Стефан Лив: «Я с деревьями не разговариваю»

– Моя приемная мама в Швеции советовала мне еще в детстве: «Всегда находи что-то позитивное. Не имеет значения, сколько жалости ты испытываешь к себе, как сильно нуждаешься в помощи. Как бы ситуация не складывалась – всегда есть что-то, что ты мог сделать лучше. Надо надеяться и пытаться».

– А с родной мамой вы общаетесь?

– Да, немного по e-mail. Это трудно, потому что я говорю только по-шведски и по-английски, а она, помимо польского языка, знает еще немецкий. Электронная почта, по крайней мере, переводит все, а вот вживую общаться практически невозможно.

– В Польше вы были когда-нибудь?

– Да, десять лет назад. Но тогда я ничего не знал о своей матери. Ездил просто посмотреть, где я вырос, со своими приемными родителями.

– Как же вы нашли свою биологическую мать?

– Я знал ее имя. Давая в США интервью для польской газеты, я просто сказал: «Если ты читаешь это сообщение, пожалуйста, свяжись со мной». И не думал об этом больше. Но два месяца спустя журналистка сообщила мне, что мама ей позвонила. Потом она звонила уже мне, но я не ответил. Тогда она оставила голосовое сообщение, где просто плакала. Я чувствовал себя необычно.

– Сколько вам было, когда умер отец?

– Десять лет. Когда в таком возрасте ты теряешь отца – это очень тяжело, особенно для мальчика. Ведь для него папа всегда герой, пример.

– Вы тогда уже понимали, что произошло?

– Мама сказала мне, что у него рак легких. Это один из самых быстрых видов, когда ухудшение здоровья происходит почти мгновенно. Буквально через два месяца отец ушел от нас. Не думаю, что тогда я понимал больше, чем то, что у него рак и что папа действительно болен. Это были очень тяжелые годы для меня. Но мне помогли друзья.

– А что в то время было с хоккеем?

– Да, занятия тоже помогли. Я находился в команде, среди друзей. Мой тренер был мне как отец. Но раскрылся я поздно, меня никогда не брали играть за сборную какого-то региона. Я даже близко не попадал в юниорскую сборную. Слышал много раз, что мой уровень не позволяет там выступать. Я не обращал внимания. Не считаю, что важно быть лучшим в 15 лет, нужно состояться после 20, когда начинаешь играть в настоящий хоккей.

«Это у нападающих странные привычки»

– Как прошло знакомство с Гашеком?

– Первый раз я увидел его в тренировочном лагере «Детройта», тогда я относился к Доминику как к кумиру. Стоял и наблюдал за ним, как маленький ребенок. Глупо было, конечно.

– Встречали игроков, кто так из детства и не вышел?

– В американской лиге у нас был один сумасшедший. Он молился на клюшку, должен был сидеть на одном и том же месте, выполнять все одинаково – на разминке и где угодно. И если у него это не получалось, он очень злился. Ну у таких людей ты тоже учишься – что не надо быть похожим на них.

– Вообще-то многие считают, что у вратарей, как правило, странные привычки.

– А вратари думают, что это у нападающих странные привычки! Да, мы немного другие. Но я с деревьями не разговариваю. Хотя знаю некоторых, кто это делал. Один уходил в душевую, выключал свет и сидел там. Потому что очень волновался. У меня, кстати, старший сын, ему четыре года, уже с ума сходит по хоккею, тоже будет вратарем.

– Не думали, что, если бы остались за океаном, могли получить шанс поиграть в НХЛ?

– Возможно. Но я чувствовал, что в Джимми Ховарда в «Детройте» верили больше. А я приобрел опыт, а потом получил хорошее предложение вернуться в Швецию. Непросто было в локаутный сезон-2004/05. Мы играли плохо, у меня были травмы. Я совсем не получал удовольствия от хоккея.

– Но самой большой неудачей стало бы, наверное, окажись вы в составе на Олимпиаде-2002?

– Да. Все шок испытали, когда шведы уступили белорусам. Тогда в нашей сборной собрался очень хороший коллектив, все ожидали, что она легко пройдет в полуфинал. Думаю, если бы эти команды играли между собой серию из 1000 матчей, то Швеция одержала бы победу в 999 из них. Это просто был тот тысячный раз, когда выиграла Белоруссия.

– А почему ни Россия, ни Швеция не смогли завоевать медали на Играх-2010?

– Мне кажется, у сборной России просто был неудачный день, поэтому канадцы победили в том матче в Ванкувере. А шведы совершили очень много ошибок со Словакией, которую должны были обыгрывать.

– В 2004-м у вас не начали вертеться мысли о других профессиях?

– Нет. Я слишком люблю свою работу. Пока еще не пришло время задумываться, чем заниматься по завершении карьеры. Но надеюсь, я буду тренировать вратарей или детей. А, возможно, стану писателем или журналистом. Кто знает, может, через десять лет я приеду сюда писать репортаж о матчах, а не играть. Тогда точно не буду спрашивать у хоккеистов: «Что вы чувствуете?» Этот вопрос же все задают и на него очень тяжело ответить.

– Вы выиграли чемпионат мира и Олимпиаду. Вас еще интересует национальная команда?

– Мне нравится выступать за Швецию, это большая честь. И еще бонус после клубного сезона.

– Несмотря на травму спины?

– И еще проблемы с пахом и коленями. Знаю, я становлюсь старше, и мое тело работает уже не так. Но сейчас я нормально себя чувствую, нет проблем. У нас хороший врач в Новосибирске.

«В Швеции сделал все, что хотел»

– Магнус Юхансон в декабре отметил, что российские нападающие стали действовать по-другому.

– В своей зоне два игрока всегда раскатывались очень широко. Они раньше так не делали, поэтому на Кубке Первого канала мы ощущали больше давления. В Финляндии у нас уже была новая тактика, но тогда русские оказались реально не готовы к ней. Так что, в следующий раз мы снова все поменяем.

– В чем отличия Мортса от Густафссона?

– Они оба проповедуют атакующий хоккей. Но, думаю, что сейчас он чуть более атакующий. Пер много размышляет и спокойно говорит нам, что нужно делать, не кричит. Он к каждому подходит индивидуально. Я работал с Мортсом 4-5 лет в шведской лиге, первое чемпионство выигрывал с ним. Считаю его лучшим тренером. Он умеет находить общий язык с молодежью. Большинство ребят у нас в команде 20-23 лет. Есть пять-шесть игроков, которым около тридцати, поэтому Магнус Юханссон кажется вообще очень старым.

– И Петрашек.

– Он и Мелин – мои лучшие друзья. Смешно, мы все думаем, что Бьорн выглядит идентично одному из игроков женской сборной Эрике Холст, и называем его так иногда.

– Разочарование – что Мелин покинул «Нефтехимик»?

– Да, для Бьорна, конечно. Хотя он, в принципе, доволен, играя в Швейцарии. Мелин – хороший игрок. Но он не забивал столько, сколько требовалось. А если ты форвард и не набираешь необходимое количество очков, тебя обычно увольняют.

– Почему вы решились сменить шведский клуб, в котором провели 11 сезонов?

– Думаю, я сделал там все, что хотел, и вполне удовлетворен этим. Я выиграл золото три раза. Решил, что пришло время совершить что-то еще.

– Вы, кстати, и подраться там успели.

– Ох, да, в прошлом году. Иногда ты очень злишься и не можешь контролировать свои эмоции. Но вообще-то мы, вратари, обычно спокойно себя ведем. Если ты будешь злиться и бегать вокруг, пытаться кого-то ударить, то вряд ли легко поймаешь шайбу.

«В России более умный хоккей»

– Российский хоккей или шведский – что предпочитаете?

– Российский. В Швеции мы стараемся играть, в основном, на ошибках соперника, а в России более техничный и умный хоккей. Мне вообще нравится выступать в КХЛ. На большинстве матчей великолепная атмосфера. Иногда, правда, когда мы проигрываем, то не понимаем, что происходит. Но, я думаю, через 5-6 лет в лиге все будет гораздо лучше, ее руководство работает над организацией.

– Судя по фото в блоге, новосибирской базе тоже есть к чему стремиться?

– Да, она не такая новая, но это практически второй дом, где мы проводим много времени. Приходится полюбить это место, даже если сам того не хочешь.

– Вы пишете, что в Череповец переместились словно на машине времени.

– Да, забавно посмотреть такие места. Отель, в котором мы жили, сильно отличался от привычных. Заходишь в лифт, на кнопках цифры десяти этажей, а в отеле их всего пять. Где же еще пять? Но я не против пожить так, это приключение.

– Чем вас удивила парковка машин?

– Они везде. Ты можешь бросить автомобиль практически где угодно. Пять машин могут быть припаркованы прямо посреди улицы. Я не хотел бы в России водить машину. Потому что плохой водитель здесь вызывает слишком много агрессии.

Еще я заметил, что здесь все сделано рутинно, все должно происходить одинаково. Например, в сборной Швеции игрок не всегда будет сидеть на одном месте, в России же ты идешь и садишься там, где написана твоя фамилия. Для меня это было необычно поначалу.

– У бывшего вратаря ЦСКА Нолана Шефера был словарь в i-phone, он учил русский язык.

– У меня тоже есть переводчик, маленькая книга. Там целые предложения. В русском языке очень сложное произношение. Я выучил все буквы, но пока не могу прочитать их в словах.

– Кто помогает?

– Ключников – больше всех. Он переводит мне на английский и вне льда. Юра вообще – очень хороший голкипер и партнер по команде, суперчеловек!

– Знаете, о чем победная для «Сибири» песня «Малинки» Жанны Фриске и группы «Дискотека Авария»?

– Понятия не имею. Она мне просто нравилась. Мы слушали эту песню в раздевалке после выигранных матчей. Но это было до начала сезона, сейчас мы включаем другую музыку.

– Чего еще не хватает «Сибири» перед плей-офф?

– Стабильности. Иногда выпадаем из игры, иногда показываем классный хоккей. А нужно держать уровень постоянно. Для меня это новая ситуация, большой вызов приехать в Новосибирск и помочь команде выйти в плей-офф. Я привык, что, если мой клуб не выигрывал, это считалось большим провалом. Сейчас все по-другому. Я думаю, «Сибирь» может быть в четверке сильнейших, если мы будем играть так хорошо, как умеем. В смысле: я рад, что мы попали в плей-офф, но если мы окажемся в топ-4 – это будет просто замечательно.