Интервью с Алексеем Смертиным о любви к жизни: стихи Бродского, поездки на «Харлее» из Франции в Испанию, знакомство с Моуринью на яхте
Вадим Кораблев сомневался, что говорит с футболистом.
Алексей Смертин не делал грациозных финтов и не заряжал по девяткам, но восхищал другим – жесткими, но чистыми подкатами и магической способностью оказываться там, где это нужно больше всего.
В 1999-м Семин позвал Смертина в «Локомотив», и полузащитник стал лучшим игроком чемпионата. А потом уехал из России на восемь лет: «Бордо» – «Челси» – «Портсмут» – «Чарльтон» – мимолетное возвращение в «Динамо» – и «Фулхэм».
Мы поговорили с бывшим капитаном сборной о том, как с окраины Барнаула вырваться на «Стэмфорд Бридж» к Жозе Моуринью и почему отъезд за границу перевернул жизнь футболиста.
В этой части Смертин вас удивит: прочитает любимого Бродского и расскажет про встречу с английским писателем Джоном Фаулзом
– Алексей, готовя текст про матч с Украиной 99-го, я услышал от вас слово «эвфемизм». Футболисты так не разговаривают. Откуда это?
– Только работа над собой. Я никогда не был словоохотлив, образование находилось на втором плане. С детства ты зашорен, занимаешься только футболом и не можешь столько же сил и времени уделять учебе.
Отец говорил, что формирование личности происходит благодаря трем институтам: семье, социуму и дополнительной секции. В моем случае два соединились, потому что отец был еще и моим главным тренером, которого я слушал и должен был все выполнять.
Только когда стал профессионалом, понял, что надо добирать знания, которые упустил.
– Где вы находились, когда пришли к этому?
– Серьезно занялся самообразованием во Франции: изучал культуру, искусство, занимался языком с профессором. И когда мы осваивали грамматику, я спросил себя: ну как ты можешь выучить французский, если на родном языке говоришь косноязычно? Так обучение французскому подтолкнуло меня еще и к тому, чтобы серьезно заняться русским: элементарно читал про спряжения, заглядывал в словари, чтобы расширять запас слов.
Я любил сборы, потому что как раз можно было взять книжку и с ней отдохнуть. В школе нравились спортивные – про Марадону, Платини, Гретцки. А уже потом увлекся французской литературой, потому что прочитал «Трех мушкетеров» и «Виконта де Бражелона» Дюма. Кстати, именно поэтому Франция еще до приезда туда мне очень нравилась.
А еще она нравилась моему брату, с которым мы очень близки: у него была техника Thomson, машина «Пежо». По этим атрибутам я заочно полюбил страну.
– Ваши любимые авторы сейчас?
– Очень люблю поэзию Бродского. Так же сильно, как музыку Башлачева и прозу Платонова. На мой взгляд, эти люди изумительно обращаются со словом, в их произведениях есть драматургия, которая меня притягивает и никак не отягощает в повседневной жизни.
Из зарубежных авторов люблю Джона Фаулза. Когда я перешел в аренду в «Портсмут», то сразу со своим английским приятелем – писателем Джимом Риорданом – поехал в музей Фаулза в городке Лайм-Реджис. И мы, как и все посетители, спросили наивное «Где живет Фаулз?» Сотрудники усмехнулись, сказав, что их по 100 человек в день об этом спрашивают и что они, конечно, не дадут адрес. Но мы не растерялись и зашли через то, что я играю за «Портсмут». Настоящий поклонник из России, прочитал все романы – что было чистой правдой. Так нам дали адрес.
Джон Фаулз
Дверь открыла Сара, жена Фаулза. Узнав, какой путь мы проделали и что я футболист из России, интересующийся книгами мужа, она пустила нас в дом. Писатель тогда уже был парализован, Сара подвезла его на каталке. Я сказал, что моя любимая книга – «Дэниел Мартин». Представляете, Сара протянула ее Фаулзу, и он трясущейся рукой для меня подписал: «Alexey, score well!» (Хороших голов, Алексей!).
Мой друг в этот момент заплакал, а Сара объяснила, что этот роман у них с Фаулзом тоже любимый.
– Шикарная история. И вам ведь еще повезло, потому что он умер в 2005-м.
– Абсолютно. А мы были у него, по-моему, в 2004-м – совсем незадолго до смерти.
– Еще к Бродскому. У вас есть любимое стихотворение? Может, сборник?
– Любимых стихотворений очень много, тяжело что-то выделить. Нравятся длинные: например, «Письмо римскому другу», «Письмо генералу Z», «20 сонетов к Марии Стюарт». Хорошо помню эти строчки:
Из слез, дистиллированных зрачком,
гортань мне омывающих, наружу
не пущенных и там, под мозжечком,
образовавших ледяную лужу…
– Вы ведь и философию читаете?
– У меня есть две настольные книги. Только не улыбайтесь, ладно? Это «Афоризмы житейской мудрости» мизантропа Шопенгауэра – книга, кстати, жизнеутверждающая, потрясающая. А вторая – «Нравственные письма к Луцилию» Луция Сенеки.
– И как вы с такими интересами общались с другими игроками?
– Мы часто друг другу что-то советовали. Кстати, с Фаулзом меня познакомил Егор Титов.
Отец заставлял Смертина играть в футбол даже в морозы. Это упорство помогло выбиться: он сам говорит, что по таланту – средний футболист
– Вы родились в Барнауле и росли в 80-е. Что это за город?
– Обычный сибирский город, довольно заурядный. Долго лежит снег, к которому привыкаешь – зимой играешь не только в хоккей, но и в футбол.
Ничего особенного, производственный город. У меня родители работали по соседству: мама – на заводе резинотехнических изделий, а папа – на моторном. Жили в районе Сулима – это окраина, ближе к аэропорту. Тренировки были в центре, добирался около часа: сначала на автобусе, потом пересаживался на троллейбус. Ездил так с первого класса.
Как-то наступила зима, и мама сказала, что слишком холодно – тренировки на время закончились. Но, прекратив заниматься в ДЮСШ, я стал проводить больше тренировок с отцом. Несмотря на морозы, он в кедах выходил на площадку, которая была в сугробах. Но не помню, чтобы он хоть раз был инициатором похода домой. Пока не наиграешься и не скажешь «Папа, нет больше сил, пошли!», ничего не происходило.
Он умудрялся посреди рабочего дня вернуться домой через весь город, чтобы вывести меня на улицу с мячом. Потом опять уезжал.
– Злились на отца когда-нибудь?
– Злился. Это ведь было не так: бегаем, забиваем голы, радуемся победе. Да, мы играли, когда собирались ребята, но так случалось не всегда. Отец изначально был настроен на тренировку разных элементов, поэтому я шел на площадку, зная, что буду повторять не очень легкие упражнения. Например, он требовал показать влево, а уйти вправо, сделать улитку. Брал мячи в руки, бил в меня, и я должен был не просто принять их, а обработать с уходом в сторону ворот. Он постоянно повторял, что нужно играть на обострение, любимая фраза: «От сложного идем к простому».
Даже когда мы играли с ребятами, он все равно давал задания: например, обыграть всех от ворот до ворот, используя такие-то элементы.
Я злился, потому что не всегда было тепло, не всегда хотелось выходить в мороз, в снег. Он видел, что я расстроен, и говорил: «Ты пока еще не понимаешь, но это твое призвание. Когда поймешь, будешь мне благодарен. А если не станешь футболистом, будешь работать на производстве в цеху».
– Водил вас туда?
– Мама говорила, что кого-то из нас с братом однажды сводил. Я точно не помню, но, по-моему, меня. Такой воспитательный метод – показать, где можно оказаться, если не выбиться благодаря футболу.
Мы понимали, что он нас любит, но он был требовательный. И во многом благодаря этому – а не тренировкам дриблинга и других технических вещей – я стал футболистом.
– Как мама относилась к методам отца?
– Мама жила с тремя мужчинами, создавала уют. Она так говорила: занимается отец с ребятишками – и хорошо. Другое дело, что мы с братом никогда не жаловались маме. Наверное, было неудобно, даже стыдно. Казалось, это как-то не по-мужски – жаловаться, что отец гоняет.
Мама помогала нам, делали вместе уроки. У меня как-то выходила двойка по литературе, и учительница поставила условие: прочитать «Мастера и Маргариту», «Собачье сердце» и ответить на вопросы, которые она задаст. До сих пор помню, как я приходил домой после второй тренировки, ужинал, был сонный. Мама садилась на табурет передо мной и начинала читать. Как-то я заснул на моменте первой встречи Воланда и Маргариты.
– И все равно вы очень благодарны отцу.
– Он научил прежде всего несгибаемости, любви к делу и недовольству собой. Я и сам пришел к тому, что формула успеха выглядит именно так.
Однажды играли со старшими ребятами, которые особо не занимались футболом. Я давал им передачи, а они мне – нет. Я злился и говорил папе: «Ну почему они не дают мне пас?» А он строго отвечал: «Ты требуй с себя самого, а партнеров, которые будут пасовать, ты еще встретишь».
На всю жизнь запомнил, что важно быть недовольным собой. Но нельзя путать это с самоедством.
– Объясните.
– В футболе много элементов, которые можно поправить, даже если они у тебя хорошо получаются. Не имеет значения, что тебя высоко ценят – все равно можно делать лучше. У меня же не было особого таланта, средний футболист. Просто получилось максимально реализоваться – как раз за счет стараний, неуступчивости, анализа своих действий.
И мне было очень приятно, что таким же анализом занимался великий Яшин. Я дружу с его супругой Валентиной Тимофеевной, много раз приходил в гости. Раз на четвертый она бросила мне большие стоптанные сзади тапки. Я надел и говорю: «Ничего себе, я же в них утону». А она отвечает: «Ну, это Лева носил». У меня тогда ноги задрожали.
Она рассказывала, что Яшин не засыпал даже после хороших матчей. Ворочался, не давал ей спать, а она возмущалась: «Лева, спи ты наконец-то». Он объяснял: «Валь, ну я ведь в этом эпизоде мог лучше сыграть, выйти на перехват пораньше».
– Как вспоминаете школу? Вам было там комфортно?
– Нормально, как и любому ребенку. Комфортно не всегда. Много тренировался, в какой одежде бегал – в такой и приходил в школу. Мы ведь были подростками, в душ после тренировок не ходили, и это совсем не смущало. А уже окончив школу, на встрече с классом узнал, что после тренировок от меня не всегда хорошо пахло.
А так... Меня уважали, старший брат уже ездил играть за юниорскую сборную за границу, привез мне кроссовки. На первой же тренировке у меня их украли, потому что раздевалка не закрывалась. Учителя снисходительно относились к увлечению футболом, были не сильно требовательны. Но не могу сказать, что с радостью вспоминаю школьные годы.
Когда Смертин стал лучшим игроком чемпионата, то поплыл: считал, что против него нельзя играть грубо, и ударил Рахимича за жесткий фол
– Ваша главная команда в России – «Локомотив».
– Тогда я впервые сам решил, куда перейти. Раньше договаривался отец: сначала попросил тренера «Динамо» Барнаул устроить мне просмотр, потом переговорил с тренером Ленинск-Кузнецкой «Зари».
– Видите, был агент в начале карьеры.
– И агент, и тренер. Перед матчами звонил и давал установку по телефону. Прямо досконально помню, что говорил: «Бери инициативу на себя, открывайся и обостряй».
Уже в «Уралане» я попал в сборную, и мной заинтересовались три клуба: «Торпедо», ЦСКА и «Локо». Запомнил встречу с Семиным. Брат тогда жил в Медведково, а я у него. И Семин проехал через весь город – добрался, кажется, к десяти вечера. Сказал, что ждет в команде. Я и перешел.
– Что-то просили?
– Единственное, что попросил – квартиру. У меня тогда родился ребенок, нужно было где-то жить нормально.
Победа «Локомотива» в Кубке России-2000
– Семин – легенда?
– Сразу доверил место в составе. Помню его даже какую-то любовь ко мне как к игроку. Мне говорили, что он тоже был щупленький, неуступчивый и видел во мне себя.
Я очень уютно чувствовал себя в команде, приняли хорошо. Но через жесткую игру на тренировках.
– Били по ногам?
– Причем не защитники, как это обычно бывает, а полузащитники, которые были не только коллегами по команде, но и конкурентами на поле.
Впрочем, в «Портсмуте» было еще жестче. Меня прямо ненавидел шотландский полузащитник Найджел Куоши, которого я вытеснил из состава. Когда мы в двусторонках играли в одной команде, он просил почаще пасовать ему и громко комментировал каждую ошибку. А когда играли против друг друга, он просто меня бил. Но это не очень волновало – видел в этом дополнительный стимул.
– В дебютный сезон в «Локо» вы стали лучшим игроком чемпионата. Как пережили славу?
– Узнал, что такое звездная болезнь. В начале нулевых мы были на сборах с «Локо» в Португалии, подошел Семин и сказал, что мной интересуется «Бордо». Годом раньше клуб играл в Лиге чемпионов в одной группе со «Спартаком» – оказалось, готовясь к матчам, они просматривали наш чемпионат и заметили меня.
«Бордо» ждал переговоров, но Семин сказал, что никуда меня не отпустит, потому что впереди Кубок кубков и вообще нужно бороться за чемпионство. Я все понял и согласился. Потом Семин объяснил, что в знак поощрения мне поднимут зарплату. Я ответил: «Спасибо».
И как раз в новом сезоне началось. До сих пор помню эпизод из домашнего матча с «Анжи», чуть ли не каждое движение. Мяч вбросили из аута. Я ушел от Рахимича, а тот руками зацепил и повалил на газон. Судья полез за карточкой, но мне показалось, что этого мало. Я вскочил и врезал Рахимичу по ногам. Ему дали желтую, а мне – красную и максимальную дисквалификацию, 5 матчей.
Перед ударом подумал: как это меня, лучшего игрока России, ударили так жестко? В итоге пропустил месяц – в том числе финал Кубка, который приходился на пятый матч. А когда снова вышел на поле, носился как бешеная собака, в первой же игре прыгнул в подкате за уходящим мячом, уперся шипами в газон и вывернул колено. Пропустил еще какое-то время.
Руководство подумало, что раз «Бордо» еще проявляет интерес, надо парня продавать. Так и оказался во Франции, где понял, что таких лучших игроков навалом.
В Бордо Смертин полюбил вино и составил топ-3. Ездил к Хохлову в Сан-Себастьян на «Харлее». Недавно он обсуждал Лигу 1 с Головиным: тот сказал, что во Франции «все добегают»
– Что взяли с собой во Францию?
– Две пары бутс и компакт-диски. Интересно, что в России я слушал иностранный рок – прежде всего любимых Led Zeppelin, потому что вырос на классике. А уже во Францию взял преимущественно нашу музыку: «Калинов мост», «Кино», Башлачева и Гребенщикова.
– Когда впервые попробовали вино?
– Меня сначала поразило, что в команде не существует как таковой субординации между тренером и игроком – если это не касается матча, установки или разбора. В повседневной жизни тренер – это твой старший товарищ, с которым можно пошутить.
По вечерам мы собирались ужинать в отеле, был общий стол. Так вышло, что я сидел с краю, ближе к руководству. Официанты постоянно приносили бутылки с вином, я думал: «Ничего себе, выпивают… Ну, нормально». И вдруг наш главный тренер Эли Боп обращается ко мне: «Алексей, хочешь?» У меня, человека, который привык к совсем другим отношениям, первая реакция была такой: «Блин, провокация». Но потом смотрю, Дюгарри – звезда, которая только вернулась из «Барселоны», – подходит и наливает себе бокал, потом еще один.
И так я решился попробовать – правда, сделал это не на первом ужине. Выпил со стейком – очень хорошо сочеталось. С этого момента и полюбил вино. Тем более попал в прекрасный город, где вместо травы растет лоза и виноград.
Да еще и президентом клуба был Жан-Луи Трио – хозяин трех винных шато. Мы иногда ездили к нему дегустировать вино.
– Три лучших вина по вашей версии.
– Эти вина я пробовал много раз, впервые – в старинных замках, где они хранятся в бочках.
1. Chateau Saint-Pierre, Saint-Julien
2. Chateau Lynch-Bages, Pauillac
3. Chateau Pavie, Saint-Emilion
– Во Франции вы гоняли к Хохлову на мотоцикле в Сан-Себастьян, проезжали 200 км.
– Даже больше.
– До какой скорости разгонялись?
– Ездил не так быстро, потому что не очень опытный водитель. Может, 120-130 км. На мотоцикле скорость ощущается совсем иначе, чем на машине.
– А что за мотоцикл был?
– «Харлей». Просто Дюгарри ездил на мотоцикле, и я подумал: почему бы и нет, это ведь мечта всей жизни. Я все лето проводил в деревне, мы с братом помогали там родным и иногда ездили на мотоцикле «Урал» с коляской. Оттуда пошла любовь.
Дима Хохлов в сборной рассказывал, что ездил в детстве на «Яве». Вот я и подумал, что будет неплохо, если приеду на мотоцикле. Вообще, Франция – идеальное место для них. Дороги хорошие, погода замечательная – можно даже зимой гонять.
– Играть там было сложнее, чем в России?
– Посложнее, потому что другие схемы, динамика. В «Локомотиве» я мог принять мяч у своих ворот, а потом бежать завершать атаку. В «Бордо» на первых тренировках очень хотел себя проявить, и Дюгарри как-то увидел, что я забежал в его зону. Он встал и крикнул тренеру: «Скажи этому сумасшедшему русскому, что бегать в чужие зоны не нужно – пусть играет в своей».
Там очень вязкий футбол и выше темп, тяжелее вскрывать оборону. Но не скажу, что в техническом плане мы сильно уступали.
Кстати, я встречался с Головиным, когда он только начинал в «Монако». Заговорили про футбол, я спросил, как ему чемпионат. Он ответил очень просто и понятно: «Здесь все добегают». Когда он кого-то обыгрывает во Франции, то сразу отдает пас, потому что иначе его может мгновенно накрыть соперник, который вроде бы остался позади.
– Что-то советовали Головину?
– Сказал, что важно учить язык. Помню, когда со мной начали общаться, не замедляя речь – так я стал своим. Замечательные ощущения.
Впервые встретился с Моуринью на яхте Абрамовича. В Англии за подкаты аплодировали как за классные пасы – это удовольствие
– Вы ведь могли оказаться в том «Торпедо», которое чуть не купил Абрамович.
– У меня был контракт с «Бордо» на 5 лет, но после третьего сезона почувствовал, что все слишком хорошо: место в основе, очень уютная жизнь. Показалось, что требования к себе ослабевают, начинается стагнация. А мне этого не хотелось.
Вдруг рассказали про суперпроект «Торпедо». Команда хотела стать чемпионом страны, играть в Лиге чемпионов. И я просто разорвал контракт с «Бордо», уехал в Москву, но сделка по продаже клуба не состоялась. Почему – я не знаю. На меня сильное впечатление произвел Александр Мамут, мы с ним обедали в ресторане. Очень эрудированный, культурный человек, сильно любит футбол. Я, кстати, еще очень удивился, что он выбирает какое-то итальянское вино, а не Бордо. Для меня тогда существовало только оно.
Я был капитаном сборной, но при этом оказался без клуба. Так вышло, что Абрамович знал ситуацию, и на меня вышел «Челси». Помню, как Газзаев отпустил с товарищеской игры подписать контракт – сказал, что такое бывает раз в жизни. А в соглашении было одно условие: год нужно провести в аренде в «Портсмуте».
И это было даже хорошо, там я адаптировался к английскому футболу, привык к невероятным стадионам. У нас трибуны располагались очень близко к полю, фанаты болели не тише, чем на «Энфилде» – все-таки портовый рабочий город, люди вдвойне обожают футбол. Стадион был совсем небольшим, чтобы понимать: за хороший подкат ты получаешь столько же аплодисментов, сколько и за классный обыгрыш или отменный пас.
– Играть на таких олдскульных стадионах – особенные чувства?
– Да вы что, разумеется. Там еще первые ряды ниже уровня поля – оно людям где-то по живот или грудь. Пару раз в дождь я улетал к болельщикам, оставалось только ноги подгибать, чтобы никому не нанести травму. И фанаты с огромным наслаждением выталкивали меня обратно.
– Что за человек Роман Абрамович?
– Показался очень уравновешенным, грамотным. Для меня было индикатором его поведение в раздевалке. Он – владелец клуба – никогда не показывал свою значимость, так как отлично понимал, что в раздевалке единственным авторитетом для игроков должен быть тренер.
После матчей Абрамович всех поздравлял с победой, садился на скамейку с краю и смотрел за происходящим. Он был сопричастен к победе, но не радовался так, будто это его единоличный успех. Мне это очень нравилось.
Иногда он подзывал меня, спрашивал о внутренних процессах, как команда себя чувствует. Я никогда к нему не просился, потому что очень не хотел, чтобы пошел этот ассоциативный ряд: Абрамович из России, Смертин из России.
– Помните первую встречу с Моуринью?
– Позвонила Марина Грановская после первой игры на Евро-2004. За мной послали машину, и я приехал в Лиссабон – встреча была на яхте Абрамовича.
Отдельный кабинет, говорили по-французски, потому что английский я знал тогда плохо. Он сказал, что не гарантирует место в старте, но хочет, чтобы я был в команде: ему понравился сезон в «Портсмуте» и то, что я в сборной качественно играл и опорного, и центрального защитника.
– Моуринью – рок-звезда мирового футбола. Ваша любимая история про него?
– Моуринью пришел в клуб из «Порту», с которым выиграл Лигу чемпионов. Первое собрание, он обращается к команде: «Я вижу здесь классных футболистов, но кто из вас хоть что-нибудь выиграл?» Все опустили головы. Жозе выдержал паузу и продолжил: «Я пришел сюда за трофеями. Запомните – они важнее хороших контрактов».
Очень сильный тактик, голодный до побед. Никакие авторитеты ему не авторитеты. И эту уверенность он вселил в нас.
– Вы выиграли АПЛ. Чем запомнилась лига?
– Начну чуть издалека. Когда попал в сборную Романцева, научился принимать решения до обработки мяча. Титов, Карпин, Цымбаларь – спартаковские ребята, которые шикарно держали мяч, ты никак не мог его забрать. Вот если в Англии не продумываешь ходы на несколько шагов вперед, то ты уже опоздал. Там футбол настолько динамичный, что нужно не только быстро бегать, но и быстро думать.
Да и высокий темп поддерживается не только игроками, но и судьями. Такой парадокс: несмотря на интенсивную борьбу, меньше свистков, темп стараются не прерывать. И в Англии, и во Франции к судьям относятся уважительно, никто не настроен воинственно. Нам, конечно, тоже нужно формировать такое отношение к арбитрам.
Опять же, в Англии нельзя перекладывать ответственность на других. Команду собирают за несколько часов до игры: трясешься в пробке, переживаешь, что можешь опоздать на установку. Приезжаешь – переодеваешься и выходишь на поле. Странно, но в этом и заключается модель: нет разбора игры как такового, возможность прогрессировать дает самоанализ, недовольство самим собой.
Моуринью никогда не устраивал разбор, говоря, что какой-то футболист плохо сыграл. В следующий раз человек просто оказывался на скамейке или вообще на трибуне.
– С кем лучше всего общались в «Челси»?
– Много общались с Чехом. Мы с ним одновременно пришли в команду из Лиги 1, говорили по-французски. На сборах вместе завтракали и обедали.
Еще с Кежманом, он даже немного говорил по-русски. Очень хорошие отношения были с Клодом Макелеле.
– Вашим конкурентом.
– Я считаю его одним из лучших полузащитников в мире. Очень добрый, воспитанный человек. Мудрый на поле, с чувством такта в развитии атаки. Но сам завершать не мог – даже с подъема не бил. Ему как-то дали пенальти, но он и то попал только после добивания.
Мне вообще достались отличные конкуренты – Макелеле, Лэмпард. Лэмпард с Терри не пропустили ни одной тренировки за сезон, железные люди. Они, кстати, разные по характеру: Лэмпард – сдержанный, а Терри – импульсивный. Зато на поле очень собранный, легко жертвовал собой: если поскальзывался, а мимо бежал игрок, Терри легко подставлял голову, чтобы его задержать.
Еще сдружился с Эйдуром Гудьонсеном, Дэмьеном Даффом – нравилась его ирландская открытость. У меня поначалу не было машины, еще не перевез из Франции, и Дэмьен позвал к себе: «Чего ты на клубном автобусе ездишь? У меня две машины, выбери какую нужно».
С машиной было удобнее, я же еще всегда хотел жить в центре. И жил – и в Бордо, и в Лондоне, и в Москве потом. Такой комплекс.
– Из детства?
– Полагаю, что да. Следствие жизни на окраине.
– Потом вы ездили на Mini – прямо как Канте.
– Да, когда был в «Фулхэме». На Mini действительно очень удобно: легко проезжаешь по маленьким улочкам, спокойно паркуешься.
– Как вас изменила Англия и Франция? Кроме самообразования.
– Узнал, на что способен, открыл новые горизонты. Другие языки, другая культура – важно понимать, что мир разный. Чем менее естественно себя ведешь, тем больше страдаешь. Чем богаче внутренний мир, тем увереннее чувствуешь себя в обществе. Я это испытал.
– Почему наши игроки не особо стремятся за границу?
– Это их выбор. В России действительно высокая зарплата. Даже многие топовые клубы в Европе не готовы столько платить хорошим игрокам. Проще остаться в России, тем более ребята все равно на виду, потому что играют за сборную, в Лиге чемпионов, в Лиге Европы. Да, это только соприкосновение с лучшими лигами и футболистами, но уже неплохо.
Да и играть, например, в режиме чемпионата Англии, даже Франции, – очень непросто. Каждый день нужно доказывать, что ты заслуживаешь здесь находиться, вырывать место в составе. Большой риск. Плюс другой язык, менталитет.
– Конечно, это все намного сложнее. Но не в этом ли смысл?
– Я не могу судить. Мне хотелось бросить себе вызов – и я уехал. Но не могу утверждать, что так надо и так правильно – ничего подобного. У каждого своя жизнь.
Смертин не знает, где его медаль АПЛ. Говорит, что он средний муж, но хороший отец
– Алексей, мужчина может быть слабым?
– Может. Наверное, женщины даже зачастую сильнее нас.
– Почему я спрашиваю. Читая ваши интервью, подумал, что вы не оставляете мужчинам такую возможность.
– Нет, у меня две ипостаси, как и у многих игроков: жесткий и неуступчивый на поле и мягкий в жизни. Поэтому, например, мне кажется, что я не смогу быть тренером.
– Когда вы в последний раз плакали?
– Это связано с отцом. Я не плакал, когда он умер, потому что был к этому готов: он какое-то время был парализован, ослеп. На следующий год я посчитал, что нужно проводить в его честь крупный международный турнир, это мой долг. И мы приглашаем за Урал команды из Казахстана, Узбекистана, Китая, Кореи, Японии. Приезжают московские клубы.
Параллельно я снял об отце фильм, называется «Папа». Когда перед началом турнира был дебютный просмотр, я расплакался.
– Слышал, что коллекционируете мужские журналы.
– Я вообще не коллекционер, у меня медалей-то нет. Даже не помню, где медаль чемпиона Англии. Единственная, которая сейчас перед глазами – за то, что пробежал шестерку мэйджорских марафонов: в Токио, Бостоне, Лондоне, Берлине, Чикаго и Нью-Йорке.
Вот она хранится на видном месте. Да и то потому, что получил ее в этом году.
– Вы серьезно? Почему так относитесь?
– Не знаю. Никогда не относился к ним пренебрежительно, но и не коллекционирую. Нет такой склонности.
– Насколько для вас важен успех?
– Успех требует настойчивости, эмоциональности, способности пережить и, главное, понять ценность неудачи. Считаю, что по меркам России я был успешным футболистом, а по мировым – добротным.
– Вы говорили, что ваш кумир – Гари Линекер. Расшифруете?
– Я, кстати, этого не помню, но допускаю, что мог привести его в пример. Видимо, когда я заканчивал карьеру, анализировал, кто состоялся не только в футболе, но и за пределами, прошел личную трансформацию. И Линекер в этом плане действительно в порядке.
– Какой вы муж и отец?
– Мне кажется, я средний муж.
– Почему?
– Не знаю, тяжело объяснить. Нормальный муж – так думаю.
А отец я хороший. Добрый и совсем не жесткий. Не требую от сына каких-то достижений, очень люблю его. И себя в пример не ставлю. Многие и так знают, кто у него отец, а фокусировать на этом внимание – глупо. И когда он чего-то добивается, он не должен ощущать себя сыном Алексея Смертина. Он должен ощущать себя Владиславом Смертиным.
– Что для вас главное в жизни?
– Философский вопрос. Главное ведь меняется. Если бы вы спросили лет 15 назад, я бы ответил одно, а сейчас...
Наверное, скоротечность жизни подсказывает, что нельзя быть неактивным, не стремиться к чему-то. Я нормально отношусь к гедонизму, но все-таки он приводит к лени, балованости.
С другой стороны, с гонкой к успеху ты упускаешь важные моменты жизни, не замечаешь деталей, которые могут порадовать.
Скажу так: важно душевное равновесие, соблюдать баланс между стремлением к целям и возможностью быть человеком, который радуется жизни.
У Смертина новый этап в жизни. Здесь он рассказывает про обучение в УЕФА
Фото: Gettyimages.ru/Shaun Botterill, Phil Cole, Martin Rose/Bongarts; РИА Новости/Алексей Филиппов, Владимир Федоренко; wikipedia.org; instagram.com/skolkovoschool; instagram.com/smertinofficial; REUTERS/Dima Korotayev, Grigory Dukor, Pascal Rossignol; личный архив Алексея Смертина
А Алексей вызывает только уважение - скромность, самоирония и интеллигентность. На поле был жестким, неуступчивым и «угловатым», в жизни, как оказалось, очень проницателен, разносторонен и интересен. Успехов ему и счастья!
--------------------------------------------------------------
Вообще-то у Смертина был очень приличный удар. Голы он,конечно, не штамповал, но порой заряжал как следует. Есть красивые мячи в его карьере.
Но прославился он, соглашусь, другим. Цепкостью, работоспособностью и бешеной самоотдачей. Профи высшего уровня.
То, какой должен быть современный спортсмен. То, каким бы спортсменом мечтал бы быть я сам. Огромное спасибо автору за огромное удовольствие!
Я в восторге от такого «не-детского» интервью
З. Ы. Всем привет из славного города Ленинск-Кузнецкий!)