6 мин.

Бьорн Ферри: «Олимпийское золото – самое грандиозное, что случилось со мной. Это значительнее, чем рождение ребенка»

Фрагмент из книги Бьорна Ферри Ferry Tales, в котором он рассказывает, как выиграл золото в гонке преследования на Олимпиаде-2010 в Ванкувере.

…Журналисты задают вопрос, какие чувства я испытываю из-за того, что этот сезон последний. Грусть? Вовсе нет, и в мыслях не было, но с каждым последующим вопросом на этот счет все чаще начинаю думать именно так. Кристоффер «Крокодил» Бергстрем делал что-то типа минирепортажа с прошлой Олимпиады.

«Можешь рассказать о своих воспоминаниях и чувствах с того дня, когда ты выиграл свое золото?»

Я на мгновение закрыл глаза. Воспоминания четкие, потому что я использовал их в своей ментальной подготовке с гипнотизером-фридайвером. Я вздрагиваю, когда мне удается мысленно вернуться к испытанным тогда чувствам.

«Я стреляю чисто на третьем рубеже, а многие промахиваются раз или два, за мной следует только француз Венсан Же, я убегаю от него и внезапно возглавляю гонку. Там и тогда я осознаю, что могу выиграть олимпийское золото. Это одновременно и кайф, и страх.

Черт, у меня есть шанс, у меня есть шанс выиграть золото, тревога, мимолетные мысли, боязнь облажаться на последней стрельбе и войти в историю как клоун, упустивший свою возможность. Я знал, что обойду француза, если будет дуэль на последнем круге. Я приближаюсь к стадиону, где к жизни снова просыпается публика, трибуны забиты, развеваются флаги, запах мокрого снега.

Я тысячу раз продумывал подобную ситуацию раньше, в одиночестве на тренировках дома, в Стурумане, я заставлял себя думать про Олимпиаду, что прохожу чисто три рубежа, а на последней стойке стреляю за золото. Когда я справляюсь с визуализацией, то все ощущается как по-настоящему несмотря на то, что даже дьяволу неведомо, чем я занимаюсь в этот момент. Но мозг не отличает мечту и реальность. На тренировках я научился гнать прочь панические мысли. Сердце колотится в груди, дыхание становится поверхностным, моторика ухудшается, ноги начинают дрожать, я сомневаюсь, боюсь, часто допускаю несколько промахов, но иногда мне удается собраться и отстрелять чисто, и тогда я знаю, что отрабатывал что-то очень сложное, чувствую, что занимаюсь чем-то, что делают лишь единицы, тренирую что-то, что невозможно тренировать, если шанс выпадает слишком редко. Но сейчас он у меня есть, а вместе с ним – уверенность от знания того, что я отрабатывал это, но также и понимание, насколько это чертовски трудно. Я внушаю себе, что очень круто получить такую возможность, она даруется немногим, что будет захватывающе увидеть, как я могу справиться с этой ситуацией, я смеюсь про себя, и это даже можно заметить, когда я подхожу к рубежу и стреляю за золото.»

«А про саму стрельбу что помнишь?»

«"Ну Бьорн, будет интересно посмотреть, что у тебя получится", – подумал я. Во время стрельбы задача такова, чтобы желание победить было сильнее страха облажаться. Если мне это удается, то шансы растут. Я вступил на коврик и почувствовал напряжение момента. Француз промахивается первым выстрелом. Я слышу это. Начинаю стрелять – быстро, агрессивно. Три первые выстрела проходят на автопилоте, мелькает мысль "ну все же идет хорошо", на четвертом я чуть слабее нажимаю на спусковой крючок, и пуля уходит мимо – вверх и вправо.

Последний выстрел. Я знаю, что он промахнулся один раз и я один, знаю, что обойду его, если он попадет последним, знаю, что Бьорндален, Зуманн, Эдер и остальные преследователи отстают на штрафной круг, знаю, что для меня значит олимпийское золото, знаю, как обидно мне будет, если облажаюсь, и знаю, что, наверное, только раз в жизни выпадает такой шанс. Я трачу чуть больше времени на прицеливание, вижу точку. Выстрел.

В яблочко.

То, что я справился с ситуацией и не потерял самообладание, было, пожалуй, отчасти вызвано моей подготовкой, но также и тем, что в период перед Олимпиадой моя голова была занята другими вещами. Мой брат Андерс был прооперирован по поводу злокачественной опухоли мозга всего за несколько дней до первой гонки. Я был в таком напряжении, думая, как все будет с ним, что мне делать, если он сейчас умрет. Ехать домой? С Олимпиады? То, что Андерс боролся за жизнь, изменило мою установку по отношению к гонкам в более здоровую сторону. Я смог расслабиться, это не конец света, я сделаю, что смогу, это просто спорт, я здоров, я живу. Я преуспел в том, чтобы излишне не драматизировать ситуацию, моя нервозность была погашена, возможно, как раз в достаточной степени, чтобы я смог показать результат.

Затем я закинул винтовку за спину и почувствовал, что все идет отлично, обошел француза на штрафном круге: я знаю, что сильнее его, нервы – удел отстающих. Выходя на трассу, бросил взгляд через плечо и увидел, как Бьорндален и Зуманн отправляются на штрафной круг.

Француз сразу же отваливается, остальное меня не волнует, я просто бегу, полностью сосредоточенный всю дорогу, и только на финишной прямой осмеливаюсь оглянуться – сзади никого, я понимаю, что выиграю. Поднимаю ногу и вскидываю вверх руки. Рев публики звучит для меня так, будто я под водой. Впадаю в шоковое состояние радостного опьянения.

Пять суток я не мог спать. И это неописуемое чувство не покидало меня на протяжении года. Я витал в облаках и регулярно плакал – весной, летом и осенью после Олимпиады. Для меня это было чем-то настолько большим, ошеломляюще грандиозным и очень личным. Чувства обрушивались, только когда я был наедине с самим собой, они поднимались, бурля, я стоял растроганный с комом в горле. Часто останавливался прямо посреди тренировки и просто погружался в это, пытаясь понять то, что сбылась мечта всей моей жизни.»

И сейчас, когда я сидел там и рассказывал про это, эти чувства вернулись, и я осознал, что «олимпийское золото – это самое грандиозное, что случилось со мной. Это значительнее, чем рождение ребенка, больше, чем счастье повстречать Хайди.»

Кристоффер посмотрел на меня. «Какой самодовольный дьявол», – подумал он, наверное. Я сказал, что пойму, если для многих это звучит странно, ведь ребенок – это чудо. Но большинство людей на планете могут иметь детей и пережить эти чувства, но только единицы выигрывают олимпийское золото.

И из тех, кто делал это, лишь немногие воспринимают это так же, как я. Однажды я пытался разговаривать об этом с Уле Эйнаром Бьорндаленом и с королем спринта из Турина-2006 Бьорном Линдом, но для меня было очевидно, что их чувства вовсе не были такими же сильными. И я считаю подарком то, что для меня они не меркнут уже долгое время.

Перевод со шведского, Ferry Tales – inte så förbannat tillrättalagt

Если вы не читали книгу Ферри:

«После очередной рюмки держался на ногах, а потом ел рыбу с бумагой». Как иностранные биатлонисты отрывались в России

«Выходной? Но мне нужен пенициллин сейчас, поэтому я и звоню». Чем крут Пихлер

«Если не съешь эти таблетки, не сможешь стать лучшим в мире». Неизвестные истории о Пихлере

«Русские спортсмены живут слишком хорошо: никакого энтузиазма, внутреннего драйва». Откровения Пихлера

«У Пихлера были три подружки одновременно». Новые откровения Бьорна Ферри

«Санкций и бойкотов должна бояться Европа, а не Путин». Новая часть биатлонного бестселлера