25 мин.

Большое интервью Адьяна Питкеева о жизни до и после фигурного катания!

194

«Я долго пытался убить в себе спортсмена». Большое интервью Адьяна Питкеева о жизни до и после фигурного катания.

Адьян Питкеев — один из самых талантливых российских одиночников послесочинского олимпийского цикла, который завершил карьеру два года назад из-за травмы спины. Ему было всего 19, когда жизнь разделилась на «до» и «после». До — спортивные амбиции, четверные прыжки, медали гран-при и чемпионата России и лучшие тренеры страны — сначала Этери Тутберидзе, потом Елена Буянова. После — боль в спине как постоянный спутник жизни и необходимость искать новый — не спортивный — способ самореализации. 

Сейчас Адьян небезуспешно пробует себя в качестве тренера.

Я люблю, когда место для интервью выбирает собеседник — это всегда добавляет реалистичных красок его портрету. Адьян выбрал для встречи кафе вьетнамской кухни на Якиманке — атмосферное, андеграундное и немноголюдное место. Антуражем нам служил «Том ям», еще пара блюд с названиями, которые даже на слух звучат остро, не говоря о вкусе, и простая холодная вода — для баланса.

Адьян противоречив: слегка поэтические кудри и милитари-футболка с вставкой из черной кожи, под которую как будто надет бронежилет. Улыбается прямо, так же прямо говорит «не будем об этом» на некоторые вопросы. Такая искренность подкупает, и отвечать на нее хочется только искренностью.

Обращаться к нему Адьян попросил на «ты».

Из этого интервью вы узнаете:

  • Какой должен быть баланс между ролью тренера и ролью родителей в жизни ребенка-спортсмена

  • Чего не хватает юным фигуристам из регионов

  • Каково быть интровертом в фигурном катании

  • Как сделать прыжок в два раза выше

  • Самое понятное обывателю описание четверного прыжка

  • Что общего у Этери Тутберидзе с футбольный тренером сэром Алексом Фергюсоном

  • Зачем Адьяну было нужно убить в себе спортсмена

  • Что делает счастливым человека,  которого трудно удивить

— Знаю, что ты сейчас проводишь сборы по всей России. В каких городах удалось побывать за последний год?

— Раза три в Краснодаре, в Надыме (Ямало-ненецкий автономный округ. — «Матч ТВ»), в Твери несколько раз, в Туймазы (Башкортостан. — «Матч ТВ»). Следующие сборы будут осенью, место пока точно не могу назвать.

— Широкая география. Дети от региона к региону отличаются?

— В целом уровень в регионах пониже, чем в Москве и Питере, но по объективным причинам. В небольших городах нет жесткой конкуренции и селекции на этапе отбора в секцию. Кто хочет кататься, тот и будет кататься. В Москве, например, оцениваются изначальные навыки, и ребенок с талантами к другому спорту в фигурное катание просто не попадет. Еще многое зависит от условий, которыми регионы располагают для подготовки. Вообще попадаются явно одаренные дети. Жаль, что есть проблема с тренерами и льдом. Не хватает ни того, ни другого, чтобы вывести ребенка хотя бы на какой-то средний уровень, если даже по потенциалу он очень крут.

— Тебе легко найти общий язык с детьми?

— Они спокойно идут со мной на контакт. Я просто ставлю себя на место ребенка в какие-то моменты. Плюс знаю, что ребенок хочет услышать, чтобы быть готовым пойти за мной и начать меня слушать.

— Замечаешь в себе черты своих прошлых тренеров?

— Я сам не особо за собой слежу, но люди, которые знают меня и моих тренеров, иногда об этом говорят. Больше всего у меня черт тех, с кем я дольше всего работал.

— Родителей на тренировки пускаешь?

— Да, без проблем. У них же не просто праздный интерес. Я потом уеду, а дети останутся. Чем больше людей запомнит и узнает, что и как нужно правильно делать, тем лучше будет результат.

— Как вообще у тебя складываются отношения с родителями фигуристов на сборах?

— Бывает непросто, особенно когда они активно вмешиваются в тренировочный процесс. Стараюсь держать дистанцию.

Родители спортсмена — не те, кто должен его все время жалеть. Это те, кто объяснит — если тренер сказал, что ты не прав, значит, ты не прав. Значит, надо быть умнее. Там, где есть тренер, быть родителя не должно. Тренер — не друг и не враг. На льду он главный твой человек. Родители подарили тебе жизнь, но тренер приводит к результату.

У меня было иногда, что я хотел процитировать Этери Георгиевну и случайно оговаривался: «Это мне мама сказала». Только потом понимал, что вообще произнес.

— Как непродолжительные сборы могут реально помочь фигуристу?

— Как только начинаются сборы, я стараюсь вербально донести до детей и родителей, как будет строиться система тренировок. Что это рабочий процесс, заточенный на результат и индивидуальную работу в команде. Чтобы ни у кого не было обид и недопонимания. У нас каждый день есть план, над чем мы будем работать, и я его довольно строго придерживаюсь. Если кто-то выбивается из плана, — а это бывает в любом случае, — есть два варианта решения проблемы. Либо ребенок переводится в группу с нагрузками полегче, либо какое-то время ему уделяется чуть больше внимания. И уже задачей ребенка является усвоить то, что я говорю и показываю. Рабочий процесс так и строится: спортсмен и тренер сначала долго идут друг другу навстречу, а потом уже возьмутся за руки и пойдут вперед и вверх. Не должно быть так, что кто-то один тащит за собой другого. Если все эти условия выполняются — идет полезная работа.

— У вас, насколько знаю, хореография на сборах каждый день бывает. Сам ее проводишь?

— Обычно — хореограф. Я могу только базу дать.

— Мне кажется, юным фигуристам из регионов как раз недостает базы.

— Есть такая проблема. Можно сделать 35 пируэтов в арабеске, но зачем, если ребенок не чувствует, где у него лопатки, колени, как лежит каждый палец в кисти, бедра не развернуты.

Надо, чтобы работа тренеров всех направлений — специальная физическая подготовка, хорео, скольжение и прыжки — была связана с подводящими упражнениями. Чтобы ребенок понимал и чувствовал, что он делает на каждом этапе тренировок. Чтобы ученики говорили на одном языке с тренером — например, ты объясняешь заход на прыжок: куда лопаткой довернуться, как присесть, как оттолкнуться. Можно хоть медведя надрессировать прыгать тройной тулуп. Но дрессировка без понимания бесполезна и дает кратковременные результаты. Скажем, у Этери Георгиевны все знают, что делают.

— Какую самую мудрую вещь ты услышал от Этери Георгиевны?

— Слишком много, трудно выделить одно. И оно не осталось в голове пустыми фразами, а улеглось где-то в подсознании. В нужной ситуации я просто буду действовать как надо. То же самое можно сказать и в отношении Сергея Викторовича (Дудакова. — «Матч ТВ «), и Елены Германовны (Буяновой. — «Матч ТВ»).

— Расскажи о Дудакове. Он обычно в тени, неохотно общается с прессой. Что он за человек и тренер?

— Очень хороший ответственный человек. Отличный тренер. Настоящий мужчина. Человек слова. Замечательно делает свою работу. Лучше всего о нем говорят результаты его учеников.

— Можно ли сказать, что Дудаков — специалист по прыжковой технике?

— Нет, не думаю. Понимаешь, эта команда — единый механизм, где каждый отвечает за все. Нет каких-то ограниченных сфер влияния.

— В какой момент карьеры ты понял, что фигурное катание стало частью твой жизни? И было ли что-то кроме фигурного катания?

— Лет в 12, наверное. Вообще мне очень нравилось в школе заниматься математикой. Помню, долго ждал, когда же начнется физика. Когда начал кататься более серьезно, стал уделять меньше внимания учебе. На ее результатах это сразу отразилось. Тогда уже понял, что я все-таки фигурист.

Лет в 7-8 у меня стоял выбор между футболом и фигурным катанием. Уже договорились о просмотре в школу ЦСКА. Меня тогда мало все это заботило, и что такое ЦСКА, я совсем не понимал. Папа говорил только: если будешь много работать, все у тебя будет хорошо.

До сих пор увлекаюсь футболом, болею за «Манчестер Юнайтед». Девушка мне подарила билеты, поедем в Манчестер на матч. Да и сам играю неплохо, как ни странно.

— Какое у тебя амплуа — защитник или нападающий?

— Полузащитник. Люблю отбирать мячи и начинать атаку.

— Есть любимый футболист и тренер?

— Лука Модрич. Гений! Андреа Пирло. Еще очень уважаю Криштиану Роналду. Мне кажется, он за свои 35 лет отработал все 70. Это очень круто.

Многие вещи для своего тренерского опыта я перенял у футбольных тренеров, особенно у сэра Алекса Фергюсона.

Почитал его историю, они очень похожи с Этери Георгиевной. Он многое ставил на академию, на детский спорт — для постоянного притока сильных спортсменов. За три года создал свою «машину», тогда и появились Бекхэм, Скоулз, Гиггз, Нэвилл. Любой человек, который хотя бы немного в теме футбола, знает как минимум одну фамилию из этого списка.

— Чемпионат мира, который в России проходил, удалось посмотреть?

— Нет, увы, я тогда был на сборах. Болел по телевизору. Я, кстати, за полгода еще сказал всем друзьям, что Франция победит. Мне сначала никто не поверил, а потом сказали, что я такого не говорил — ну, как обычно (смеется).

— Надо было спорить по-серьезному, может?

— Наверное. С нами тогда на сборах был один мужчина, который любил ставки на спорт. И я ему своими прогнозами помог выиграть много денег. Удача, совпадение или аналитический склад ума — не знаю.

— Каково интроверту живется в таком демонстративном виде спорта, как фигурное катание?

— Тяжеловато. Мне иногда не хватает уверенности, открытости в общении с людьми. Даже сейчас, когда я уже тренер. Люди приезжают на сборы целенаправленно ко мне и говорят, что ничего найти обо мне в сетях не могут, чтобы порекомендовать своим друзьям. В этом смысле мне девушка очень помогает, раскрепощает, спасибо ей.

Я вообще не люблю много разговаривать. Интервью — особый случай, тут уже деваться некуда.

— Тебе не мешала закрытость во время выступлений? Все-таки ты один на глазах у тысяч зрителей.

— Нет, скорее даже наоборот. Но зрителей во время выступлений я не замечал. Только примерно знал, где судьи сидят. Как справлялся с волнением? Я всегда стремился к тому, чтобы мне нравилось, что я делаю. Стоит оговориться, что мне в принципе все не может легко понравиться, а если еще к этому имею отношение я сам — восприятие вдвойне критическое. Так вот, я всегда катался для себя, без оглядки на публику — чтобы максимально приблизиться к идеалу в своей голове.

— Я сегодня пересматривала твой последний прокат с чемпионата России. Помнишь свои ощущения тогда? Ты же практически плакал от боли в спине. Казалось, как будто в обмороке заканчивал программу.

— Так и было. Я помню только то, что было до первого падения. А потом ничего не помню — что-то делал, что-то было. В глазах темно. Очень больно.

Утром меня тогда сильно скрутило, я и ходил-то еле-еле. Мне сделали много уколов. Вышел на адреналине с огромным желанием сделать хоть что-то, первый прыжок получился хорошим — я даже приземлился нормально, после такого выезда шанс упасть — 1 из 100, может быть. Но я упал.

— Но ты ведь потом еще прыгнул тройной аксель, пару каскадов. Как?

— Через боль. Тело же все помнит. А плакал я от обиды, наверное, больше. Сдержаться было невозможно.

— Ты задумывался в тот момент, что это, может быть, последнее твое выступление в карьере?

— Да.

— Ты успел потренироваться под руководством Елены Германовны в полную силу в плане здоровья?

— Четверной восстановить не получилось. От пяти до семи раз я чисто исполнял все тройные и тройной аксель. Потом неделю-две лечился, потом снова долго собирал прыжки. И затем снова по кругу лечился. Прямо какой-то барьер непреодолимый.

— После этих слов мой вопрос о том, почему в 19 лет талантливый фигурист принимает решение завершить карьеру, отпадает сам собой.

— Да, здесь не сработал принцип «если долго мучиться, что-нибудь получится».

— Я помню тебя на Гран-при в Москве в 2015 году. Ты тогда выглядел совсем юным, совсем мальчиком. А ты себя изнутри ощущал взрослым тогда?

— А я себя чувствовал полноправным участником мужских соревнований. Непросто было, конечно. Хотя тогда то, как я тренировался и катался, многие списывали на юношеский максимализм. А я просто такой сам по себе, мне кажется. У меня был вариант еще года три выступать по юниорам, но я пошел соревноваться со взрослыми дядями.

— То есть это было твое решение — не оставаться в юниорах? Болельщики обычно представляют себе это как картину, где несчастных мальчиков насильно бросают с юниорской скалы в спартанскую пропасть взрослых.

— Бывает по-разному. Но я сам захотел, хотя меня и отговаривали. Решил, что лучше буду догонять опытных мастеров, чем до последнего отсиживаться в зоне комфорта. Поменял бы решение сейчас? Если и стоило задержаться в юниорах, то на год, не больше.

— А свой первый четверной ты помнишь?

— Первый был на две ноги, кажется. Вышел, скрутил как обычно, выехал с наклоном в перепрыжку. Сергей Викторович за бортом закричал: «Да!» (Улыбается.) Потом я попробовал второй раз.

— Это страшно?

— Поначалу — да. Когда только учишь четверной, ты просто не знаешь, какие ощущения будут, как должно вести себя тело. Сперва боишься вместо двух ног приземляться на одну, потом, после нескольких удачных попыток, привыкаешь.

Четверной прыжок — это сумасшедший контроль. Максим Ковтун как-то приводил удачное сравнение, с которым я согласен. Представь себе компьютерную игру, где нужно загнать шарик в лунку посередине экрана, балансируя телефоном. Тройной прыжок — это когда ты просто загоняешь шарик в лунку. Четверной прыжок — когда руки не слушаются, в глазах рябит, но ты загоняешь шарик в лунку. Второй четверной во второй половине программы — экран разбит, ничего не видно, льет дождь и руки в перчатках — тебе нужно носом все сделать.

Поэтому я не понимаю просто, как люди по пять четверных прыгают. Может, если бы покатался подольше — понял.

— К слову о пяти четверных. Мне тут попалась одна фотография, ты ее наверняка видел. Боян Дзин первый, ты второй, Нейтан Чен — третий…

(Улыбается.) — Помню, было время. Там как раз Боян три четверных сделал. А я ехал на этот чемпионат в хорошей форме и вполне уверенно себя чувствовал, но что можно противопоставить трем четверным?

У меня тогда все прыжки были идеально сделаны, кроме флипа. Он всегда был как третий лутц. Один раз я выучил флип с правильного ребра, кстати — с внутреннего. Но и лутц сразу стал похож на флип, поэтому мы решили отказаться от этой идеи.

— Откуда вообще берется ошибка на ребре отталкивания? От неправильного заучивания в самом начале?

— Как вариант. Либо, если ребенка учат правильно, он все равно может прыгать с другого ребра из-за анатомических особенностей голеностопа и коленей.

— Скучаешь по атмосфере соревнований?

— Конечно. Я стараюсь выбросить это все из головы и мыслить как тренер, но это не сразу приходит.

— Расскажи про свой опыт в танцах на льду. Как ты решился на этот эксперимент?

— Просто решил попробовать себя, когда больше не мог прыгать. Тяжело было начинать, но потом я втянулся. Начинал с азов — заново учился скользить, мне это все стало нравиться.

Мы уже даже собирались ставить программы, но как-то на тренировке на обычных беговых шагах у меня нога вдруг перестала работать. Не могу поднять ее, не слушается — что делать? Так танцы мои и закончились.

— Печальный опыт, честно говоря.

— Большая работа была проделана, я многому научился — поддержкам, скольжению. Это мне сейчас очень помогает в работе тренером. Ведь скольжение влияет и на прыжки. Учитывая мою давнюю любовь к физике, все вместе это дает очень хорошее понимание: как тело расположить, как и куда приложить усилие, как поймать момент самого сильного выталкивания. Не только мы сами отталкиваемся ото льда, но и он должен нас выталкивать, помогать нам. Это тоже одна из вещей, которой учит Этери Георгиевна. Звучит бредово, но это правда так. Если ты правильно сделал все стадии — правильно поехал, вовремя оттолкнулся, — прыжок может в два раза выше стать. Проверено не раз.

— Как сейчас твоя спина?

— Бывает, напрягает, особенно когда работаю с очень маленькими детьми. Потому что все время нужно низко наклоняться и много времени проводить в этой позе.

— Какие-то курсы реабилитации проходишь?

— Нет. Времени особо нет, работы много. Да и привык уже — болит и болит.

К тому же если бы у меня была группа малышей на постоянной основе, возможно, имело бы смысл думать о лечении. А так, иногда можно потерпеть. От обычного лечения толку нет.

— Существует ли какой-то способ кардинального решения проблемы? Операция, может быть?

— У меня много проблем, одним способом их все не решить. В теории можно сделать дорогостоящую операцию, но не факт, что это сработает. Самое хорошее из плохого, что может случиться, — все останется как есть.

— Налицо действие правила, что здоровых спортсменов не бывает?

— Точно. Но жить вообще опасно и вредно. Только если ты не ведешь затворнический образ жизни, не ешь и не пьешь после шести, не нарушаешь никаких правил. Но какой смысл жить совсем без удовольствий? Мне вот почти ничем заниматься нельзя, но я недавно впервые встал на сноуборд. Разгоняться научился легко, а вот тормозить получалось лишь через падение (улыбается). Но мне понравилось.

— Ты же еще слушаешь тяжелую музыку и играешь сам в весьма экстремальных музыкальных стилях. Как пришел к этому?

— Мой отец такое слушал, приучил меня к тяжелой музыке. Я даже больше, чем он, углубился в тему. Мне с самого детства было дико интересно научиться играть на каком-то музыкальном инструменте. Если я видел где-нибудь пианино — сразу бежал в нему понажимать на клавиши, даже если это звучало атонально. На старом кнопочном телефоне у меня была программка, чтобы писать музыку. Иду я, например, в гости к бабушке и дедушке. Поел, а потом сразу за телефон — сочинять. Они и были первыми слушателями. Что-то даже вроде неплохое получалось. Дип хаус, я бы сказал. Так что биты я давно пишу.

— А тексты пишешь сам?

— Было такое, да. К сожалению, записать трек не удалось, потому что сначала не было времени, а потом группа распалась, опять же, по причине нехватки времени. Я одно время пытался продвигать группы во «Вконтакте», но забросил. Сейчас могу просто для себя что-то написать. Несколько битов у меня даже забрали под песни (смеется).

— Забрали — в смысле купили?

— Пока просто забрали. Но, в принципе, можно было бы и продать. Я знаю нотную грамоту, умею сводить — это было довольно просто.

— Ты учился в музыкальной школе?

— Нет, мне было интересно самому разобраться. Нотная грамота — та же математика. Потратил на нее примерно неделю. Этих знаний хватает, чтобы писать музыку. Со временем все это обрастает подробностями — дорийский, лидийский лады, доминантный фригийский и так далее. Я не все учил, потому что часть ладов просто не использую, они для моего стиля не подходят — слишком мажорные.

— Какая у тебя самая популярная песня в плеере?

— Часто слушаю Black Dahlia Murder. Даже на концерт их ходил. Я стоял в первых рядах, меня там чуть не придавили, все ребра сжали. Спина потом болела. Но это того стоило.

У них довольно «жирный» звук, а я по этой теме тоже заморачиваюсь. Выбор нот ближе к классике, вроде это называется неоклассика. В сочетании с экстрим-вокалом звучит очень круто, мне нравится.

Поскольку я сейчас пишу биты, начал слушать рэп, но только хороший. Плохой не могу воспринимать.

— Хороший рэп — это какой?

— Качественно сделанный. Даже если текст ни о чем, должно быть стильно. Некоторые треки Гон Флада я могу послушать, особенно «Сахарный человек». «Серпантин» Маркула довольно часто включаю. Еще мне нравится NF и Скарлорд.

— Тебе не кажется, что тяжелая музыка  в чем-то замещает острые ощущения от соревнований?

— Наверное. У всех моих любимых исполнителей довольно агрессивная подача.

— Тебе важно было при таком музыкальном вкусе влиять на выбор музыки для соревновательных программ?

— Да, и, кстати, мне мои программы все нравились. Лет до 14 еще бывает все равно, подо что кататься, а потом это реально имеет значение.

— Какие свои выступления пересматриваешь?

— Юниорский чемпионат мира, произвольная. Гран-при «Ростелеком», тоже произвольная.

— А за соревнованиями сейчас следишь?

— Сейчас уже да. Раньше не мог. Тяжело было.

— Что тебя поразило больше всего за последнее время в фигурном катании?

— Меня очень трудно впечатлить, поэтому ничего.

— Тогда я скажу за себя. Чемпионат мира в Саитаме. Больше всего впечатлили две вещи: идеальность Алины Загитовой на фоне тяжелейшего сезона и мощь развязки произвольной программы у мужчин с противостоянием Ханю и Чена.

— Я, кстати, опять же, заранее говорил всем, что Нейтан победит. Никто мне не верил, крутили пальцем у виска: «Да чтобы Ханю в Японии и проиграл? Никогда!»

— А что насчет Алины? Я просто была свидетелем выступления на чемпионате России в Саранске и на чемпионате Европы в Минске. Это выглядело очень тяжело и морально, и физически. Мне кажется, что ничто не предвещало двух безошибочных прокатов без понижения сложности на чемпионате мира. 

— Она олимпийская чемпионка. Умеет собраться в нужный момент.

— Основываясь на твоем опыте, можно ли выступить на соревнованиях чисто, если на тренировках накануне допускаешь много ошибок?

— Я всегда думал, что невозможно. После «Ростелекома» передумал. Не знаю, что это было, просто какой-то рок. Потом уже я узнал, что это называется функциональная яма. Дело было так. После первого этапа Гран-при я вернулся домой, все было хорошо, готовился к «Ростелекому». И тут началось — стал недокручивать даже тройные прыжки. А поскольку я не умею выезжать с недокрутов, я еще и все время падал. Мог за тренировку 20 раз зайти на тройной аксель, 20 раз его скрутить и ни разу не выехать нормально. Про четверной тулуп вообще речи не было, у меня были прокаты без ничего. А потом получился приличный старт в Москве. Вот и что это было?

— Тогда в прессе было много похвальных слов на тему того, что ты смог победить Фернандеса в короткой программе.

— Я бы не сказал, что прямо победил его. Скорее он проиграл сам себе — насколько помню, у него тогда было много ошибок. Если бы он сделал все в свою силу — был бы первым. Произвольная расставила нас на свои места.

 — Кто твой любимый фигурист?

— Патрик Чан. Я им очень вдохновлялся. Вот он всегда производил на меня впечатление. Есть музыка, есть музыканты, которые ее играют, а есть человек, который ими управляет — дирижер. Мне всегда казалось, что Чан — это человек, который управляет дирижером. Так он катался.

— За остальными видами фигурного катания  следишь?

— Когда начал понимать в танцах, стал их смотреть, и мне понравилось. В прошлом сезоне большое впечатление на меня произвели Никита Кацалапов — Виктория Синицина и Александра Степанова — Иван Букин. Обе пары прямо рванули вперед, на совсем другом уровне стали кататься. Раньше я не мог сказать, начав их смотреть, что мне хочется продолжать. Сейчас же ясно, что они — матерые крутые ребята.

— За что ты любишь фигурное катание?

— Как зритель? Зрелищно, динамично иногда.

— А как спортсмен?

— Я очень долго старался убить в себе спортсмена, поэтому… надо подумать. (Пауза.) Наверное, мне нравилось соревноваться с собой. Такой вызов постоянный — смогу ли я вот так, а потом еще лучше? Так как мне нравился Чан, я ставил себе задачу кататься красиво, чтобы мне это самому понравилось.

— Зачем убивать в себе спортсмена?

— Один футбольный тренер в интервью сказал, что тренера Тьери Анри нет, потому что все еще есть футболист Тьери Анри. Он вроде тренирует команду, но сам при этом подсознательно считает себя частью команды на поле, а не координирует действия игроков на скамейке. Я и раньше понимал, что не стоит так делать, но после этих слов окончательно принял решение исправиться.

— Тебя приглашали в ледовые шоу когда-нибудь?

— Нет.

— А хотелось бы поучаствовать?

— В принципе, да. Но там же столько разных нюансов. И я не знаю, востребован ли я как артист для шоу. Там бывают сольные номера, бывают номера в небольшой группе, бывает массовый номер в костюме тыквочки — этому варианту точно «нет». Возможно, я многого хочу, но тогда я и не хочу в шоу. Заработки там примерно такие же, как в тренерстве.

— Ты говорил как-то, что хочешь попробовать себя в роли постановщика.

— Мне очень нравится это. Уже успел поставить программы мастеру спорта, кандидату, нескольким детям. Я одновременно нахожусь в творческом порыве и рациональном равновесии в эти моменты. Час такой работы пролетает у меня, как будто всего 10 минут прошло.

— Опыт работы с Мариной Зуевой что ценного тебе дал?

— Она очень нешаблонно подходит к делу. Подбирает нужные слова, чтобы ты передал в программе придуманный образ. Опять же, дословно не воспроизведешь, но оно на подкорке все сидит.

— О чем ты мечтаешь?

— Не скажу.

— Хорошо. Что делает тебя счастливым человеком?

— Ничего, я вечно недоволен. Могу порадоваться только, когда получается что-то, к чему я упорно шел. Но это буквально минут на 10. После этих 10 минут у меня появляется новая задача, еще более сложная. Вообще я ворчун.

— С чего начинается доброе утро ворчуна?

— Нужно проснуться с пониманием, что ты займешься тем, что очень хочешь делать. Когда я так просыпаюсь, это очень крутое чувство — будто вообще никогда не спал. Энергии море, голова ясная и сонливости никакой. Очень бодрое состояние.

— Какие у тебя любимые места в Москве и других городах мира?

— У меня странный вкус в этом плане. Недалеко от моего района есть заброшенная Ховринская больница, там атмосферно.

В Нью-Йорке понравился Бруклинский мост и самое большое здание суда. Манхэттэн — совсем мимо меня. А вот в Японии мне нравилось вообще все. Уникальное явление.

— Вариант когда-нибудь переехать жить в другую страну рассматриваешь?

— Только если в США. Потому что там развита система фигурного катания, там возможно найти себе работу и быть востребованным. Но это очень трудное решение, сопряженное с множеством проблем. Вообще ты меня поймала, я на самом деле много думаю о том, стоит ли строить карьеру здесь или попытаться что-то радикально изменить.

— А как у тебя с английским?

— Разговариваю. Даже рэп читаю на английском (смеется).

— В школе удалось выучить или специально занимался?

— Не учил специально, просто общался в онлайн-играх. Еще лет с 11 начал.

— Неожиданная практическая польза от времени, проведенного за играми…

— Все может быть полезным, смотря как ты это используешь. Можно тупо проводить время за компьютером без особого смысла. А можно ставить себе цели — выучить язык, придумать стратегию. Игра — досуг, которым ты сам управляешь. Онлайн-игры требуют выстраивать коммуникацию между игроками. Чем не полезный навык для интроверта?

источник: https://matchtv.ru/figure-skating/matchtvnews_NI1054613_Ja_dolgo_pytalsa_ubit_v_sebe_sportsmena_Bolshoje_intervju_Adjana_Pitkejeva_o_zhizni_do_i_posle_figurnogo_katanija

Орфография и пунктуация сохранены.

От себя, уважаемые читатели, предлагаю посмотреть прокаты Адьяна Питкеева на Кубке Ростелекома 2015 года.

Короткая программа, музыка: "Pain" Такеши Хана и Appassionata.

ссылка на видео: https://www.youtube.com/watch?v=QSR4hOUCQ7Y

Произвольная программа, музыка: саундтрек Э.Морриконе "The Mission".

ссылка на видео: https://www.youtube.com/watch?v=w9Xx6ves1nA

Спасибо за просмотр.

 PS. Читайте также интервью Шомы Уно, ссылка:

https://www.sports.ru/tribuna/blogs/zzzjjj/2523238.html

 

logoСергей Дудаков
logoАдьян Питкеев
logoЭтери Тутберидзе
logoЕлена Буянова (Водорезова)