На поправку

О субботнем матче во всем его бело-сине-красном изобилии в понедельник напоминали только флажки на рукавах серых, как московское небо, милиционеров. Ощутимо поредевший журналистский состав прятался под разноцветными зонтами. На трибунах лужниковские 75 тысяч заменяли 20-30 человек, по большей части младшего школьного возраста. По дальнему краю поля – прямо как обычно сборная – бодрой толпой расхаживали голуби странного, совсем не уличного цвета.

– Слушай, кто это там гуляет?

– Голуби.

– А че они такие белые?

– Бело-черные. Породистые. Торпедовские.

С появлением сборной голуби бесследно исчезли. Видимо, ответственно отнеслись к приезду новых арендаторов. На соседнем поле опять играло «Торпедо»: ЗИЛ против владимирского. Торпедовцы по дороге в раздевалку засматривались на тренирующуюся сборную и пропускали нужную дверь.

Сборная тренировалась не слишком охотно; как солдат, вынужденный мести казарму за десять минут до отбоя. Бегали молча, в квадрат начинали играть молча, и только тренеры старались оживить своих, вроде бы так же, как всегда, покрикивая, подбадривая и радуясь особенно удавшимся моментам.

– ААА! АААА! – Кержаков пришел в себя первым, не удержавшись при виде мяча, пролетевшего между ног у Быстрова. Заорав что есть сил, Александр для пущего эффекта еще и напрыгнул на Владимира со спины.

Понемногу оживлялись и остальные. Разулыбался Джанаев, до привычного уровня бодрости разогнались корнеевские «Играй, играй, Аню!»; безусловные рефлексы сборников тоже перестали вызывать беспокойство: как только журналисты дошли до дальней стороны поля, игроки плавно и совершенно незаметно для неподготовленного глаза передвинулись к его середине.

Доиграв в квадрат, сборная по двое начала тренировать длинные передачи. Корнеев учил единственного присутствующего Березуцкого:

– Чуть поле не такое, чувствуешь?

– Да, есть немножко.

– Надо поправку сделать влево. И слегка посильнее.

Билялетдинов приспосабливался самостоятельно. Первые два паса на Янбаева были очень неточными, метров на десять влево. Но потом – по ровной дуге один к одному прямо в ноги.

– Так, теперь играем, – объяснял Корнеев. – Джа – ты в защите.

В «Спартаке» его так не называют, но Джанаев понял, что это про него. Если прозвище приживется, на трибуны вполне могут потянуться улыбчивые люди в цветастой одежде – посмотреть, каков он, Джа, в жизни.

А вот Ребко на двусторонке в защите не играл, боролся в центре. Побежал как-то прорываться к чужим воротам – и тоже услышал совет, от Аршавина, спокойно стоящего в атаке:

– Не думай, не думай!

Вот, оказывается, в чем секрет. Действенность совета Аршавин подтвердил немедленно, в концовке той самой атаки забив в одно касание.

Отыграв свое, сборная уходила под трибуны, а один из немногочисленных зрителей кричал что есть сил:

– Кержаков! Кержаков!!!

Александр поднял глаза наверх, улыбнулся и, уходя в арку, ответил:

– Оу. Привет-привет!

Похоже, что самое тяжелое парни пережили – минут за двадцать. С такой динамикой восстановления все у них должно быть хорошо.