе, всего у нас 5 специалистов. Наша работа разделена на три направления: предматчевый анализ, послематчевый анализ и анализ тренировочного процесса. Мы снимаем все наши матчи и тренировки, разбираем и готовим видеоматериалы по сопернику, анализируем данные по нашей команде, интерпретируем фитнес-данные, готовим все командные собрания, презентации по стандартам.

Аналитики презентуют данные с ноутбуков, отдают тренерам все подготовленные видеоматериалы и отчеты. У тренеров есть доступ абсолютно ко всему, что мы делаем.

– Опиши свой обычный рабочий день.

– Мы приезжаем на базу в 8 утра, готовим нужные материалы. В зависимости от дня недели это может быть видео или отчет по сопернику, видео по нашему последнему матчу, схемы стандартов для тренировки.

До 11 почти все тренеры заходят к нам за материалами, в 11 может быть собрание с командой в зале для теории –  это соседняя дверь к нашему офису.

После обеда мы садимся с тренерами в этом зале и либо смотрим видео по организации игры соперника в различных фазах игры, либо видео со стандартами. Обсуждаем, что будем показывать команде. Это может растянуться до 17-18 часов.

– Самый напряженный период недели?

– День до матча и день матча. В них умещаются три собрания и работа на самой игре. Если матч на выезде, к этому добавляются два перелета. В эти два дня свободного времени практически нет.

– Сколько матчей за день ты можешь посмотреть?

– По-разному. Скорость просмотра зависит от того, что нужно увидеть.

Если необходимо закодировать все эпизоды одной фазы игры – например, оборона в низком блоке, – то просмотреть матч можно за 20 минут. Если надо полноценно разобрать матч неизвестной команды, можно весь день потратить только на одну игру.

Многое зависит от концентрации. Бывают дни, когда лучше не смотреть матчи вообще, а сосредоточиться на другой работе.

– Ты можешь посмотреть матч чисто для удовольствия?

– Конечно. Для этого нужна пинта хорошего пива.

Оказывается, Виллаш-Боаш вообще не проводил разборов после матчей

– Раньше у «Зенита» был селекционно-аналитический отдел. Сейчас не так?

– Сейчас аналитика и селекция – два совершенно разных отдела. Мы не занимаемся селекцией.

– Бывают случаи, когда к вам приходит человек из селекционного отдела и просит подготовить данные по игроку, которого ведет «Зенит»?

– Да, такое бывает – просят либо данные, либо видеоматериалы.

Но наш видео-аналитический отдел не принимает участия в селекции. Мы не идентифицируем проблемные позиции, не составляем списки игроков на эти позиции, не ищем, не просматриваем игроков. Это работа селекционного отдела.

– После домашнего матча с «Локомотивом» (5:3) Семак сказал, что в клубе есть тренерский и медицинский штабы, а также аналитический отдел – они будут делать все, чтобы команда играла лучше. Предыдущие тренеры «Зенита» публично не говорили об аналитиках. Связь с Семаком плотнее, чем с остальными?

– Работа нашего отдела всегда тесно связана с тренерским штабом. Аналитический отдел – коробка с инструментами, а тренеры – мастера, которые сами решают, какими инструментами пользоваться. Каждый тренер брал свои инструменты.

– Можешь привести какие-нибудь отличия? Например, между Виллаш-Боашем и Луческу.

– Луческу на следующий день после каждого матча проводил собрание с командой, где на изображении с проектора разбирал игру, обсуждал ошибки. К таким собраниям нужно было подготовить видео по определенному шаблону.

Виллаш-Боаш больше концентрировался на сопернике – специальных видео для послематчевых разборов мы не делали. У нас на базе есть несколько экранов, на которые мы выводим контент: там может быть видео, расписание тренировок, поздравление с днем рождения. При Виллаш-Боаше на следующий день после матча лучшие моменты матча воспроизводились на этих экранах. При Луческу мы этими экранами пользовались всего пару раз за сезон.  

– Во время матчей ты смотришь за всем с трибуны. Было ли какое-то наблюдение, которым ты поделился с тренерами, а потом это изменило ход матча?

– На самом деле, я не знаю. Так как к предматчевой установке наш отдел готовит отчет по сопернику, во время игры я понимаю, что тренер хочет видеть, и вижу, что из этого получается на поле, а что – нет. Мне нужно выбрать ключевые эпизоды и передать их тренерам в перерыве.

В нашей раздевалке на «Газпром Арене» есть интерактивная доска. В течение двух-трех минут мы с тренерами обсуждаем эпизоды матча и затем некоторые из них (обычно два-три) демонстрируем группе футболистов на доске. Так главному тренеру легче донести свои идеи.

Начал бегать из-за лишнего веса. Пробежал три марафона и переплыл Босфор

– Ты бегаешь марафоны. С чего такое увлечение?

– Когда мы начинали работать с Виллаш-Боашем, я слишком серьезно отнесся ко всей истории с аналитикой: я был на базе в семь утра, а уходил с нее в десять вечера. Даже после ухода с базы работа не заканчивалась – Даниэль Соуза в любой момент что-то мог мне написать, поэтому нужно было оставаться на связи.

Так продолжалось два года. За это время я просто заплыл жиром – в какой-то момент встал на весы и увидел, что вешу 82, хотя всегда весил 72. Тогда я понял, что так дальше не может продолжаться.

Я начал бегать, а бегать без цели было неинтересно – в тот момент Антон Евменов  (бывший глава селекционной службы «Зенита» – Sports.ru) предложил мне пробежать марафон в Дубае. В январе 2017-го мы его пробежали.

Потом с Евгением Кошелевым (начальник команды – Sports.ru) мы договорились пробежать Стокгольмский марафон. Его мы пробежали после сезона-2017/18 – для Жени это был первый марафон в жизни, для меня – второй.

После этого я взял паузу: год занимался плаванием, чтобы переплыть Босфор. После Босфора я хотел улучшить время в марафоне, поэтому побежал в Пизе. Время улучшил, но, к сожалению, не так, как хотелось бы.

– Какое время?

– Четыре часа девять минут.

– Самое большое впечатление от марафонов?

– Каждый раз я удивляюсь, как сильно тебя все поддерживают. Ты бежишь, вокруг незнакомые люди, а они тебе кричат, хлопают, поют. Каждый километр происходит какое-то развлечение: кто-то играет на музыкальных инструментах, кто-то раздает тебе шоколадки, воду, бананы.

Для меня это очень эмоциональные моменты. В моей жизни до этого никогда не было такой интенсивной поддержки. Возможно, это особенности нашей культуры – все-таки у нас немного каждый сам по себе.

– Как возникла идея с заплывом через Босфор?

– Хотелось сменить спорт. Думал, что в какой-то момент, возможно, займусь триатлоном, поэтому начал плавать.

Я ожидал, что будет намного сложнее. Ты плывешь по течению, поэтому по факту плывешь меньше 6,5 километра – если правильно выберешь траекторию, то вообще 4.

– Сколько нужно готовиться к такому заплыву?

– Зависит от того, как ты плаваешь. Когда я пришел в школу I Love Swimming, я в принципе мог плыть. Да, без техники, но 1 километр я мог проплыть минут за 30-40. В I Love Swimming мне показали, как правильно загребать под себя, делать пронос – нюансы, на которые ты не обращаешь внимания, если не занимался плаванием.

В итоге свой лучший километр я выплыл из 20 минут. Дальше нужно просто тренировать выносливость – это происходит у каждого индивидуально. Переплыть Босфор нужно за 2 часа – это не сверхдостижение. Любой человек, который может плыть, способен уложиться в такой лимит.

– Во время заплыва кто-нибудь поддерживает так же, как на марафоне?

– Нет, ты плывешь в шапочке, ничего не слышишь. Там ты предоставлен сам себе. Вообще все плывут толпой, а я как-то отбился от всех, поэтому практически всю дистанцию проплыл в одиночестве.

Пролив Босфор

– В последнее время ты часто выкладываешь в инстаграм фотки из зала для единоборств. Что это?

– Просто захотелось сменить дисциплину. На Пхукете я попал в залы по тайскому боксу. Мне очень понравилось.

В Таиланде я познакомился с парнем, у которого в Дохе есть свой зал для муай-тая. Он меня звал к себе позаниматься в Катаре во время Кубка «Матч Премьер» , но на это совсем не хватает времени: постоянные матчи, собрания после них. Невозможно выделить 3-4 часа на дорогу и тренировку. Если в Петербурге найдется свободное время, пойду к бойцу UFC Сергею Романову – мы с ним вместе играли в «Московской Заставе».

– С марафонами пока все?

– Утомительно постоянно делать что-то одно. Я пробежал в Пизе, улучшил свой результат, пускай и не так, как хотел. Теперь нужно запланировать какой-нибудь спарринг.

Главное – заниматься спортом. Мой график при Виллаш-Боаше хорош с точки зрения концентрации на процессе, но ужасен с точки зрения здоровья.

Так нельзя.

Мой телеграм-канал/твиттер

Фото: fc-zenit.ru/Вячеслав Евдокимов (1,8,13,15,19); instagram.com/m777ax (2,4,6,9,10,16,17); twitter.com/Estevez_Fer; commons.wikimedia.org/Tubslubeamorepersempre; en.wikipedia.org/ChrisTheDude; optasports.com; books.google.com; casadellibro.com; globallookpress.com/DepoPhotos

logoЗенит
logoпремьер-лига Россия
logoбундеслига Германия
logoтактика
logoАндре Виллаш-Боаш
logoпремьер-лига Англия