8 мин.

Альтернативы Кондрашину и Гомельскому пока нет. Блог Андрея Кириленко

Эта неделя – особенная. В минувшее воскресенье исполнилось бы 89 лет Владимиру Петровичу Кондрашину. А вчера было 90 лет со дня рождения Александра Яковлевича Гомельского. Могу с уверенностью сказать, что я – счастливчик. Мне повезло быть хорошо знакомым с обоими легендарными тренерами.

Будучи мальчишками, игравшими за спортшколу, мы постоянно ходили на матчи «Спартака» – в том числе, когда его тренером был Владимир Петрович. Смотрели на него с открытыми ртами, ибо знали о великой победе советской сборной на Олимпиаде в Мюнхене. И про легендарные три секунды, и про Александра Белова, и про Кондрашина. Мы не застали это время вживую, но, начиная с 7-8 лет, та история прошла через всех нас. Всегда обсуждали и «Спартак» – его историю и традиции.

Тем не менее, росли мы на поколении Фетисова, Панова, братьев Пашутиных. Это было как раз наше время. Прекрасно помню 1992 год, когда «Спартак» стал чемпионом. Еще через пару лет была «Светлана», в которой впервые о себе заявил Михаил Михайлов. Фигура же Кондрашина всегда была неотъемлемой частью ленинградского и питерского баскетбола. Если он не тренировал, то обязательно консультировал и был символом «Спартака». Он всегда находился рядом, был помощником и подсказчиком любому тренеру команды.

Лично с Владимиром Петровичем я познакомился на одной из игр. Это было на заре карьеры – в то время, когда выступал за дубль «Спартака» у Анатолия Штейнбока. Кондрашин подошел ко мне, сделал какие-то комплименты. Позже, когда меня стали подключать к основной команде, он частенько приходил на тренировки. Нередко оставался после них минут на 30-40 либо со мной один на один, либо еще с двумя-тремя ребятами.

Во время второго сезона во взрослом «Спартаке», в 16 лет, меня пригласил в ЦСКА Станислав Георгиевич Еремин. Кондрашин встретился с моими родителями и со мной. Помню, как он сидел, опустив голову. Сказал: «Решать тебе. Но сколько нужно денег, чтоб ты остался?». «Вы же понимаете, что денежный вопрос тут неважен, – отвечаю. – ЦСКА – это шаг вперед». «Все понимаю. Иди, но будь готов, что, может быть, ты не будешь играть много».

У меня в карьере такое лет до 30 случалось неоднократно. Каждый раз я не хотел останавливаться на достигнутом, оставаться там, где хорошо, а всегда делал следующий шаг, «движение вверх». Любая подобная ситуация была для меня новым вызовом. Именно поэтому после ЦСКА я и выбрал НБА.

Владимир Петрович был скромным, замкнутым и малоразговорчивым человеком. Но во время тренерского процесса, в разговорах, касающихся баскетбола, был очень открытым, всегда много и доходчиво все объяснял. Любил пробовать что-то разное, новое и никогда не боялся экспериментов. Именно Кондрашин внушил мне мысль, что высокий игрок должен уметь владеть мячом так же, как разыгрывающий. Он пробовал меня на позиции первого «номера», давал специальные упражнения. Потом это сильно помогло: я стал чувствовать площадку именно как плеймейкер.

Нельзя сказать, что Владимир Петрович оказал на меня основное влияние – конечно, особняком стоит первый тренер Алексей Васильев. И что-то мне дали все специалисты, под руководством которых повезло тренироваться. Тем не менее, когда в 15-16 ты на протяжении полутора лет имеешь шанс работать с человеком-легендой, это дорогого стоит. Причем работать не в команде, а индивидуально. У меня было ощущение, что самому Кондрашину это было в кайф – про себя вообще молчу. Это здорово – тренироваться, когда нет ощущения преследования, достижения во что бы то ни стало какой-то определенной цели. Словно кузнец кует железо, постепенно приводя метал в нужное состояние.

Все это время мы общались два-три раза в неделю. В основном, конечно, о баскетболе. Часто разбирали конкретные случаи – что нужно сделать в той или иной ситуации, какие навыки необходимы. Многое было нацелено на улучшение моего видения площадки и ведения самой игры.

Конечно, Владимир Петрович максимальным образом хотел удержать меня в «Спартаке». Но, безусловно, понимал, что мне нужно сделать следующий шаг – сначала ЦСКА, затем сборная России. Он был очень хорошего мнения о Еремине, как о тренере. И осознавал, что ЦСКА во второй половине 90-х был наголову всех сильнее в стране. По уровню с армейцами тогда мог сравниться только «Автодор».

С Александром Яковлевичем Гомельским я познакомился только в свой первый год в ЦСКА. Он не участвовал в тренерском процессе, был почетным президентом. Но появлялся в клубе, давал советы тренерам. Со мной пересекался, в основном, вне баскетбольной площадки. Подсказывал, но по минимуму. Тем не менее, один раз я все-таки сыграл под его руководством. Это был московский «Матч звезд Европы» 1999 года, в котором я оказался в его команде.

Гомельский, в первую очередь, был блестящим психологом и мотиватором. Честно говоря, не помню его баскетбольных задумок. Он мог вообще не говорить про баскетбол, но отлично настраивал игроков. При этом много подсказывал мне по жизненным моментам, не связанным со спортом напрямую. Как правильно отдыхать, как быстрее восстанавливаться, как поступить, чтобы у тебя было меньше стрессов. 

Я точно не знаю, какую роль Александр Яковлевич сыграл в моем переходе в ЦСКА. Слышал истории, что он якобы говорил обо мне с Ереминым. Вот о том, что этого хотел Станислав Георгиевич, знаю точно. Он-то и приглашал меня в команду. Хотя, быть может, с подачи Гомельского.

В чем-то Александр Яковлевич меня поучал, где-то советовал, хотя это было не очень заметно. Может быть, это происходило потому, что я был самым юным в команде. Говорил: «Давай, не тушуйся! Ты хоть и молодой, только пришел, но не должен чувствовать себя последним». Подбадривал, отмечал, что моя работа обязательно будет вознаграждена. И оказался прав. Хотя мне кажется, что в этом велика заслуга Еремина, который мне очень доверял. Насколько хорошо работала их связка с Гомельским, сказать не могу. Лично мне была видна только другая отличная связка – Станислава Георгиевича с его помощником Евгением Константиновичем Коваленко.

Гомельский не был против моего отъезда в НБА. Да никто не был против. Но когда меня выбрали на драфте, оставался еще год контракта с ЦСКА. И Александр Яковлевич тогда сказал: «Куда так рано? Ты же совсем худой!». Но я, конечно, видел, что он говорит так потому, чтобы подольше задержать меня в ЦСКА. Есть такое чувство: видишь, что человек в тебе заинтересован и не хочет тебя потерять.

Мне, кстати, многие говорили, что в НБА не хватит «физики». Но, как ни странно, именно это стало ключевым фактором, почему я заиграл в «Юте». Ведь, говоря о «физике», смотрят, насколько ты силен и здоров. Однако не учитывают, что ты можешь поддерживать высокий темп на протяжении всей игры. Я же хорошо бежал даже на 48-й минуте, когда многие игроки уже падали с ног. Остро осознал это в 31-33 года, когда пошли травмы. Я же доставлял немало проблем лидерам соперников – тому же Кобе Брайанту или Трэйси Макгрэди. Даже тогда, когда выступал уже за «Миннесоту», как-то попросили Кевина Дюрэнта выбрать трех игроков, лучше всех защищающихся против него. И среди них он назвал меня. Это очень лестно, когда такие суперзвезды отмечают тебя, говорят, что им с тобой неудобно играть.

С тех пор, как я уехал в Америку, с Александром Яковлевичем мы общались только один раз. После одного из первых моих сезонов в «Юте». Не помню, в каком контексте мы встретились. Но он был очень рад, что я смог заиграть в НБА. Гомельский даже сказал: «Не верил, что у тебя так получится. Молодец, что посрамил все сомнения критиков. Включая меня».

Эти слова говорят о многом. Одно из кредо Александра Яковлевича заключалась в том, что он всегда прав. Никогда не любил признавать свои ошибки. Нет, конечно, мог признать, но делал это крайне редко.

Кондрашин и Гомельский были двумя разными по восприятию, по своему поведению человека. Владимир Петрович – спокойный и незаметный, Александр Яковлевич – импозантный и всегда уверенный в себе. Гомельский, когда заходил, словно «нес» себя. И когда что-то говорил, это было безапелляционно. Сделать нужно было только так и никак больше. По-другому вообще быть не могло! Кондрашин же словно советовался. С ним ты пробовал и находил то, что тебе близко.

Но, безусловно, это здорово, когда есть противостояние двух величайших тренеров, у которых два абсолютно разных подхода к игре. Александр Яковлевич мог заставить самого слабого игрока выйти на площадку и выдать самый лучший матч в жизни. За минуту мотивировать так, что игрок был готов «перегрызть глотку» сопернику. Владимир Петрович умел сделать правильную замену, которая в итоге оказывала решающее влияние на исход матча.

Нет никаких сомнений в том, что лучше них в истории отечественного баскетбола нет никого. Только они выигрывали Олимпийские игры, долго руководили сборной страны, имели большое влияние не только на свои команды, но и на общественное мнение вокруг них. Хотя у нас были и есть другие отличные тренеры.

Наверное, ближе всех к ним находится Сергей Белов, который со сборной России завоевал два серебра чемпионатов мира. Чуть-чуть подобрался Еремин – в контексте ЦСКА 90-х годов. Когда в этой команде почти не было иностранцев и ее отравили в Греции. Вообще это очень важно, когда ты можно ассоциировать тренера с какой-то командой. Между прочим, в НБА Дэвида Блатта знали именно как главного тренера сборной России. У нас сейчас таким специалистом является Василий Карасев, который начинал работать с «Триумфом», а сейчас добивается успехов с «Зенитом», переехавшим в Санкт-Петербург из Подмосковья.

Тем не менее, Владимир Петрович и Александр Яковлевич остаются безальтернативными лидерами. И их вклад в становление и развитие отечественного баскетбола переоценить невозможно.

Фото: РИА Новости/Александр Макаров (4); REUTERS/Eric Miller (5)