26 мин.

Познаем Тутберидзе дальше: бумажки Загитовой, личная жизнь Медведевой и Косторная, которая все пробует на себе

Этери Тутберидзе, пожалуй, впервые в карьере решилась на масштабное интервью.

На Первом канале вышла вторая часть разговора в «Пусть говорят» с Дмитрием Борисовым – уже более спортивная, тренерская, рабочая. Тутберидзе рассказала, как родители мешают в воспитании чемпионов, почему в России нет топовых одиночников, а еще высказалась насчет возрастного ценза.

Первая часть большого интервью об уходе Трусовой и Розанова, серебре Медведевой, гонорарах Загитовой и собственных пальто – здесь.

«Если бы Хромых, Усачева и Валиева катались на равных с детьми, вот это было бы убийство малолетних»

– Девочки, которые только сейчас вышли из юниоров – Хромых, Усачева, Валиева. Представляете, вот эти девушки катались бы на равных с детьми. А они уже девушки, они уже сформировавшиеся такие девушки. И они бы выходили на равных катались. Вот это, мне кажется, убийство малолетних. Я бы даже не могла себе представить их катание в юниорах, это как-то унижало бы их. Вот Майя Хромых вышла бы: здравствуйте, девочки.

Я не знаю, почему раньше никого не смущала Тара Липински. Не смущала же? Первый чемпионат России Аделина Сотникова выиграла в 13 лет. Че не смущало? А че сейчас смущает? Сейчас в 13 лет они уже и не выходят, уже есть запрет, подняли планку.

Часто же звучат не обвинения, а яркие высказывания про малолеток.

– Обвинения! Значит, у нас Женя Медведева на Олимпиаде тоже малолеткой была (Медведевой на Олимпиаде было 18 – Sports.ru). А кто у нас взрослый? Тети, кто? Назовите мне тетю.

Не хочу никого обижать – это острый момент, кто из них тетя.

– Ну то есть они не тети. А в чем тогда дело? Если она, допустим, взрослая, может, она не так интенсивно провела свои другие годы и поэтому вышла во взрослые? Может, ее не было почти четыре года. Кого-то условно.

Я хочу сказать: почему Савченко, которая прошла пять Олимпиад – то есть это 20 лет, ее показатели повышались, – почему она последние 8 лет (это две Олимпиады) не жаловалась, что рядом с ней малолетки? Потому что она великая спортсменка. Ни одного плача не было по этому поводу в эпоху ее катания.

Биография Алены Савченко – бестселлер на немецком. Ее написала маркетолог из России, посмотревшая чемпионский прокат 200 раз

«Самый лучший родитель – это тот, которого я не знаю»

Про вас пишут: у Этери длинная скамейка готовых фигуристок.

– Читаю, говорю: ой, у нас все в порядке, у нас есть длинная скамейка. Я вообще этого не люблю. Никто не дремлет, все страны тренируются. У них точно так же длинные скамейки – те же японки уже все прыгают аксели и четверные. И американские юниорки уже прыгают. Не надо расслабляться.

Вы же отбираете их как-то?

– Да никакого отбора нет. Как рассказывают, что там очереди стоят, и мы от всей России отбираем. Да никого мы не отбираем, никто не приходит. За последний год, может, одна девочка пришла, один мальчик. Мы два года назад решили организовать свои оздоровительные группы – попробовать вести своих с 3-4 лет, чтобы кто-то отсюда у нас появлялся.

Если нет отбора, где же вы их берете?

– Да вот и не берем, нету.

То есть, у родителей талантливых детей…

– Я не понимаю, что такое талантливые. Видимо, это тот ребенок, у которого есть данные к этому виду спорта.

Как понять в 4 года, ребенок талантливый или нет?

– Да нет там такого. Просто есть какие-то данные на сегодняшний день. Допустим, садится до конца вниз, подпрыгивает неплохо, радостно воспринимает нагрузку – бегает, прыгает, не плачет. Или бывают дети, которые шугаются, начинают плакать.

А еще специфика фигурного катания – это огромное пространство, это площадка, есть постоянные шумы, если еще работают три группы по 20 человек, тренер по-любому кричит. Он не кричит на тебя, он говорит громким голосом. И это может какого-то ребенка пугать.

Здесь еще как ребенок подготовлен родителями – пугается он или нет, как воспринимает критику. «Нет, ты плохо сел, сядь ниже» – какой-то ребенок заплачет и скажет: все, плохо, не хочу больше заниматься, со мной строго. А как еще тренировать, если не разговаривать другим тоном? Ну не сюси-пуси, потому что ты будешь сегодня: тебе 3 года, маленький, ну пожалуйста, присядь. А завтра: тебе 5, ну-ка сел! Ну как? Это же так не работает. Просто должен быть ровный голос. Не все родители это понимают.

Тутберидзе пришла в «Пусть говорят» – и досталось всем: Загитовой (дважды), Медведевой, Трусовой, Плющенко, Розанову

Родители маленьких детей приходят, они же молоды еще, они сами молодые родители. Как, мое чудо критикуют, нельзя! Многие уводят или даже пишут жалобы.

Родитель должен вставать на сторону тренера, а если идет какой-то конфликт, непонимание у родителя – подойди отдельно, обсуди: а вот мне кажется, что вы мою дочку здесь передавили. Ну допустим. Обсуди, но только не в присутствии ребенка, чтобы не надломить доверие к тренеру. Конечно, это самое важное. Потому что мы даем задания, критикуем, тренируем. Все это должно быть в полном доверии, что все это должно привести к цели.

Как с родителями сохранить хорошие отношения, когда они смотрят на детей…

– У меня есть такая штука: самый лучший родитель – это тот, которого я не знаю. Потому что это означает, что у меня нет вообще никаких проблем со спортсменом и мне не нужно общение с родителем.

Все равно всегда родитель, естественно, встает на сторону ребенка. И должен вставать. Кто еще, если не родитель? Но он должен понимать, что любая критика, даже если первые три минуты ребенок находится на льду, и я говорю: все, пошел вон… Может быть, есть смысл пожертвовать этой тренировкой во благо всех остальных. Может быть, мне не понравилось это отношение – за три минуты спортсмен мог и не выйти, сидеть за бортиком, не оценить тренировочное время или не размяться в зале перед тренировкой. И здесь родитель не должен: а что, а почему? Так надо, прими это и воспитывай дома своего ребенка. Мне же важно и родителя воспитать – объяснить, что он должен делать, приводя ребенка на лед. Ребенок должен быть заряжен на работу.

Иногда бывает момент, когда находишься на тренировке – сейчас почему-то с младшей группой, – они какие-то не мотивированные, нет в них этого. И ты просто понимаешь, что теряешь свое время. Может, есть где-то другие спортсмены, которые с удовольствием бы приняли твои знания, а не пытались бы увернуться от заданий.

Ситуация вчера: девочка не пришла на разминку, сидит в холле, почему-то с мамой. Я спрашиваю: почему ты не пришла на разминку? Толком не отвечает. Маму спрашиваю: почему она не пошла на разминку? Родитель говорит: потому что она сказала, что у нее после разминки ноги устают. Так а ты, мама, здесь для чего? Для того чтобы заставить ее пойти, объяснить ей, что так и должно быть – ты это переваришь, ты к этому привыкнешь, адаптируешься к этой нагрузке и станешь сильнее. Вот этот родитель недорабатывает, он просто любит своего ребенка и принимает его таким, как есть. Может не получиться. Даже при таланте и при каких-то данных этого ребенка.

Без строгости вообще никак?

– Да не строгости, а правильности. Правильности и родителя в том числе.

«Когда спортсмен зарабатывает медали, все переворачиваться: будто меня привели к этому. Сколько поколений – все одно и то же»

Как вас хватает на всех во время тренировке?

– Вы вот руки в стороны открыли и видите и правую, и левую. Вот так вы и видите эту площадку, на ней не спрятаться. Наверное, где-то это уже профессионализм – увидеть всех, запомнить кто, чего, какие задания.

Вы робот.

– Не-е-е-т. Мне кажется, так все работают, я почти уверена.

Вы с одного взгляда понимаете, что из этой выйдет чемпионка, а из этой – нет?

– Если совсем прям категорически, если данные, не соответствующие этому виду, я могу сказать «нет». Я их оставляю у нас потренироваться, почти всех. И смотрю, как это работает. А еще здорово, если они расслабляются. Когда они пришли на смотрины, они стараются, такие праздничные. А когда они подрасслабились уже, вот тогда они естественные. И если ребенок недорабатывает, если он прячется где-то сзади, старается быть незаметным… Ну ты же понимаешь, чтобы хорошо включить этого ребенка в процесс, нужно будет энергозатрачиваться, заставлять: давай иди прыгай, чего ты стоишь, раз прыжок, давай второй. А у меня их 15 на льду или 10 – я буду каждого так гонять?

Дальше. Сейчас этому ребенку 12 лет, а вот эти усилия с каждым возрастом надо увеличивать. А что ж тогда будет к 18 годам? Это что нужно сделать, чтобы раздраконить этого спортсмена на тренировочный процесс?

«Последний аксель» – кажется, сериал про Тутберидзе. В нем много отсылок к реальным персонажам, но фигурное катание снято нелепо

Я люблю, чтобы они умели самостоятельно работать. Я же понимаю, для чего они сюда приходят, они же пришли не просто покататься. Они сюда пришли, чтобы их сделали олимпийскими чемпионами, не иначе. И если мне кажется, могу ошибаться, я чувствую, что процесс сложный, могу отказаться от неплохой девочки или мальчика.

А иногда бывает так, что когда они понимают, что их не взяли, они начинают по-другому осмысливать свое фигурное катание, они начинают понимать, что любят этот вид, понимают за что, потому что я всегда говорю, почему не беру. И дальше иногда смотришь, и они начинают лучше кататься, лучше работать, научились ценить.

Вы чувствует, что иногда родители на детях оттягиваются – пытаются закрыть собственный гештальт?

– Так, может, это не плохо? Я не знаю. Давайте вернемся – я не знаю историю – к Дане Липницкой. Ведь она же привела Юлию, ей это много чего стоило, она продала все, что у нее было в Екатеринбурге, приехала сюда. Для того чтобы дочь состоялась. Я не знаю, закрывала ли она свои какие-то или делала это для дочери. Какая разница? Они это сделали. И Юля теперь живет другой жизнью от того, что, допустим, могло быть.

Когда спортсмен начинает зарабатывать медали и чем выше ранг этих соревнований – начинает все немножко переворачиваться. Ощущение, что меня привели к этим медалям, и я уже должна ценить этого родителя. Не знаю, сколько уже поколений – все одно и то же. Я к этому уже спокойно отношусь.

Это как в футболе говорят: если молодцы, то футболисты, а если провал, то тренер виноват.

– Точно, да.

Таких родителей больше, которые считают себя важнее вас?

– Они все такими становятся. Не в обиду, но я других пока не встречала.

«В «Списке Шиндлера» объясняли Липнцикой каждый жест. Я учу, что зрители должны прочитать книжку, а жесты – это слова»

Как вы учите девочек, которые и правда молодые, маленькие, каким-то серьезным темам? У них нет этого жизненного опыта…

– И слава богу. У меня было такое еще с Полиной Шелепень – начинаешь объяснять: ты когда-нибудь что-нибудь теряла? Стоит и говорит: нет, никогда. У меня даже зависть такая, думаю: здорово.

Ну вот стараешься объяснить через потерю. Возможно, прошлогодняя короткая программа Анны Щербаковой такая. Наверное, это прощание с близким, я задала вопрос: ну что-то ты теряла? Я говорю: ну вот собака. Сколько лет она с ней была, надо эти чувства передать. Как-то учишь.

Я все время говорю, что если ты тронешь зал, расскажешь историю, то у каждого в зале есть своя история. И это не обязательно то, о чем катаешь ты, но она все равно будет наполнена чувствами, каждый человек сам дополнит эту историю из своей жизни.

Как молодой Юлии Липницкой объяснить про «Список Шиндлера»?

– Вот каждый жест объясняли: мамина рука – как-то приложить. Допустим, мать, которую она потеряла, представь, что ты вспоминаешь соприкосновение. Вот так каждый жест и объясняли. Нужно рассказать эту историю. Я учу их, что зрители должны прочитать книжку, когда каждый жест – это какое-то слово.

Вы говорите с ними, в какой момент смотреть в камеру, например, или обращаться к жюри?

– Не в камеру, а вот судьи – это и есть твои зрители. То, для кого ты рассказываешь эту историю. Для зрителей, для судей. Нужно, конечно, с ними общаться. Не уводить взгляд, а пронизывать, чтобы импульс проходил сквозь. Это должно быть, а поскольку это большая аудитория, это должно быть очень гипертрофированно. Нужно реально эту энергию отсылать туда.

А вас кто этому учил?

– Наверное, давайте это мне дано. Что-то должно быть мне дано. Допустим, у меня это есть.

«Сейчас нет тех, кто просит снова и снова перекатать программу. Последними были Алина и Женя»

Те, кто подъезжает к вам на тренировке, и просят снова и снова перекатать программу, это скорее хорошо?

– Да. Но сейчас таких нет. Последние были Алина и Женя. Изменились, изменились.

При нас они были такие, как обычно? Или мы их смущали?

– Наверное, расстраивались, если понимали, что я критикую при вас. Конечно, им хочется перед камерами быть прекрасными, правильными.

Бывало, что вы понимаете не после первой тренировки, а после 5-й или 10-й, что не судьба стать этому мальчику или этой девочке чемпионами?

– Подождите, а что, только ради олимпийской медали? Призер чемпионата мира уже не ценится? Я бы не стала говорить, что все ради олимпийской медали.

Сейчас я затрону вопрос Жени Медведевой. Да, она стала в личке серебряной. Серебряная. Олимпийская. До этого два года она вынесла все соревнования. Вы понимаете, что каким-то спортсменам не достается даже часть этих заслуг? Но надо ценить то, что ты имеешь. Надо сказать: господи, спасибо тебе большое, что получилось даже с травмами, с проблемами, с которыми мы столкнулись в этом сезоне. Не всегда все бывает гладко, и чем сложнее путь к цели, тем ценнее сама медаль. Нельзя снимать, нельзя быть недовольным.

Поклонники тогда поздравляли Женю чуть ли не больше, чем Алину.

– Путь был сложнее. Я здесь соглашусь абсолютно. Он был дольше и сложнее. Но ведь многим этого не достается.

«Чтобы быть в форму Загитова находилась на катке с 9 утра до 9 вечера»

– Возьмем Алину Загитову. Чтобы быть в форме, ей реально приходилось с 9 утра до 9 вечера быть на катке. Она шла в зал на разминку, ОФП, потом хореография, лед, заминка. Вот реально – с 9 до 9, 12-часовой рабочий день у нее был. И если она таким способом пришла к этой медали и привела свое тело в такой порядок, другого способа у нее не будет, значит, ей надо столько работать.

Кому-то, может, достаточно 5 часов, а тебе нужно 12. А это тяжело, иногда они думают: а я вот теперь буду кататься, как другие, – 5 часов. А это не работает.

Я не видела, но слышала, что Нэтан Чен просто приходит, собирает свои элементы, идет в институт, учится, пишет конспекты, опять выходит, собирает. Здорово, если так, но кому-то не так – кому-то надо пахать, чтобы хотя бы наполовину приблизиться к его результатам.

Оценки на тренировках вы выставляете им честно или строже?

– Я выставляю так, как поставят. Когда-то я была техническим специалистом, навык у меня остался. То, как судят, я так и ставлю, расписываю. Они выезжают со льда, кладут эту бумажку, очень правильно, когда родитель посмотрит ее. Родители же не понимают, где там докрут или недокрут, а спроси ребенка – все докрутил, все сделал, все четвертого уровня.

А тут раз – эта бумажка, а там иногда что-то еще пишу. И уже идет какая-то ответственность. Если берем бабушку Алины Загитовой – она всегда подходила, бумажки смотрела. А если бумажка плохая, Алина ее прятала, а бабушка доставала.

«У Тарасовой и Морозова этот олимпийский сезон, наверное, последняя надежда»

Парники вам зачем? Это внутренний вызов?

– Да никакой это не вызов. У ребят получилась тяжелая ситуация, они остались безо льда. Весь прошлый сезон они искали лед. Это плохо повлияло на их результаты и вообще на работу. У них олимпийский сезон. Громко сказано, но, наверное, последняя надежда. Они по-человечески попросили их пустить. А как их можно пустить на лед к одиночникам? Это невозможно. Значит, нужно было находит возможность давать им отдельно лед. Вот и вся история.

Пока у нас одна пара. А дальше получится, дай бог, построить новый каток, будет больше льда, больше возможностей, и можно будет развивать второй вид – парное катание. Почему нет?

«Люблю фигуристов, которые близки к отчаянию». Тутберидзе впервые взялась за пару – чего ищут наши чемпионы и зачем все это Этери?

Как с катком?

– Тяжело. Наверное, со строительством всегда есть сложности. Хочу сказать, что мы все-таки двинули эту машину, вроде как она начало строиться. Не знаю, построится ли, и как долго это будет строиться, но хоть начали.

Это будет ваша база и знаменитая тим-Тутберидзе отправится туда?

– Я «Хрустальный» тоже не хочу оставлять.

«Не пойму, почему наши мальчики радуются каким-то странным результатам. Ну спроси с себя побольше»

На Олимпиаде в Пекине мы ваших мальчиков увидим? По девочкам мы поняли – план три медали.

– С мальчиками сложнее. Вот Юля, Алина, сейчас следующие девочки – их можно мотивировать. Говоришь: ты хочешь состояться в жизни, чтобы твои дети были детьми известной мамы; чтобы у тебя была квартира своя? И они это понимают. Мальчики о будущем не думают, их мотивировать на это невозможно, чтобы их дети лучше жили. Не знаю, как так. Ну нет у нас мальчиков.

Я не пойму, почему наши мальчики радуются каким-то странным результатам. «Я сегодня смог первый раз наслаждаться своим катанием», – говорит спортсмен, который приземлился на пятое место. А все ждали, что он как минимум будет на пьедестале. Ну почему? Ты спроси с себя больше. Ты можешь. Ну спроси с себя побольше! Может, тренер должен раздраконить, спросить.

Вы сами себя так растите, что вы слабый пол. Мужчина почему-то слабее. Вот мы так и растим наших мальчиков, что они у нас слабее. И они в это свято верят. Может, надо поменять отношение к мальчикам, если мы хотим вырастить мужчин.

«Говорим: усталостный перелом, потому что много тренировалась. А может, она отпускала вес, а потом худела?»

За диетой вы наверняка следите? Что они едят, как, сколько раз в день?

– Нет, нет. Не слежу я за диетой. Я взвешиваю их. Даже не я взвешиваю, просто прошу, чтобы мне присылали. Желательно взвешиваться каждый день, потому что гораздо легче решить проблему на начальных этапах, чем когда это уже 2-3 килограмма и уже реально надо худеть, а когда это 200-300 грамм, это ерунда. Но сегодня 200 грамм, а каждый день по 200 грамм, что это будет через 10 дней?

Если вы говорите, но ничего не происходит?

– Плохо. Просто пытаюсь объяснить: килограмм – это ерунда же, возьмите пакет молока, положите в карман и побегайте. Спортсмен нагружает тело больше нужного; травматизм – мышцы, связки; усталость, которая накопится больше, потому что это целый пакет молока. А потом мы разговариваем – усталостный перелом, значит, много тренировалась. А может быть, отпускала вес, худела, отпускала вес, худела? Начались недокруты, потому что вес, потому что усталость, когда худеют, а не потому что безумные нагрузки.

«Со спортсменами, которые растут, сложнее работать, чем с теми, кто уже сформировался»

Вес можно контролировать, а что делать с ростом?

– Очень аккуратно. Потому что кость растет, она же вытягивается, и какое-то время она немножко полая внутри. Надо быть аккуратнее с нагрузками. Мышцы не успевают, импульс по телу идет медленнее, спортсмен становится более медленным. Здесь приходится ждать, тренироваться и ждать.

Если это происходит в пик соревнований, конечно, это плохо. Не повесишь себе табличку: я расту. Ты вышел со всеми вместе – все. Поэтому я считаю, что, наоборот, сложнее работать со спортсменами, которые растут, чем когда они выросли уже и сформировались, и нужно удержать.

Тем, кто работает со старичками, проще?

– Я считаю, да. Потому что там ничего не меняется. Ты уже точно знаешь, какой спортсмен будет у тебя через две недели, месяц. А здесь ты не знаешь. Даже не знаешь, в кого он – в папу, маму, бабушку, дедушку, какого вообще роста будет?

Вот я Софью Акатьеву не видела какое-то время и вижу, что она выросла, и немножко себя ловит. Надо очень аккуратно, потому что есть и травматизм, а мы в прокатах, в нагрузке, и мы не можем прекратить прокатывать программы или не прыгать какие-то прыжки.

Фигурное катание настолько выросло, что, к сожалению, технические элементы, каждый прыжок может стать крайним. И здесь не вопрос нагрузки или правильной тренировки, здесь все вместе: где-то усталость, отсутствие концентрации, может, спортсмен плохо поспал, может, до часа ночи делал уроки, может, что-то его расстроило. Мы по лестнице идем, можем потерять концентрацию и упасть, а уж в прыжках.

«Последняя спортсменка, которая со мной делилась личной жизнью, – Медведева. Я в это не влезаю»

Личная жизнь девочкам мешает добиваться успеха?

– Если все правильно, если они тренируются, как должны, у них нет личной жизни.

Я говорю про тех, кому возраст разрешает.

– А все равно ее практически нет. Ну, может быть, с кем-то они встречаются, но я в это не влезаю. Зачем?

Последняя спортсменка, которая со мной сама делилась, и я очень тихонечко… даже не советы, а просто могла свое мнение высказывать, – это была Женя Медведева. Все.

Как там говорят? Я тренер малолеток, юниорок, кого я там тренер? Видимо, я пока с этим не сталкивалась. Нет у нас таких проблем. Парни как-то с этим справляются.

Про парней обычно говорят, что им это не мешает.

– Обычно говорят… Все это мешает. Но если они начинают подстраиваться под чужой график, то все.

«Соотечественники больше жалуются на правила и больше хейтят, чем иностранцы. Это полное отсутствие патриотизма или что?»

Секреты, которыми вы не хотите делиться, это какие?

– Технические. Иногда смотришь на какой-то прыжок – человек упал, упал, упал, а я точно знаю ошибку и думаю: ну я бы поправила. Может быть, так кажется. И вот этими самыми секретами я поделюсь с Сережей, с Даней (Дудаковым и Глейхенгаузом – Sports,ru), но не хочу это раздавать. Жадность. Хотя бог велел делиться.

Как вы относитесь к жалобам других тренеров на неправильное судейство?

– Постоянно какие-то эти жалобы на правила, все не так: засудили, не оценили. Мне кажется, как только спортсмен начинает это говорить, это начало конца. Особенно если это еще подхватывает тренер. Как только тренер говорит: нас засудили, для меня это показатель, что он не видит никаких путей исправления, улучшения катания. Значит, ты сделал все, тогда откажись от этого спортсмена.

А если спортсмен начинает это говорить, точно не спрогрессирует. Он ищет ошибку не в себе, а в системе.

Когда начинают искать виноватых среди тренеров, говоря: вот Тутберидзе штампует малолеток, это политика?

– Я не знаю, это глупость. Глупость почему мне непонятна немножко, что наши соотечественники больше жалуются на правила и больше хейтят, чем иностранцы. Они эту волну поднимают. Для чего, что это? Полное отсутствие патриотизма или что? Чего вы хотите? Мне немножко непонятно это. Я стараюсь абстрагироваться, а если задаться вопросом, то мне непонятно. Больше критики исходит от наших же.

Ерунда какая-то. Когда читаешь эти комментарии еще кого-то и еще, мне все время хочется сказать: и-и-и на арену цирка в этот раз выходит кто? И следующий. Прямо ждешь – какой-то журналист или блогер вдруг высказывается о программах, постановках. Думаешь: да ладно, даже ты разбираешься больше.

«Звездная болезнь – это когда ты решила, что позволишь напрягаться себе на 50% меньше»

Вы разработали рецепт борьбы со звездной болезнью у девочек?

– Нет. Я пытаюсь на примерах объяснить, пытаюсь сказать, что вот сейчас это и есть звездная болезнь, что ты решила, что можешь себе позволить напрягаться на 50% меньше от того, что ты делала вчера. Я пытаюсь объяснить, что это и есть звездная болезнь. Тебе кажется, что ты уже там, ты уже все знаешь, ты и так это сделаешь. И это ошибка.

Им мешает, что их имена – это уже бренд?

– Иногда, будучи брендом, ты не осознаешь, что ты какой-то бренд. Я почти уверена, что половина из них это не осознает.

«Ни разу не слышала от Щербаковой дурного слова, от остальных – да»

Аня Щербакова не понимает, что она бренд?

– Она понимает. Интеллигентная, очень. Я ни разу не слышала дурного слова от нее за все время, что мы с ней работаем. Как-то ответить, фыркнуть – такого нет.

От остальных всех слышали?

– Ну, в общем, да. Саша – по-своему, это не дурное слово, но эмоции у нее есть. От Ани не будет эмоций – ей может что-то не понравиться, она сдержится. Но, как мы видим, характер у нее присутствует. Посмотрим, как она справится с этими медными трубами. Мне хочется, чтобы где-то она проявилась, потому что очень хочется, чтобы в нужный момент все они сумели откататься на свой максимум. Тогда это правильная борьба. А не когда одна не успела подойти, другая не успела собраться или осознать, что пора включиться.

«У Валиевой очень много талантов, которые подходят для фигурного катания»

Мы поговорила почти обо всех, а о Камиле совсем чуть-чуть. Она для вас сейчас кто?

– Она просто девочка, у которой очень много талантов, которые подходят этому виду занятий. Она и гибкая, и растянутая, и может передать образ, она чувствует музыку, и ей интересно кататься в образе, она понимает, что такое скольжение, обладает чувством позы, она прыгучая.

Что изменилось в «Болеро», которое Валиева катает второй сезон: исчез воздушный поцелуй, а оценка взлетела до уровня Чена

Я видел табличку, как она выросла.

– Да, она здорово выросла. И представьте, мы бы сейчас Камилу отправляли бы на юниоры – соревноваться с реально детьми.

«Косторная – классная, живая, хочется попробовать на себе все, что есть в жизни»

– Алена – сложная девочка. Она классная, живая, настоящая, она хочет попробовать все, что есть в этой жизни, и все – на себе. Здесь объяснять, что это олимпийский год и, может, он единственный олимпийский в твоей жизни…

Саша Трусова – очень светлый ребенок, именно ребенок – не знаю, какая она вырастет. Сейчас она чистая, светлая. От нее идут как будто искры энергии, света. Мне очень хочется, чтобы у нее получилось задуманное. Она заслужила, потому что она упертая, она идет к этому без лжи, без обмана. Я не говорю, что это плохо или как-то, но у нее такой путь. Очень хочется, чтобы у нее получились все ее задуманные цели.

Когда их называют «Русская ракета»…

– По-моему, она не против. Я знаю, что девочкам не очень нравилось, когда из называли ТЩК, потому что каждая из них хотела быть отдельной буквой. Это им не нравилось. Возможно, то, что они в итоге разлетелись в разные стороны, это именно попытка состояться как отдельная буква.

«Когда фигуристки на пьедестале, не вижу себя там же. Просто вдыхаю грудью и оставляю в себе этот момент»

Какие планы у вас после Пекина?

– Постараться удержать свои позиции. Это же порой самое сложное. Не забраться туда, а удержать эти позиции.

Вы ощущаете себя как самого востребованного тренера?

– Нет. Я отлично понимаю – чем выше мы забираемся по медалям, тем больше с нас спрос. Потому что люди верят и ждут.

Когда ваши девочки на пьедестале, звучит гимн, вы себя видите на этом месте?

– Нет, нет. Я просто стараюсь вдохнуть грудью и оставить в себе этот момент. Ну и где-то сказать: спасибо тебе, господи. Пусть за этот короткий промежуток времени. Не важно, какого уровня медаль, все равно. Пришли – и сделали.

 Видели молодую Тутберидзе на льду? За три месяца вытянулась на 22 см, каталась с Авербухом, закончила после работы с Тарасовой

Фото: Gettyimages.ru/Maddie Meyer, Jamie Squire, Ryan Pierse; РИА Новости/Александр Вильф, Владимир Песня; globallookpress.com/Naoki Morita/AFLO, Raniero Corbelletti/AFLO