17 мин.

«Нам пишут: «А почему не надеть юбочки?». Тренер сборной России – о стереотипах в женском футболе

Просит не называть себя тренеркой.

На сайте проекта «Гласная» (рассказывает о женщинах и борется с гендерными стереотипами) вышел большой монолог тренера женской команды «Локомотив» и сборной России Елены Фоминой. С разрешения редакции Sports.ru публикует текст «Гласной» о том, как сделать карьеру в женском футболе, что значит для спортсменки беременность и как в России меняется ситуация с неравенством.  

Школьница

К спорту меня приучил папа: мы вместе бегали по утрам, делали зарядку, выходили играть в футбол на коробку. Я училась в обычной московской школе. Там была секция по футболу, но только для мальчиков. Тренер был хороший друг моего папы и, слава богу, взял меня. Я была одна среди ребят. Некоторые меня тяжело принимали, но я тянулась за ними, чтобы не быть хуже.

Через пару лет мы наткнулись на объявление в газете: идет набор в женскую команду по футболу. Они начинали с нуля, а я на тот момент уже три года играла с мальчиками,  разница была ощутима. Но это уже была именно команда. Начало девяностых: нашему тренеру удавалось вывозить нас на турниры в Америку, Швецию, Данию… Мы видели девчонок, которые тоже занимаются футболом, понимали, что у женского футбола есть будущее.

Как нас принимали? Мы спали в спортзалах на матах, иногда нас разбирали в семьи, ели в больших столовых. Не было шикарных условий, но было другое отношение к женскому футболу. Там мальчишки и девчонки были перемешаны, мы играли вместе — а в России об этом тяжело было договориться.

Возвращаясь в то время, вспоминаю: я даже не думала, что готовлюсь к профессиональному спорту, что буду где-то играть. Это было хобби, увлечение.

Первый клуб и первая любовь

Переход из детского футбола в большой взрослый — это тяжелый период. И сейчас от этого страдают многие перспективные футболисты. Заканчивается школа, когда ты можешь совмещать учебу и тренировки. Встает вопрос: а что дальше?

В 16-17 лет ты не можешь свой профессиональный выбор сделать, ты не можешь оценить, какого ты качества футболист — и есть ли у тебя будущее в спорте. Многие родители говорят: спорт — это бесперспективно. В их понимании если ты не игрок сборной, не добиваешься высоких результатов, то, конечно, надо все бросать и уходить в учебу. Ну сколько может продолжаться игра в футбол ради удовольствия?

Родители на меня не давили. Я сама поступила на бухгалтерский учет и аудит, понимая, что мне нужна специальность, которая точно даст мне работу. Параллельно училась в Московской государственной академии физической культуры, но было понятно, что после нее можно идти только учителем физкультуры. Это сейчас нужны тренеры разных направлений и разной специализации, а тогда максимум — детей тренировать.

Я здраво оценивала свое положение в спорте: если я сейчас не попадаю никуда, то все, нет будущего дальше. Все закрутится, я буду середнячком каким-нибудь, который просто совмещает любимое дело и какую-то работу. Мне повезло: меня заметил футбольный клуб «Чертаново».

Меня закрутило совсем, когда пригласили на Чемпионат мира. Я попала в женскую национальную сборную. Мы приехали играть в Америку, я почувствовала атмосферу игры, заразилась ей. Тогда я поняла для себя, что готова посвятить себя футболу, независимо от отношения к нему в России. Это был ключевой момент в моей карьере.

«Чертаново» выступало не очень хорошо, мы были пятыми или шестыми в турнирной таблице. Мне было уже 18, когда меня пригласили в основной состав клуба ЦСК ВВС в Самаре. Это был клуб чемпионов. Я понимала: чтобы играть в сборной, мне нужно выбирать клуб сильный, где я буду расти. Надо было все поменять в своей жизни — переехать в Самару.

 Я тогда встречалась с молодым человеком, уже жила с ним. У нас были отношения, перерастающие во что-то более серьезное. Это очень болезненно: человек понимает, что стоит выбор — либо футбол, либо он. Мне кажется, любой мужчина бы сказал: «Как это так, меня на чашу весов? Разве есть что-то лучше, чем я?». Наверное, женщина по своей сути привыкла, что выбор остается за мужчиной. Если он скажет: «Поехали на Север!», то, конечно, мы преданно поедем на Север. Так было изначально заложено у нас в стране: был культ семьи, жена должна находиться дома, а муж решает все. Сейчас мы, правда, пришли к другой крайности: не надо семьи, ответственности, детей, доверия — у каждого свое личное пространство.

Любой мужчина бы сказал: «Разве есть что-то лучше, чем я?»

Тогда я сделала выбор в пользу игры. В Москве у меня не было перспективы.

Но была любовь. Первая реакция болезненная, а потом тебя начинают поддерживать. Тяжело было общаться на расстоянии, но я часто прилетала домой.

Беременность

Нас пугали: если забеременеешь, контракт расторгается. В 2010 году я забеременела. Тогда я играла за клуб школы высшего спортивного мастерства «Измайлово». Оказалось, огромную роль играет то, каким игроком ты являешься. Если ты лидер, человек, на котором базируется клуб, то тебя пытаются сохранить. Меня очень хотели вернуть, а я говорила: «Не знаю, как все сложится».

Меня сильно поддержали, пошли на многие уступки — как родила, я почти сразу вернулась в футбол. Я была таким первопроходцем и примером для девчонок, как бы говорила: «Посмотрите на меня, так можно!». После этого многие поняли, что после рождения ребенка футбол не кончается. 

У мужчины-тренера в случае беременности игрока больше эмоции выходят на первый план: «Подвела команду!». Нет радости, что она мамой станет. И это понятно: у тренера впереди цели, задачи. Мы, тренеры, зависим от результата, для нас каждая единица — боевая.

Мне проще понять игрока в такой ситуации. Да, для меня это потеря, но корить ее сейчас — это пустые слова. Надо по-другому подойти, бережно: «Так, ты когда рожаешь? Тогда-то. Давай, два-три месяца — и ты к нам обратно». Эта поддержка больше нужна девушке. Нужно обозначить ей перспективу на будущее.

Тренерство

На рубеже тридцатилетия футболисты сталкиваются с двумя кризисами: мало того, что кризис среднего возраста, так еще надо думать — а что дальше, после профессионального спорта?

Мне пришлось перестать играть в 33 года: врачи сказали, что играть за сборную я не могу по состоянию здоровья. Обычная проблема футболистов: межпозвонковая грыжа, лучше не рисковать. Я доиграла сезон и сама приняла решение: если ты не играешь в сборной, то это уже превращается в любительский вариант. Это по моему характеру: мне было сложно осознать, что еще 5-7 лет можно просто проиграть в клубе. Нужно было делать шаг в своей карьере.

Какой еще есть сценарий? Уходить из спорта вообще? Это самый тяжелый период для спортсмена, ты просто оказываешься не у дел. Думаю, и ребята тоже с этим сталкиваются. Но у них больше перспектив в жизни. Футбол дал им заработок, финансовую свободу, стабильность. У девчонок все намного сложнее: у нас нет таких финансов, которые дадут гарантию, что ты еще год посидишь дома, подумаешь, в депрессии побудешь… Надо идти дальше, двигаться. Если у тебя нет тыла за спиной, если ты привыкла к тому, что сама за себя отвечаешь, выкарабкиваться тоже будешь сама.

Кто-то на улице остается, кто-то себя долго ищет. Кто-то не смог справиться: было много талантов, которые могли бы стать тренерами, но просто пропали из поля зрения.

Такое веяние — учить женщин-тренеров — пришло к нам из Европы. ФИФА начала борьбу с гендерным неравенством в футболе, национальные футбольные союзы даже начали получать бонусы за то, что женщины становятся тренерами.

Да, на это тяжело реагировали внутри нашей страны. Могу это сказать по себе. Я отучилась в Академии тренерского мастерства и получила лицензию С, которая дает право тренировать детей. Хотела пойти на B — просилась в группу, где были только мужчины, получила нормальное такое объяснение: «Ты знаешь, как у мужчин бывает, мат-перемат, что-то выясняют между собой, как ты себя будешь чувствовать? Они при тебе не будут что-то говорить, будут сдерживать себя». В итоге впервые собрали женскую группу на лицензию категории B. Но генеральный директор Академии, Андрей Владимирович Лексаков, все же позволил ходить слушать лекции с мужчинами.

Я впитывала информацию как губка. Ребята стали относиться ко мне нормально, понимая, что я тренер сборной, клуба. Меня стали принимать. Сейчас учусь на самую высокую лицензию PRO, которая есть у любого тренера премьер-лиги.

Лет пять назад проблема стояла остро: все мужчины — и одна я. Сейчас Академия сама провоцирует привлечение женщин, УЕФА за это выплачивает бонусы, часть расходов на обучение покрывается. Но даже если учиться сейчас, все равно среди преподавательского состава есть 60-летние мужчины, которые говорят: «Ну зачем тебе этот футбол?».

Это как в поликлинике:

— Где вы работаете?

— Я работаю в женской команде футбольного клуба «Локомотив» главным тренером.

— Какой? Женской?!

Вообще я часто встречаюсь с такой настороженной реакцией: «Не хочу, конечно, ничего говорить, но не женское это дело — футбол». В нашем обществе это постоянно.

Незнание и неинформированность — вот главные проблемы. Не ведется никакой пропаганды женского футбола. Часто спрашивают: «А где вы играете? А что за команды?». Но молодое поколение более гибкое, по-другому нас воспринимает.

Многие смотрят на нас не как на спортсменок, а как на женщин в первую очередь. Мы же читаем комментарии, отслеживаем пожелания, чтобы расширить фанатский сектор. Очень часто пишут: «А почему такая форма, а почему такие шорты, а почему не сделать юбочки?». Но все равно, даже те, кто говорит об этом, если попадают на матч, остаются с нами дальше. Женский футбол более эмоциональный, яркий, острый по ощущениям. Ни одна девочка не уступит другой. Если ребята бережно к себе относятся, здесь такого нет, здесь реально накал и страсть. Ты сам уходишь с трибун с адреналином.

В Европе женский футбол уже составляет конкуренцию мужскому. Они здорово оснащены технически: элементы, приемы, финты, функциональная, тактическая подготовка — идет колоссальный отбор на уровне сборной.

Мы сейчас играли матч в Голландии, вы не представляете: они собирают по сорок тысяч фанатов. Я психологически готовила игроков к тому, что будут трибуны, будут кричать, за Голландию болеть. У нас 70 процентов не испытывали этого никогда, мы такую поддержку только у мужской сборной видели.

Психолог

Тренеру надо быть хорошим психологом. Игроки чувствуют все: микроклимат команды, микроклимат штаба, микроклимат ситуации. Один взгляд или одна фраза может убить футболистку. Там, где мужчина-футболист просто махнет рукой, у нас все очень тонко. Если бы у нас была сумасшедшая конкуренция среди футболистов, мы бы меньше занимались психологией людей, которые есть у нас, чтобы сохранить их в обойме сборной и продлить им карьеру, выжать из них максимальный результат. Мы бы их как винтики меняли. Но у нас такой возможности нет.

Даже понимание, что мы равны по силе с соперниками, даже понимание схем игры не будет иметь значения, если футболистка не выйдет на поле психологически уверенная в себе. Мы делаем много мотивационных роликов, просматриваем сильные фильмы типа «Легенды № 17», устраиваем совместные тренинги. Накануне игры идет работа по убеждению, капает в течение недели.

Отличие женской команды от мужской — это эмоции; у девушек больше самоотдачи. Они пытаются использовать все внутренние резервы. У ребят нет такого «мы хуже, мы проиграли», они бьются до конца. Девчонки пропускают первый гол — реакция! Как дальше играть? «Все, мы проиграли, мы слабее». После первой неудачи многие игроки тебя могут не слышать — они все еще живут тем моментом. Этим и отличаются девчонки от ребят: они долго переживают какую-то ситуацию. Мы сами по себе такие. Тут просто другой подход нужен. Где-то, может, жесткие действия, где-то подбодрить. Это все тонкие нюансы психологической работы.

Ключевой момент в игре, который может все поменять, — когда я захожу к команде в раздевалку. Мы очень много встреч перевернули после перерыва, после того, как я к ним заходила. Я захожу и устраиваю психоэмоциональную встряску, возвращение к реальности, говорю мотивационные вещи. В раздевалке уверенность тренера дает свои плоды: «Значит так, чтобы нам сейчас забить гол, надо сделать так, так и так. Понятно?».

Я не могу все время скрывать свои эмоции. Я понимаю, иногда они видят мое отчаяние. Например, я осознаю, что нам нечем соперника обыграть, мы не готовы к этому сегодня, мы опустошены, уже допустили какие-то ошибки. Да, я пытаюсь себя перебарывать, но они уже сами себя загнали в эмоциональную яму. И бессмысленно вытаскивать их за волосы — одну, вторую — а их одиннадцать, и еще скамейка запасных. Страшнее всего в этот момент скамейке. Они боятся выходить: понимают, что могут не справиться, у них отчаяние в глазах.

На полтора часа матча надо выключаться — это особое умение. На поле переносятся все твои переживания, накладывают отпечаток на игру и на команду. Я сама внутри этой структуры была, я уже понимаю, что они испытывают. Допустим, вот эта ночью не спала, у нее какая-то личная драма… Если ей придется в любом случае выйти на поле, наша задача — не дать ей получить травму, не усугубить ситуацию. Если есть такая возможность: дать ей паузу, попытаться переключить, дать много разных заданий. Особенно когда это расставание…

У нас нет резервных ресурсов, как у ребят: один сел, он сейчас думает, приходит в себя, за него играет другой. Нам надо вернуть футболистку в реалии жизни и с ней играть, потому что их всего тринадцать человек.

Равноправие

Вы не представляете, сколько к нам просится: «Пожалуйста, возьмите девочку. Почему мальчикам можно, а девочкам нет?». Родители приводят сына, говорят: «Дочка тоже хочет — смотрит на брата, гоняет мяч, можно?». А у нас нет школы детского футбола как такового, что уж говорить о группах для девочек. Мы заложники этой ситуации.

Популярность женского футбола в Америке и Европе не сравнится с Россией. Мы изначально не делали ставку на женские команды в нашей стране, такой у нас менталитет. Мы позднее, чем Европа, заговорили о равенстве. Мы сильно отстаем в этом плане. Старорежимные люди нас не воспринимают. До сих пор мы имеем такое в спортивных школах: мальчики тренируются на половине поля, а две команды девочек разных возрастов играют на четвертинках. Другой вопрос: кто работает с детьми?

Самое важное — это твоя первая школа, это техническое оснащение, тактика, которую тебе прививает тренер, чтобы ты могла быть гибкой, перестраиваться. В общем, то, что отсутствует сейчас в женском футболе.

Выход из этой ситуации — смешанные группы. В Голландии, Дании, Германии до 15 лет можно спокойно тренироваться в совмещенных группах. Выходят обученные — как мальчик, так и девочка. А у нас какими девочки приходят? Приходят девочки, которые прошли школу дворового футбола. Ей уже 20 лет, а она играла во дворе, никакой тактики там нет, взяла мяч и побежала. Я своими глазами это вижу. Даже если они где-то учились, больше половины вещей не знают — как правильно перестраиваться, куда смещаться… Нам тяжело будет просто перестроить ее, показать логику игры.

Профессиональных женских команд по футболу в России почти нет.  По идее у каждого футбольного клуба быть свое отделение женского футбола. Что мы имеем на данный момент: у нас закрываются команды, мы теряем футболистов, нет школы.

Лет десять назад, даже семь, сами мужчины-футболисты активно протестовали против женского футбола, не принимали женщин-футболисток у нас в стране. Но вот они едут за границу — и видят в структуре «Валенсии» или «Арсенала» женский клуб. Европа дала нам сильный толчок.

Многое поменялось за последние годы именно внутри профессиональной среды. Сейчас у нас тесный контакт с другими футболистами. Даже у меня как у тренера контакт со Станиславом Саламовичем, наши футболистки контактируют с мужской сборной. Ребята снимают для нас мотивационные ролики, говорят: «Девчонки, мы в вас верим, хоть говорят, что это не женское дело», проводят для нас мастер-классы.

Наша женская команда создана в структуре мужского клуба «Локомотив», мы в принципе первые в России, кто сделал такое. Нас уже и в РФС воспринимают не только сотрудники, которые обязаны с нами контактировать, а все — интересуются нашими успехами.

К нам прицепился ярлык «женский» — женский футбол. Но мы просто футбол! Понятно, почему тридцать лет назад лет назад могли говорить «женский футбол» — для привлечения внимания, тогда это было ново. Сейчас уже другое время. Мы движемся к прогрессу — в бумагах, документах РФС мы равноценные с мужчинами. Нас начали воспринимать на равных. А раньше говорили: «Какая Фомина? Какой женский футбол?».

Мне комфортно, когда меня называют «тренер». Использование суффиксов, как мне кажется, как раз и разделяет нас. Сейчас это остро звучит для слуха: «Она там тренерка какая-то, а это — тренер!». Тренер есть тренер — и женщина, и мужчина. Мы не отличаемся по уровню ответственности, по объему работы от мужчин. Что делает сейчас тренер «Локомотива», Юрий Палыч Семин, или любой другой тренер в структуре мужского клуба — то же самое делаем мы, наша работа такая же по тяжести, накалу, интересу, насыщенности событиями.

Мама

Мне кажется, я более требовательна к Даше, чем другие мамы. Я смотрю на своих игроков — живые примеры перед глазами, что ее ждет через 7-10 лет. Вижу, с какими проблемами сталкиваются девочки. Даше сейчас девять. Наверное, я хотела бы от чего-то ее уберечь.

Она держит меня в тонусе. Помогает соблюдать баланс. Дома я другая — более нежная и мягкая. На поле все-таки более цейтнотная ситуация, надо быстро принимать решения. Дома у меня еще есть годы на воспитание, есть возможность ошибаться.

Честно скажу, до недавнего времени я не посвящала Дашу в работу. Она маленькая была: ну тренер и тренер мама. Только сейчас к ней приходит осознание, что у меня есть команда девочек, что я тренер. Но она еще не понимает до конца важности моей должности. Последний год ездит со мной на тренировки, видит, как я работаю. Видела матчи, стала больше интересоваться. Она, можно сказать, начала гордиться.

Мы, родители, прививаем в какой-то степени любовь к тому, что сами любим. Как у нас с папой было: смотрели матчи, вели дневники, турнирные таблицы рисовали… Я была вовлечена в процесс его жизни, его любви к футболу, мне это как никому передалось. Сейчас Даша тоже проходит этот этап. Начала заниматься футболом в школе — с мальчиками в смешанной группе. Рано говорить, насколько это серьезно.

Когда она только родилась, я была даже против того, чтобы она повторила мой путь, — понимая, что футбол здесь просто не развивается. Но сейчас я смотрю глобальнее: в течение десяти лет мы сделаем огромный шаг вперед. В любом случае она сама будет выбирать, куда дальше идти. Я ни в коем случае не буду оказывать давление.

Все футболистки – лесбиянки? Сколько они зарабатывают? Как вратари берегут грудь?

Фото: vk.com/teamrussia; vk.com/lokowomen; rfs.ru; REUTERS/Lee Smith