11 мин.

День боя

399

В блоге Андрея Баздрева на Sports.ru репортаж из Краснодара: спарринги в холле гостиницы, рингкард-герлз, строившие глазки, работники ринга, стиравшие с настила кровь, жестокий Пирог, «eще. один. раунд» Мартиросяна и много-много фото.

Уго Чавес жует для тонуса листья коки. Рикки Хаттон занюхивает скотч кокаином и запивает пинтой Гинесса – для того же. Я – просто завтракаю. Вполне в британском стиле, – жареный бекон, рубленый бифштекс с яйцом, кофе, сок… Мне срочно нужны глюкоза, витамин С и много, много электролитов. И я совершенно точно знаю, что мне понадобится еще больше следующим утром, каким бы образом бой Мартиросяна с Пирогом не закончился, просто так отделаться парой дежурных статей и прощальной сигарой не выйдет.

«Видите эту фотографию с выпускного? У вас там самая большая сигара». [из А.Хичкока]

Вообще сам день большого боя – его не было. Поздний завтрак перерос в несистемные перемещения между гостиницами, и когда мы собрались и направились в сторону «Олимпа», уже не осталось времени даже как следует поговорить.

Хотя, к чему это все? Говорили мы днем раньше. Придумывали планы, как бить Пирога, сдвигали столы и спарринговали в 3 ночи в холле гостиницы, выбегали на улицу и пугали местных таксистов. Спал из всей команды, похоже, только Мартиросян. И мне больше нечего ему сказать. Я оставил свою сумку в его раздевалке, взял фотоаппарат, чтобы чем-то занять руки, и вышел. Слонялся по арене и ноги сами занесли меня в раздевалку синего угла. Это странное чувство, когда ты находишься в числе тех, кому сегодня непременно надерут задницу. В красном углу – победители, в синем – оппоненты, специально как оппоненты и подобранные. Шальное веселье одних, напряженная сосредоточенность других, обычно не хватает воды и льда, полотенец и еще чего-нибудь. Кафельные стены и пол отсвечивали нежно голубым. Свет мерцал, как огни новогодней елки. И никаких приятных подарков.

Сергей Сергеев выходит на ринг первым. Шоу задерживается уже на полчаса, а нервозности хватает и без этого. Сергеева (прозвище, как проревел на весь зал Александр Загорский, «Сергеша») разминает его менеджер и по совместительству еще действующий боксер Равиль Мухамадияров. Одному украинскому боксеру накладывают на руки тейп – другой, уже с забинтованными руками, лежит на массажном столе и смотрит в потолок. Выхожу и мельком бросаю взгляд в раздевалку красного угла. Там совсем другое настроение, но я не хочу быть там. Где-то в глубине души я понимаю, что просто хочу домой, быть с ней и не испытывать этого одиночества здесь, среди трех с половиной тысяч человек. Она поймет, что я чувствую по отношению к Мартиросяну и этому бою, моя муза, и мало кому еще дано это понять. Однажды она поехала со мной и бойцами, в автобусе, который вез всех на бои. Атмосфера в автобусе еще не отражает всего упаднического мировосприятия, которое царит чуть позже в раздевалке, но бойцы в эти моменты незадолго до поединков – все равно уже другие. Жестокий бой меняет человека еще сильнее. И того, прежнего Гену Мартиросяна мы можем уже не увидеть.

А пока Пономарев методично громит и разбивает Сергеева, превосходя его во всем, прежде всего в скорости и жесткости ударов. Иногда Сергей приспосабливался, бил навстречу, и пытался запереть у канатов… Иногда, только опыт спасал его от нокдауна – он сокращал дистанцию, хватал соперника и держал. Противостояние опыта, воли и непреодолимой силы – молодости. Сергеев держался как надо, я был в чем-то за него горд.

 

Бои все шли один за другим, рингкард-герлз строили глазки, нерешительными движениями работники ринга стирали с настила кровь. Целую лужу оставил после себя Нейт Кэмпбелл, спустился вниз, словно извиняясь, легонько постучал меня кулаком, еще в тейпе, по животу. За день до боя на пресс-конференции, где меня обозвали «скандально-известным-журналистом» (брехня! В каких скандалах я замешан и кому вообще известен?!), Нейт обещал устроить настоящую бойню в последних раундах, а один из его секундантов почти умолял заходить в гости – но только еду, выпивку и женщин присылать в его номер, а не боксера.

 

Нейт выглядел не так уж плохо, и вроде бы Аллахвердыев начинал терять в точности и скорости атак, Кэмпбелл этого ждал, но неотвратимая сила заставила его мотнуть головой навстречу и столкнуться с каменным лбом Аллахвердыева, после чего кожа над его бровью вскрылась совершенно кошмарным образом. Это был конец, и Нейт Кэмпбелл, бывший абсолютный чемпион мира в легком весе, знал это, опустившись на колени в своем углу, постанывая от боли и отмахиваясь от соперника, как от назойливой мухи. Техническое решение, ненужное поражение от своего бывшего спарринг-партнера, бесславный конец. Предсказуемый и от этого еще более отвратительный. Мартиросян и Пирог уже разогревались в своих раздевалках.

Конец Мартиросяна также был уже предрешен. Как убийство в фильмах Хичкока. Уже был даже заготовлен инструмент – жесткие «рейесы», выбранные на взвешивании. Тренер Мартиросяна выбрал «райвалы-эверласты» – они лучше сидели у Гены на руке. Кулак Пирога в кожаной перчатке все пробивал под глазом соперника дыру. Сечки двоились, троились, глаз заплывал.  Мартиросян не мог боксировать с Пирогом. Он должен был драться, ведь когда он разгонялся на ногах, пробивал длинные серии – тогда шансы появлялись. Но Пирог сбивал его с настроя, давил психологически – то забрасывал бесконечными сериями несильных, но неприятных ударов, то пресекал все попытки украсть концовку, или . Мартиросян финтил, отбивался уклонялся, но только он выводил руку на замах, тут же следовал короткий жесткий удар, потому что кидать с неподготовленными атаками на боксера такого уровня – преступление, и сразу должно следовать наказание.

 

Это то, что мне в Пироге нравится больше всего. Он жесток со своими оппонентами. В лучших своих боях он деморализует психологически и уничтожает физически. Ставит локоть или предплечье, подталкивает плечом, сбивая с позиции, оставляет руку у лба соперника – и, закрывая ей обзор, выстреливает жестокий правый кросс в челюсть. Ударов он выбрасывает слишком много, чтобы они были сильно уж эффективными, но они накапливаются, отдаются в голове… А самое неприятное – не знаешь, какой именно из них будет тем самым смертельным уколом. Если бы Дима еще был хорошим бодпанчером… Но, возможно, это впереди. Меня теперь спрашивают – «ты правда верил в победу Мартиросяна?». Да, черт. Когда ты в команде – ты не должен думать, какие именно у тебя шансы. Ты используешь только те, что есть, и пытаешься жить с этим. Ты не думаешь о поражении, потому что мысли эти передаются. Ты просто разговариваешь на другом языке. Неотвратимая сила сама сделает свое дело.

Кажется, в ночь перед боем я кричал что-то вроде «с ним нельзя боксировать, его нужно грубо п#здить, показывать атаку в голову и бить по печени, снова и снова»… Но Гена проиграл бой на ногах и даже не подошел достаточно близко, чтобы встать в нужную позицию. Когда он вернулся в угол и сел после 9 раунда, я вгляделся в его лицо и понял: конец, черт побери. Снимать боксера нужно сейчас. Но это был Мартиросян, он сказал. Еще. Один. Раунд. Он его получил. Глаз полностью закрылся, момент ушел, сил не осталось, он с чистой совестью мог сложить оружие.

 

В пять утра в гостинице, выходя на своем этаже из лифта, я увидел Диму Пирога. Он один шел по коридору. Жизнь бойца. В победе и в поражении – ты всегда один. В синем или красном углу. И с утра, в победе или в поражении, всем нам нужны электролиты и глюкоза.

«Андрюха, что вчера было? Я проснулся с бутылкой коньяка и последнее что помню – как мы с тобой спарринговали… Еще помню, что я влюбился, но она была бесконечно глупа… Можно, я к тебе в гостиницу заеду? А то у меня через стенку Загорский гимн России репетирует – я подпрыгиваю при каждом звуке»…

Другие материалы блога

Джеймс читает Sports.ru

День первый 

Афиши. Забытое искусство. 2 часть