18 мин.

Дмитрий Кочнев: «Хожу на балет раз в год – думаю, это больше, чем все игроки моей команды вместе взятые»

Денис Романцов встретился в Гамбурге с бывшим вратарем «Спартака» и сборной Германии.

Главные спортивные объекты Гамбурга выстроились в ряд на улице Hellgrunweg – футбольная «Имтек Арена», рядом легендарное кладбище для болельщиков клуба, сразу за стадионом – арена O2 World, где играет хоккейная команда «Фризерс», а перед ней – Volksbank Arena, где «Фризерс» тренируются.

Вратарь «Гамбург Фризерс» Дмитрий Кочнев родился в Караганде, в десять лет переехал в Германию, в двадцать – стал играть за местную сборную, а рождение КХЛ встретил в московском «Спартаке», с которым дважды выходил во второй раунд плей-офф. После тренировки в среду Дими, как его все тут называют, устраивается на деревянной скамейке на третьем ряду миниатюрной трибуны тренировочной арены.

- Футбольная «Имтек Арена» в сотне метров отсюда. Заглядываете туда?

– Конечно. Стараюсь получить билеты всегда, когда «Бавария» приезжает – у нашего хоккейного клуба неплохие контакты с футбольным, так что с билетами проблем не бывает. Я ходил на обе последние игры с «Баварией» – в Кубке и чемпионате. Хожу не как болельщик «Гамбурга», а просто кайфануть от футбола – если приезжает одна из лучших команд мира, глупо пропускать ее матчи. Тем более я живу отсюда в десяти минутах и у нас тут есть свои парковочные места – все очень удобно и уютно.

- Дружите с кем-то из футболистов «Гамбурга»?

– Я знаю много игроков «Санкт-Паули», потому что мы одно время делили с ними реабилитационный центр – у меня была тяжелая травма колена и я проводил там много времени. А среди игроков «Гамбурга» знакомых нет.

- Часто играете в футбол в свободное время?

– Да, но никогда не становлюсь в ворота. Мне и на льду хватает вратарского стресса. Хочется разнообразия. Когда мы для разминки или развлечения играем в футбол, я всегда выхожу в поле. Думаю, если б у меня не получилось в юности в хоккее, я бы стал профессиональным футболистом.

- Как у хоккейного «Гамбурга» с посещаемостью?

– В нашей арене O2 World 12 тысяч мест, но сезон недавно начался – народ еще не разогрелся. Тем более футбольный чемпионат еще идет. В среднем сейчас на нас приходит по 7-8 тысяч. Зимой, когда пауза в бундеслиге, – 9-10 тысяч. В рождественские праздники случаются аншлаги, потому что у людей много выходных и они дарят другу билеты на хоккей.

Выиграли мы или проиграли – после каждой игры мы подъезжаем к нашим фанатам и благодарим их за то, что они пришли. Причем, если выиграли, выходим к болельщикам дважды – сразу после игры и чуть позже. Празднуем с ними. Гамбургские хоккейные традиции еще не такие сильные – команда существует только тринадцатый год, поэтому местные болельщики отличаются от болельщиков других команд Германии. У других команд есть и ультрас, а наши фанаты – спокойные.

- На чем «Гамбург» путешествует по Германии?

– Если играем в Баварии, мы почти всегда летаем самолетами. Если матч недалеко от Гамбурга, можем 4-5 часов проехать на автобусе за день до игры – а сразу после нее на автобусе же едем домой. Все сильно зависит от бюджета команд – некоторые много ездят на поездах. Бывает, на автобусе ехать пять часов, а на поезде то же расстояние – три часа. Мы, например, ездим на поезде в Берлин – это занимает всего полтора часа, а на автобусе – все четыре.

- Болельщики вас в поездах не отвлекают?

– Нет, они же знают, что у нас на следующий день игра. Даже если встречаем кого-то на вокзале, на нас никто не наезжает, никто не грузит. При этом на наши игры в других городах ездит очень много болельщиков – особенно в Берлин и Вольфсбург, которые недалеко от Гамбурга. Правда, в выходные приезжает, конечно, больше фанатов, чем в будни.

- Где вас чаще узнают – в России или здесь?

– Москва – такая метрополия, что там, по-моему, без разницы, кто идет мимо тебя – если это, конечно, не Владимир Владимирович. Гамбург – тоже огромный город, но бывает, что нас узнают в ресторанах, куда мы часто ходим. Лично меня чаще всего узнавали в маленьких хоккейных городах – Ярославле и Изерлоне, где я играл в первой половине нулевых. В этих городах меня начинали узнавать сразу, как только я туда переезжал.

- Как вы перемещались по Москве?

– Я жил прямо в Сокольниках – в пяти минутах пешком от арены. Если надо что-то подкупить – рядом любые магазины. А когда все-таки приходилось куда-то ехать, я брал такси. Из-за пробок ездить на машине в Москве не очень удобно, часто я прикидывал, сколько времени потрачу на автомобиле, решал, что такого стресса мне не надо и спускался в метро.

- Серьезно?

– А что, хоккеисты – скромные и простые люди. В «Спартаке» играли серьезные игроки (Бранко Радивоевич, например), все жили в Сокольниках и спокойно ездили на метро. С Бранко мы, кстати, виделись год назад в матче сборных. Нам есть что вспомнить – хорошие времена вместе провели.

- Несколько лет назад вы рассказывали, что любите активный отдых. Где отдохнули этим летом?

– Я летал со своей подругой во Вьетнам. Очень интересная страна с большой историей: можно гулять в горах, где приятная температура, можно купаться, можно посетить древние башни и узнать об истории страны.  Мне просто надоедает четыре недели только лежать на пляже, поэтому стараюсь сделать каникулы более разнообразными. В планах у меня – Южная Африка и Австралия, но лучшее время для отдыха там как раз приходится на разгар хоккейного сезона. Их лето – наша зима. Решили с подругой, что рванем туда, когда я закончу карьеру.

- А до Вьетнама куда ездили?

– Много путешествовали по Азии – Бали, Индия, Таиланд. Еще – Мексика, Ямайка, Куба. На Кубе что только не ездит – и «жигули», и старые американские машины пятидесятых-шестидесятых годов. А вот знаменитые сигары я там не пробовал – я не большой любитель курить.

- Условия, в которых вы начинали заниматься хоккеем в Караганде, сопоставимы с теми, что появились у вас в Германии в одиннадцать лет?

– Когда я был ребенком, на условия я не смотрел. Есть клюшка, есть коньки – и вперед. Я не смотрел, какая у меня ловушка, какой блин – просто любил заниматься хоккеем. В Германии, конечно, появились новые возможности, но по сути все осталось таким же, как и в Караганде – коньки, лед и ты пытаешься получить удовольствие от игры.

Я решил стать вратарем, потому что мой старший брат начинал в воротах и мне это импонировало. Я встал в ворота, мне понравилось, потом стал замечать, что становлюсь лучше, помогаю команде – это здорово заряжало, так что я решил остаться на той позиции. А брат лет в десять перешел в поле, но в восемнадцать решил закончить с хоккеем. Он старался, любил хоккей, но с профессиональной карьерой у него не получалось.

- Почему ваша семья решила переехать в Германию?

– Семья с маминой стороны переехала в Германию – кто-то в 89-м, кто-то в 90-м. После развала Советского Союза условия жизни стали совсем тяжелые, и мои родители решили переехать в Германию – родственники мамы рассказали, что здесь комфортно, хорошие условия для воспитания детей. Думаю, родители не жалеют о том решении. Когда переехали, у нас было две комнаты, через год сняли трехкомнатную квартиру недалеко от Франкфурта, где жили почти все наши родственники.

Моя мама – немка по национальности, но никакого знания языка на момент переезда у меня не было. В Германии я пошел в обычную школу, где после обеда устраивали специальные курсы для приезжих – эти курсы позволяли побыстрей освоить немецкий. Еще спорт очень помогал – как только наступал двадцатиминутный перерыв между уроками, я бежал играть с пацанами в футбол, а когда играешь в футбол – со всеми легко находишь контакт. Вообще ребенку проще учить язык, так что через два-три года я уже без проблем общался на немецком – никто не замечал разницы между моим произношением и произношением местных.

Правда, насколько быстро я учил немецкий, настолько же быстро забывал русский. На нем я говорил только с родителями, а о чем с ними говорить, когда тебе 13-14 лет? «Как дела?» «Я пошел туда-то». «Не ждите». Когда в 2008-м приехал в «Спартак», мне потребовалась пара месяцев, чтобы опять войти в язык. Вот сейчас общаюсь с вами и тоже ощущаю, что мне надо бы побольше говорить на русском, потому что без практики его забываешь.

- В хоккейном смысле переезд из Караганды в Германию дался трудно?

– Мы переехали в Германию в начале марта 1992-го, а в хоккейный клуб я устроился только через полгода, но все равно на этот простой пришелся летний перерыв, так что много времени я не потерял. Я переживал, когда мы покидали Караганду – жаль было оставлять друзей и хоккейную команду, в которой я начинал. Первое время мы переписывались, но без интернета было тяжелее – слали друг другу бумажные письма каждый месяц, потом все реже и реже, а теперь контактов в Караганде у меня не осталось. Со стороны мамы у меня все в Германии, у отца там только сестра оставалось, но и она сюда потом переехала. Двоюродные братья отца уехали в Россию, бабушка и дедушка – в Петропавловск.

- Когда последний раз были в Караганде?

– В 2011 году. Из близких родственников в Караганде остался двоюродный дядя – к нему я и приезжал. Провел там два дня – дядя мне все показал, устроил небольшую экскурсию. За двадцать лет город не сказать что сильно изменился. Да, сейчас на улицах можно увидеть рекламу, все коммерционализировалось, где-то появились новые автомобили, но дома в основном все те же.

- В немецких командах вы часто пересекались с русскими хоккеистами?

– В своей первой профессиональной команде «Гамбургские крокодилы» я играл с защитником Виктором Дроновым. Виктор – опытный игрок, лет на пятнадцать старше меня. В 1994-м он становился чемпионом в составе «Лады». Мы общались, он очень хороший человек, с ним интересно было поговорить, но мне было восемнадцать, а ему за тридцать, у него семья, ребенок, так что мы не особо много времени проводили вместе. Я просто смотрел, как он работает в зале, как питается, оставаясь на серьезном уровне в тридцать три года, и впитывал это.

Еще потом в «Изерлоне» я играл с Игорем Александровым, чемпионом мира 1993 года, ну и там же с русским немцем Виталием Аабом, а так в Германию любят приглашать канадцев и американцев, много чехов и словаков, а русских в последние двадцать лет – с каждым годом все меньше.

- Как вы попали в сборную Германии?

– Мне было лет двадцать. После сезона в «Гамбурге» я перешел в DEL, высшую немецкую лигу, и после первого сезона в «Изерлоне» меня пригласили в сборную. Потом был перерыв, годик или два, кое-где игра не складывалась – все-таки молодой еще был, а с 22-23 лет стал регулярно играть за сборную. В хоккейной сборной Германии, как и в футбольной, очень много приезжих – особенно канадцев и американцев, которые получили немецкий паспорт. Много и игроков из бывшего Союза – вратарь Дмитрий Патцольд, нападающие Эдуард Левандовский из «Автомобилиста» и Борис Бланк из «Изерлона».

- Правда, что в Москве вы даже на балет ходили?

– Да, подруга предложила. В Москве снова открылся Большой театр – раз появилась возможность туда сходить, зачем ее упускать? Мы побывали на «Щелкунчике». Мне понравилось – интересно было посмотреть на другую сферу жизни. Я и в Гамбурге уже пару раз ходил на балет. Не думаю, что это так уж удивительно. Я хожу на балет раз в год – думаю, это больше, чем все остальные игроки моей команды вместе взятые, но все равно – я от них не сильно отличаюсь. Я точно так же и в кино могу пойти, и на диване после игры поваляться.

Еще мы с подругой часто ходим на спектакли, но там все зависит от пьесы – есть актуальные, а есть те, что написаны лет двести назад. Мне, конечно, ближе современные.

- Милош Ржига – самый эмоциональный тренер в вашей карьере?

– Милош очень импульсивный – но только во время игры. Многие тренеры спокойны на скамейке, а эмоции показывают в раздевалке. Например, в «Гамбурге» у меня был тренер Бенуа Лапорт (в сентябре его уволили) – в раздевалке он часто повышал голос, не боялся высказывать свое мнение любому игроку. А Милош здорово мотивировал нас именно во время тренировок и игр, когда мы находились на льду. Если он повышал голос, то не для того, чтобы накричать на кого-то, а чтобы подбодрить – когда играешь на пределе, это хорошо встряхивает. Это плюс Ржиги – он никогда не давал нам расслабиться. Если видел, что кому-то не хватает эмоций, Милош заряжал его своими.

- Пять-шесть лет назад в «Спартаке» ощущались проблемы с деньгами?

– Случались кое-какие проблемы, но дело было не в «Спартаке», а в финансовом кризисе 2008 года – в других клубах тоже задерживали зарплату. Я не помню, насколько ее задерживали нам, но хорошо запомнил, что люди, работавшие в клубе, старались нам помочь и показать, что они не специально нам не платят. В конце-то концов мы получили все, что было записано в контрактах.

Вообще, в «Спартаке» был самый лучший коллектив в моей карьере. Очень веселые ребята собрались – Бранко, Рома Людучин, Саша Дроздецкий в первом сезоне. Одно удовольствие было с пацанами играть. От нас ничего особо не ждали, но мы добились многого. Суперэмоциональной получилась серия со СКА. «Спартак» первый раз за долгое время прошел во второй раунд плей-офф и, по-моему, все матчи мы выиграли с разницей в один гол, причем две первые игры проводили в Санкт-Петербурге.

Так как мы их обыграли за три игры, образовался большой перерыв до следующей серии – пять или шесть дней, поэтому появилась возможность отпраздновать победу над СКА. Вечером после игры посидели всей командой, спокойненько отметили – я считаю, это правильно. С одной стороны, это плей-офф и нужно готовиться к следующей игре, с другой – если следующая игра через неделю, почему бы не отпраздновать достижение первой цели, расслабиться и обсудить, как нам удалось победить.

В общем, когда прошли СКА, эмоции были бешеные, а на следующий год мы обыграли в первом раунде «Динамо» – я считаю, состав у них был даже сильнее, чем у СКА годом раньше – мы, конечно, наслаждались той победой, но эмоции были уже другие: мы уже знали, что можем выигрывать у сильных соперников, и были более уверенны в себе. Цели в сезоне-2009/10 были серьезнее: мы и во втором раунде вели в серии с «Локомотивом» 2-1, а в четвертой игре вели в счете до 57-й минуты.

- Ржига с Потайчуком вместе с вами отмечали победу над СКА?

– В раздевалке – сто процентов да. После игры ведь много времени проводишь в раздевалке – надо успокоиться, расслабиться, осознать, что произошло. Все это время Ржига с Потайчуком были с нами.

- Ваш первый тренер в «Локомотиве» Кай Суйкканен ехал в Россию лучшим тренером финской лиги, но был уволен уже через месяц после старта сезона. Что с ним было не так?

– Он ведь необычный тренер. Тренировать начал только через десять лет после того, как завершил карьеру игрока – а до этого был, кажется, генменеджером в бейсболе и вел программу на радио. Я впервые в карьере попал в такую ситуацию – иностранный тренер приходит в команду, где больше половины игроков его не понимает, и нужен переводчик, чтобы доносить его слова. В Германии-то все говорят по-английски, поэтому североамериканских тренеров все понимают, а Ржига в «Спартаке» спокойно говорил по-русски.

Та ситуация в Ярославле была для меня очень-очень новой. Я-то Суйкканена понимал, потому что он говорил по-английски, но это ведь не его родной язык, поэтому он сначала в своей голове переводил с финского на английский, говорил это переводчику, переводчик это как-то принимал и пересказывал по-русски, и на таком длинном пути для большинства игроков многое терялось. В хоккее иногда все решают доли секунды, и Суйкканену не удавалось доносить свои эмоции так же быстро, как, например, Ржиге. Наверное, это было его проблемой. С Вуйтеком было уже, конечно, полегче.

Причем, с Суйкканеном мы и не так-то плохо играли, но в Ярославле всегда самые высокие цели и, видимо, руководство было недовольно игрой – мы показывали не тот хоккей, которого от нас ждали.

- Интересно, что тренер вратарей, которого Суйкканен привез в Ярославль, остался работать с Вуйтеком, а потом тренировал вас еще и в Мытищах.

– Да, с Яри Каарелой мы два сезона отработали. Что мне в нем нравилось – он понимал, что вратаря с какого-то возраста уже сильно не изменишь. Ты можешь ему помочь, можешь придать ему уверенности, можешь заниматься, стараясь вывести его на новый уровень, но переучить его лет с тридцати уже нельзя. Яри – очень коммуникативный человек, всегда с улыбкой, никогда не забывал, что надо сначала отработать, а потом можно и расслабиться.

Я такой человек, что меня не надо успокаивать после неудачных матчей, мне нужно просто выговориться перед кем-то – так вот Яри был как раз тем человеком, кто всегда мог выслушать и помочь своим мнением.

- «Локомотив» вы покинули за несколько месяцев до трагедии в Туношне.

– Мы должны были играть открытие чемпионата в Уфе. Игра начиналась в четыре часа дня. Играли первый период, Дима Уппер сидел на скамейке для штрафников и ему кто-то подсказал про трагедию, но он до конца не понял, что случилось – был сфокусирован на игре. Мы, игроки, вообще ничего не знали до того момента, как президент лиги Медведев вышел на лед и все рассказал. Это был огромный шок – тяжело описать этот момент: «Локомотив» тем летом пригласил нескольких новых игроков, но большую часть состава я знал по сезону в Ярославле: плюс администраторы, физиотерапевты.

- Вы тоже не догадывались о том, что Иван Ткаченко пожертвовал десять миллионов рублей на помощь тяжелобольным детям?

– Нет, хотя с Ваней я первое время даже жил в одном номере. Во время сезона мы останавливались в одноместных номерах, но летом и в Швейцарии, и в Латвии я жил в двухместном с Ваней, так что хорошо с ним познакомился. Очень душевный, добрый парень. Стоило только к нему подойти, он бросал свои дела и всегда помогал.

- Бенгт-Оке Густафссон выиграл со Швецией и Олимпиаду, и чемпионат мира, а в Мытищах на следующий год протянул всего несколько месяцев. Что ему мешало?

– Думаю, то же, что и Суйкканену. Конечно, есть тренеры, которым не обязательно говорить по-русски, чтобы добиться успеха в КХЛ, – Кинг в Ярославле, Кинэн в Магнитогорске, но вот Густафссону было трудно достучаться до игроков «Атланта». Может, ему нужен был сильный русскоязычный помощник – как у Кинэна.

- Правда, что в 20 лет вы чуть не уехали в Северную Америку?

– Был мой первый сезон в немецком чемпионате, который считался тогда одним из сильнейших в Европе – платили хорошие деньги, приезжали сильные легионеры. Я провел хороший чемпионат, ко мне подошли: «Не хочешь уехать в Америку?». Я, честно говоря, не хотел ехать и становиться четвертым-пятым вратарем в системе какого-то клуба НХЛ, просто чтобы побывать в Северной Америке. Бороться за место в НХЛ я еще был не готов и понимал, что все время буду проводить в низших лигах, поэтому решил остаться и играть на хорошем уровне в Германии.

- «Гамбург» как победитель регулярки DEL участвовал в возрожденной хоккейной Лиге чемпионов. Какое ощущение осталось от этого турнира?

– В конце лета мы играли со шведами и финнами – они, как и русские команды, рано начинают предсезонку. «Гамбург» же всегда начинает готовиться к сезону поздно и, так как первые игры были в августе, мы были не в лучшей форме и проиграли пять игр из шести. Я бы с удовольствием сыграл с «Лулео» и «Лукко» сейчас, а не в августе, когда у нас команда только формировалась. Чтобы добиться там успеха, нам нужно было начинать готовиться еще в июле, но руководство решило, что наши главные игры – в чемпионате, а не в Лиге чемпионов.

- Вам не хватает чего-то, к чему привыкли в КХЛ?

– Хоккей очень популярен в России – не сравнить с Германией. Да, в хоккейных городах тут хорошая посещаемость, но нет такого, что включаешь телевизор и на спортивном канале можешь посмотреть любую игру – как на КХЛ-ТВ. Очень жаль, но в Германии другие бюджеты.

Фото: Fotobank/Getty Images/Stuart Franklin/Bongarts; РИА Новости/Михаил Фомичев, Facebook.

«Наш центр упал на шайбу, а ему раз – и клюшкой по морде». Как из омской деревни попасть в сборную Германии