Город звезд, понтов и кокаина. Шон Эйври окунулся в гламурную жизнь Лос-Анджелеса
От редакции Sports.ru: вы находитесь в блоге Hockey Books, который полностью перевел огненную автобиографию Фила Эспозито, а теперь открывает для вас новую книгу – знаменитого провокатора Шона Эйври. И там тоже жара! Поддержите авторов плюсами, подписками и комментариями, чтобы интересные переводы чаще появлялись на Трибуне и в вашей ленте.
Лос-Анджелес ослепил старину Шона своим блеском. Модные клубы, рой знаменитостей, горы кокаина... Впрочем, Эйври утверждает, что белый порошок – это не про него. Ведь у него под рукой были вещества поинтересней. О чем он в подробностях и пишет в конце восьмой главы своей автобиографии в соавторстве с Майклом Маккинли.
Спасибо еще раз всем, кто поддерживает блог чеканной монетой. Каждый донат поднимает нам настроение и подталкивает к новым переводам!
Глава 8. Как я стал «королем»
«Кингс» дали мне пару часов, чтобы съездить в Детройт и забрать оставшиеся вещи. Чели, Халли и остальные ребята были рады за меня и говорили: «Везучая же ты скотина – в Лос-Анджелесе играть будешь». Они хотели, чтобы у меня все сложилось успешно. Я понимал, что у меня есть шанс проявить себя в молодой команде потрясающего города. После этого я сел в самолет и отправился в Тампа-Бэй, где у «Кингс» была игра на следующий день. Приземлившись поздно ночью, я заселился в гостиницу, открыл дверь номера и встретил своего нового соседа по комнате – капитана команды Маттиаса Нурстрема.
Вам, наверное, интересно, как это генеральный менеджер осмелился подселить к своему капитану 22-летнего игрока, которого только что выменяли. Ну, так уж сложилось. Именно Мэтти Нурстрем оказался без соседа — вот и все. Мэтти был классным парнем и, кажется, ничуть не возражал, чтобы к нему подселили новичка. Но чтобы в «Детройте» так поступили с Айзерманом, я просто не представляю.
Разница во внутрикомандной культуре была очевидна. Я перешел из «Детройта», укомплектованного опытными суперзвездами, готовыми ради победы на что угодно, в «Лос-Анджелес», где… ну, скажем так, выигрывать пока не привыкли. Но несмотря на это, мне все нравилось, потому что тут у меня был шанс проявить себя.
И вот что странно. Логично предположить, что когда у тебя меняется работодатель, тебя первым делом познакомят со всеми в офисе и введут в курс дела. Ведь именно так происходит в любой сфере деятельности. Но в НХЛ все обстоит иначе. Обмены происходят регулярно, а кого-то то поднимают, то опускают, так что ни в одной команде никого не встречают с приветственной речью, потому что игрокам и тренерам и без того есть чем заняться.
Когда я впервые зашел в раздевалку «Лос-Анджелеса», все были заняты. Поэтому я поступил точно так же, как любой другой игрок в такой ситуации – подошел к менеджеру по экипировке и сказал ему, какая мне нужна заточка, какими клюшками я играю, и так далее. Чисто рабочие моменты. Затем я поздоровался со всеми, надел форму и вышел на лед. Поскольку я никогда не играл против «Лос-Анджелеса», никому в команде не хотелось меня придушить. Но это только пока.
После первой игры в Тампа-Бэй я пошел со своими новыми партнерами в местный бар – прямо за углом отеля, в котором остановилась команда. Обычное дело – хоккеисты расслабляются после матча, который выиграли 4:2 (на самом деле проиграли 2:4 — прим. ред.). В итоге я утащил в отель одну из официанток. Мы начали в джакузи у бассейна, а потом поднялись в номер и сразу пошли в ванну, чтобы не разбудить капитана, который наверняка уже решил, что я конченный псих. Но он мне ни слова потом об этом не сказал. Более того, за весь следующий день он бросил только одну фразу: «Черную ленту передай». Спустя всего три часа после того, как я #### барменшу на туалетном столике.
По приезду в Лос-Анджелес я заселился в отель Hilton Gardens рядом с тренировочным катком в Эль Сегундо, расположенном между Манхэттан Бич и Венис Бич недалеко от аэропорта. Я сразу же принялся за поиски съемного жилья на короткий срок и аренды машины, чтобы без промедления окунуться в жизнь Лос-Анджелеса. Мне требовался «Порше», но у меня не было на него денег. Я мог себе позволить шорты и шлепки. Я обожал приходить на тренировку в таком виде, как будто собираюсь весь день провести на пляже.
В детстве я играл под 16-м номером, но в «Кингс» он мне не достался, потому что навечно закреплен за великим Марселем Дионном, чей стяг висит под сводами «Стэйплс Сентра». Хоккеисты обычно предпочитают не менять номер. Мне нравился 16-й, потому что это был номер Бретта Халла. Вообще номер обычно позволяют выбирать либо тем, кто уже давно играет, либо тем, кого на драфте выбрали высоко. Мне повезло – номер 19 был свободен. А под ним играл Стив Айзерман, которого я обожал.
Тренеров тоже не выбирают. Мой новый тренер Энди Мюррей был странным чуваком. Словно инопланетянин, пытавшийся сойти за человека, причем это у него не очень-то получалось. И это только по первому впечатлению. Он, похоже, думал, что я просто откуда-то с улицы пришел. Ему было совсем неинтересно, как я устроился. Он просто велел мне поговорить с физиотерапевтом и своими помощниками Марком Харди и Джоном Ван Боксмейером, чтобы они объяснили схемы большинства и меньшинства. И все.
Я нашел себе жилье прямо у океана на границе между Венис и Санта-Моникой. Это была полностью меблированная квартира. Я снял ее на короткий срок с помесячной оплатой. Помимо этого я взял в аренду Cadillac Escalade. Знаю, знаю – это не самая лучшая машина для Калифорнии, потому что она жрет много бензина, а в Лос-Анджелесе приходится много ездить, даже если просто надо купить молока. Но не мог же я без машины. К тому же я достаточно быстро понял, что в этом городе понты в цене – и все начинается уже на парковке.
То есть машина, на которой ты приезжал в клуб или ресторан, определяла, через сколько будет готов твой столик и пустят ли тебя вообще по ту сторону бархатного каната, за которым находится волшебное королевство – и это я сейчас не про Диснейленд. Такая социальная сегрегация не проканает в маленьких городках Онтарио, но здесь с этим приходится иметь дело.
В Лос-Анджелесе я вышел на несколько своих давнишних друзей, с которыми и против которых играл в хоккей с восьми лет. Я также завел и новых друзей среди канадцев, перебравшихся сюда. Многие из них уехали в Лос-Анджелес в погоне за карьерой в музыке, кино или агентской деятельности. Практически все они начинали на позиции помощника и перенимали опыт у матерых голливудских ветеранов, которые обучили их проституткам и кокаину еще до того, как они успели обзавестись калифорнийским загаром.
Одним из них был Коди Лейбел, его отец занимался недвижимостью в Онтарио. Он собрал для своего сына команду, где Коди играл вместе с талантливыми ребятами из Торонто. В том числе и со мной. Когда мы выигрывали важный матч, он заходил в раздевалку и отсчитывал нам новехонькие 100-долларовые купюры. Нам тогда было по 12 лет. Нынче же Коди вел в Лос-Анджелесе жизнь профессионального кутилы.
Джоуи Сколери тоже родом из Торонто. В Канаде он был ви-джеем, известным как Джоуи Вендетта. Теперь же он стал музыкальным продюсером. Я познакомился с ним после обмена в «Кингс». Равно как и с Мэттом Бадмэном – его отец Майкл основал Roots Canada (крупная компания, занимающаяся изготовлением одежды – прим. пер.). В свою очередь Мэтт стал крупным кинопродюсером.
С Блэйком Лейбелом — братом Коди — я прожил пару месяцев, пока оформлял документы на дом. Он работал кино– и телевизионным режиссером (он также прославился как сценарист и автор комиксов – прим. пер.). Летом 2016 года его обвинили в том, что он пытал и убил свою девушку, которая чуть ранее родила ему ребенка (на момент написания этой книги судебное разбирательство еще не закончилось). Слава богу, когда я с ним жил, он казался абсолютно нормальным, но, кажется, дела обстояли совсем иначе (Блэйка Лейбела признали виновным и приговорили к пожизненному заключению без права на помилование за зверское убийство гражданки Украины Яны Касьян. Блэйк снял с нее скальп, отрезал уши, брови и половину лица, после чего расчленил и выбросил на помойку в 11 пакетах. Дело получило широкий резонанс – прим. пер.).
Я также снова встретился с Лоуренсом «Лэрри» Лонго, с которым долго играл в юношестве. Он бросил спорт еще подростком, потому что слишком любил девочек и поесть. В Лос-Анджелесе он стал моим лучшим другом. Лэрри всегда за любую движуху и был душой любой компании. Практически после каждой домашней игры я шел с ним на ужин, вечеринку, концерт, или еще куда-нибудь.
Почти все игроки, за исключением Люка Робитайлла, жили в Манхэттон-Бич, но я не стал там селиться. Я то и дело отбивался от команды и изучал новый для себя город. Меня привел сюда хоккей, но мне хотелось быть чем-то гораздо большим, чем просто хоккеистом.
Все предвещало, что на льду меня ждет успех. За десять матчей до конца сезона я предельно настроился помочь своей команде выйти в плей-офф, ведь это означало бы, что они не прогадали, сделав выбор в мою пользу. Я отдавался «Кингс» без остатка, и после каждой заброшенной партнерами шайбы вскакивал и радовался со 100-процентной искренностью — что, могу вас заверить, редкость в НХЛ. Может быть, тебе и хочется, чтобы у команды все шло хорошо, но это вовсе не значит, что тебе хочется, чтобы все шло хорошо и у твоих партнеров.
В НХЛ в первую очередь платят за хорошую статистику. Но также платят и за такие неочевидные вещи как зарабатывание удалений на себе, победа в своевременной драке или сокрушительные силовые приемы, переворачивающие ход встречи. Но за статистику платят больше. Так что игрокам вроде меня нет смысла сильно радоваться, когда шайбу забрасывает кто-то из третьего или четвертого звена, потому что тем самым эти парни становятся ценнее меня. А когда повесишь коньки на гвоздь, самый главный вопрос заключается в том, сколько ты заработал за карьеру, которая может закончиться абсолютно внезапно. В любой игре и даже на тренировке можно получить травму, после которой уже не оправиться. Так что, да, я полюбил хоккей в восемь лет. Я и до сих пор его люблю. С той лишь разницей, что теперь я могу на нем заработать, равно как и потерять на нем деньги, в зависимости от того, как играю.
На этом кадре видно, почему такие игроки, как я, эффективны в НХЛ. Тодд Маршант смотрит на меня, будто затеял отомстить. А я смотрю на шайбу. Как вы думаете, кто создаст опасный момент?
Не поймите меня неправильно. Получать хорошие деньги за то, что играю в любимую игру – это не так уж плохо. Только самые эгоистичные хоккеисты относятся к этому, как к какой-то обязаловке, за что в итоге и получают, когда их результативность скатывается вниз, и на их место можно поставить кого-то другого.
Лучшие игроки – это те, кому удалось найти правильный баланс между личным и командным успехом. Не думаю, что мои партнеры когда-либо сомневались в моем стремлении к победе. Я даже, наверное, иногда злил их, когда пихал за то, что кто-то плохо старается или же уходит от силового, упуская шанс создать опасный момент.
Пожалуй, многие были бы обо мне лучшего мнения, если б я почаще держал язык за зубами, выпуская его только чтоб подбодрить партнеров; но это было бы нечестно. Если даже ты зарабатываешь за месяц больше денег, чем многие получают в год, это вовсе не означает, что тебя нельзя критиковать. Я играл на победу, и меня не устраивало, если кто-то из партнеров меня подводил. Чем больше у меня побед – тем больше у меня денег. А значит и больше возможностей открывать для себя мир, и больше женщин в постели – на ночь, на неделю, а однажды и навсегда.
Энди Мюррей, тренировавший нас в «Лос-Анджелесе», был, как я уже упоминал, загадочным человеком, мягко говоря. Я даже не знаю с чего начать, чтобы вы лучше поняли, что он за тип, поэтому скажу просто: 21 марта 2006 года его уволили. Несмотря на то, что у нас было 37 побед, 28 поражений в основное время и еще пять в овертаймах и по буллитам – мы уверенно выходили в плей-офф. Зачем увольнять тренера, когда команда выигрывает? Без понятия.
Я никогда не видел, чтобы тренер так досконально готовился к играм. Он во всех деталях расписывал все на бумаге, а потом на выезде подсовывал нам эти скаутские отчеты под дверь накануне матчей. Они так раздражали и были такими скучными, что некоторые игроки даже специально под дверь полотенце клали, чтобы он не мог их подсунуть.
Энди обладал очень глубоким голосом, который становился слишком высоким, когда он сердился. Так что, когда он орал на нас, походил на девочку. Бледный, чуть ли не прозрачный; ростом 172 сантиметра, весом максимум килограмм 59, всегда в рубашке-поло с логотипом «Кингс», заправленной в брюки… Он был похож на учителя математики начальной школы, который потерял компас, а для объяснения комбинаций использовал цветные карандаши. Скотти Боумэн же, скорее, напоминал профессора математики из МИТ (Массачусетский Институт Технологии – один из самых престижных вузов мира – прим. пер.).
Энди не заиграл бы даже в пивной лиге, потому что он с трудом держался на коньках и плохо контролировал шайбу, так что его ругань на нас из-за ошибок или недостаточной самоотдачи бывала смешной. Необязательно быть суперзвездой, чтобы стать тренером – наверное, даже лучше ей не быть, потому что суперзвезды не задумываются над тем, как они играют – но надо уметь играть, чтоб понимать плюсы и минусы.
Генеральный менеджер «Лос-Анджелеса» Дэйв Тэйлор нанял Энди после того, как тот стал чемпионом с «Шэттак Сэйнт-Мэрис» – лучшей школьной командой в США. Тэйлор был спокойным парнем и сильно заикался – только если не выступал с речью. Игроки «Кингс» не боялись ни его, ни Энди, а страх иногда мотивирует, чтобы сделать шаг вперед.
На драфте 2003 года «Лос-Анджелес» выбрал сына Энди — Брэди. Вот это поворот! Неужели Энди с Дэйвом всерьез рассчитывали кого-то убедить, что Брэди Мюррей был лучшим из доступных игроков? «Кингс» потратили на него свой шестой драфтпик (Брэди Мюррей был задрафтован в пятом раунде под общим 152-м номером — прим. пер.). Вместо него можно было взять Дастина Бафлина, Брайана Эллиотта, Ярослава Галака, Джо Павелски или Тобиаса Энстрема. Все они — звезды НХЛ, и каждый из них все еще был доступен для выбора на драфте. Но «Кингс» задрафтовали Брэди Мюррея, который сыграл за них четыре матча, а потом уехал куда-то в Швейцарию (он провел семь лет в «Лугано», став лучшим бомбардиром чемпионата Швейцарии в сезоне-2008/09. Кроме того, Брэди Мюррей выиграл золото МЧМ-2004 со сборной США, где забросил две шайбы в шести встречах, – прим. пер.).
Я ни разу не видел Энди в качалке. Ни разу не видел его без майки или совсем голым ни в парилке, ни в душе, как других тренеров. Я почти уверен, что ни разу не видел его ни с пивом, ни с бокалом вина, ни закуривающим сигару в компании других тренеров в каком-нибудь фешенебельном баре на выезде. Энди приходилось пересиливать себя, чтобы сказать «#####», и уже только на одном этом основании игроки не воспринимали его всерьез.
Более того, он вообще никогда не матерился. Он был достаточно религиозным человеком, правда, ко мне он с этим не приставал. Если мы встречали его в ресторане, то неудобно становилось и ему, и нам. Нам казалось, что он считает — кто сколько выпил пива и вина. Но поскольку он редко выходил за пределы катка и гостиницы, такие встречи случались нечасто.
Энди снимал номер в гостинице Hilton Garden недалеко от нашего тренировочного катка, что капец как странно, когда у тебя есть жена и семья. Но его жена жила в Миннесоте. Я вообще не помню, чтобы она приезжала в Лос-Анджелес. Это, конечно, не гарантирует, что она никогда не приезжала, но вообще, если бы она заскочила даже ненадолго, вряд ли это прошло бы мимо нас.
Но хотя мы с Энди были абсолютными противоположностями, он, видимо, считал, что я могу принести пользу команде, потому что поставил меня на левый край в третью тройку к центру Эрику «Бэлли» Беланже и правому крайнему Йэну «Лэппи» Лаперрьеру. Оба они были из Квебека, но при этом совершенно разными. Лэппи сказали присматривать за Бэлли, потому что Беланже легко, скажем так, терял концентрацию. Он любил весело провести время за пределами площадки. Задача Лэппи заключалось в том, чтобы уберечь Бэлли от неприятностей вне льда, из-за которых потом появятся проблемы у его партнера по звену и няньки.
Еще Бэлли любил поныть, потому что он был прекрасным атакующим центром, а его заставляли играть в обороне. Но он был классным форвардом оборонительного плана. Лапэррьер же играл в схожей со мной манере. Он выкладывался на полную катушку, так что против нашей тройки было тяжело играть. Я думаю, именно поэтому Лэппи меня и не любил. Я был моложе и конкурировал с ним. Впрочем, стоило мне заварить кашу, он всегда первым лез за меня заступаться, как и я за него.
Мы были сдерживающим звеном «Кингс», а значит нас выпускали против лидеров соперника. Если нам удавалось не позволить им забить, у нашей команды практически всегда были отличные шансы на победу. Но мы выходили на лед не только время убить. Мы также создавали опасные моменты. Мне нравилась наша тройка. Бэлли здорово играл на вбрасываниях – он был одним из лучших в лиге, как и Лэппи. И если они не ругались друг с другом по-французски (а это происходило и на льду, и на лавке, и в раздевалке), у нас многое получалось. У нас была хорошая тройка, и это было ново для меня, потому что я нашел свою роль в НХЛ – нас выпускали на последние минуты игры, чтобы мы удерживали преимущество. Люди стали понимать, что я могу приносить пользу в НХЛ. На меня начали обращать внимание.
Мне удавалось скрывать, что я по-прежнему смотрю на Голливуд восхищенными глазами. Однако, по правде говоря, я был еще совсем зеленым в Калифорнии. Переезд из маленького городка в Онтарио в Детройт был для меня шагом вперед, а тут я и вовсе оказался на другой планете, где все крутится вокруг того, как тебя воспринимают. Поэтому я решил заявить о себе во весь голос и на льду, и за его пределами.
Я предпринял ряд действий, чтобы сойти за своего, начав с того, что я всем рекомендую при переезде в другой город или страну – вложитесь в свой гардероб, каким бы ни был ваш бюджет. Гардероб очень сильно влияет на уверенность в себе, потому что приятно хорошо выглядеть.
В Лос-Анджелесе требуется практичная, но стильная одежда на все случаи жизни. Я перестал носить брюки с заправленной в них рубашкой-поло, потому что в таком виде походил на туриста из маленького городка. Я решил одеваться в духе Джеймса Дина, что в Голливуде считается ретро, но для меня это было ново (Джеймс Дин – легендарный голливудский актер начала 1950-х – прим. пер.). Поэтому я купил себе 14 белых маек (семь с V-образным вырезом и семь обычных) среднего размера в обтяжку, четыре пары мягких джинс марки AG (две пары темных и по паре черных и светлых), черные военные ботинки Hugo Boss и черную кожаную куртку для мотоциклистов. Обошлось это вовсе не в цену крыла самолета, а я стал готов к любому мероприятию в Лос-Анджелесе — ну за исключением похорон и церемонии вручения Оскара.
Джеймс Дин
Я прочитал про известный клуб Viper Room на бульваре Сансет, одним из совладельцев которого тогда был Джонни Депп, и решил посмотреть на него своими глазами. Сел в свой кадиллак и отправился в одиночестве в Западный Голливуд. Припарковался сзади клуба, располагавшегося, несмотря на известность, в обычном кирпичном здании, полностью покрашенном в черный цвет – покрасили даже сами кирпичи, навес и дверь. Лишь название клуба выведено белыми буквами. Я накинул куртку, закурил красный «Мальборо» и направился к боковому входу, где стоял швейцар у бархатного каната.
В первые дни в Лос-Анджелесе я всегда сначала издалека присматривался к незнакомым заведениям, прежде чем пытаться попасть внутрь — потому что я никого не знал, а в городе меня еще никто не узнавал. Я решил встать в очередь, а потом сказать швейцару, что я только недавно приехал, играю за «Кингс» и хочу послушать музыку. Я был один и скромен, так что меня гарантировано развернули бы.
И тут я вдруг вижу парня с длинными кудрявыми волосами, направляющегося прямо ко входу со стороны парковки. На нем черные джинсы в обтяжку, классические рокерские черные ботинки по щиколотку. Вместе с ним идут две женщины – брюнетка и рыженькая. Видно, что жизнь их уже потрепала, но они все равно выглядят хорошо, потому что это Лос-Анджелес. У них стройные фигуры и предписанные законом вставные груди размера С. Потому что большая и упругая грудь размера С нынче вытеснила с первого места размер D.
Парень посторонился, пропуская девушек вперед, посмотрел на меня — и вытаращил глаза. «Шон Эйври?» – спрашивает он к моему дичайшему удивлению. «Да», – подтверждаю я не сразу. Он спросил, что я делаю в очереди, таким тоном, будто я спятил. Я ответил, что только приехал в город, что никого не знаю, и что просто хочу послушать музыку. И уже через мгновение завалился в клуб с Бобби Карлтоном и его друзьями, минуя очередь, из которой на меня бросали одновременно гневные и восхищенные взгляды.
Бобби Карлтон – это легенда Лос-Анджелеса, и по счастливой случайности обладатель абонемента на матчи «Кингс». Он родился в Нью-Йорке, где и полюбил хоккей. Начал ходить на матчи «Кингс», когда туда перешел Уэйн Гретцки, потому что тогда это стало модно. На Forum Club всегда можно было встретить богатых и известных жителей города (имеется ввиду старая арена «Кингс», с которой команда съехала в 1999 году – прим. пер.). Тогда было больше перегибов. А такие владельцы, как Брюс Макнолл, которому принадлежали «Кингс», и Джерри Басс, владевший «Лейкерс», жили быстро и на широкую ногу, способствуя благодатной почве для секса и наркотиков. Для них это было нормально, потому что они сами так жили. В Staples Center совсем другая атмосфера. Но Бобби Карлтон ходил именно хоккей посмотреть. И вот тут в Viper Room он вскоре изменил ход всей моей жизни.
Viper Room – это музыкальный клуб с двумя этажами, на каждом из которых выступает группа. Первый этаж больше похож на бар в форме квадрата со столиками. Они ни за кем не закреплены – может сесть кто угодно. Я сидел внизу, где находилась совсем небольшая сцена, а по периметру располагались кожаные сиденья зеленого, красного и синего цвета. В таком освещении они выглядели еще ярче обычного. Я не слушал группу. Все мое внимание было приковано к Бобби, рассказывавшему о своей жизни. Он раньше был наркоманом и сколотил свое состояние, в конце 80-х и начале 90-х занимаясь репертуаром и подбором исполнителей для рок-групп.
Бобби знал в Голливуде всех. Со временем я пойму, что в этом городе отношения ничего не значат, но тогда для меня каждое рукопожатие и воздушный поцелуй Бобби имели ценность. Он знакомил меня с людьми, определяющими, кто проходит за вельветовые канаты злачных мест города — а в Лос-Анджелесе это на вес золота.
Знакомство со швейцарами позволяет подъехать непосредственно к двери заведения, открыть дверь своей даме, отдать ключи, чтобы мою машину запарковали, под ручку подойти к вельветовому канату, приподнимаемому приветливыми руками — это подобно блистательному восходу солнца.
Мне жаль всех торчащих в очереди, сжимающих номерок на свою машину, с разочарованными дамами, которым предстоит изменить свои планы на вечер, когда им скажут на входе: «Вы не проходите». Я понимаю, это звучит ###### как банально, но если вы молоды и знамениты – как спортсмен, музыкант, актер или просто влиятельный человек – лучшего города, чем Лос-Анджелес, просто не найти.
В лучших местах за вельветовые канаты отвечают женщины. Чтобы познакомиться с ними, нужна власть, причем именно в пределах Лос-Анджелеса. Эти девушки работают на владельцев клубов и баров. Самые успешные из них зарабатывают, наверное, по 125 тысяч в год, а еще тысяч 100 получают сверху чаевыми. Они заводят дружбу со звездами, и зачастую знаменитости ходят только в те заведения, за которые отвечает «их» девушка, потому что им совсем не хочется рисковать получить отказ у дверей от незнакомца. Весь этот цирк держится на неуверенности в своих силах.
Эти девушки контролируют в Лос-Анджелесе все — начиная от того, кто попадет на обложку US Weekly, и заканчивая тем, кто на ком женится и кто с кем разводится, поскольку именно они отвечают за знакомства. Я преуспел в искусстве расположения этих девиц к себе, начав с «Пантеры Сары», считавшейся их королевой.
Правда, мы потом перестали общаться, потому что она в хороших отношениях с Джастином Тимберлейком. Я влюбился в невесту его лучшего друга, она ответила мне взаимностью, и после этого в клубах Сары меня больше не видели.
Каждый раз, когда такая девушка пропускала меня за вельветовый канат, я вкладывал сотню долларов в карман ее кожаной куртки. Иногда я дарил им подарочные сертификаты в Barney’s (магазин дизайнерских женских сумок – прим. пер.) или в спа-салон Sunset Tower – это тоже очень ценилось в мире Лос-Анджелеса, где людей судят по их внешности. Я никогда не тратил деньги, чтобы мне выдали столик по моему вкусу, но иногда мне давали неплохие места, где можно было расположиться с друзьями. Обычно нас и так сажали за two-top (на барном жаргоне это означает маленький круглый стол с двумя стульями), так что мне не требовалось ни к кому подсаживаться, подобно халявщику, раздражающему людей. К тому же я редко приходил с кем-то, кроме своей девушки и снискавшего дурную славу Лэрри Лонго. Благодаря столь скромной компании девочки у входа меня отчасти уважали, потому что я никогда не пытался использовать их в своих целях.
В те времена Лос-Анджелес считался кокаиновым городом. Порошок был таким же будничным явлением, как для остальной Америки – утренний кофе, а попросить дозу было так же естественно, как стрельнуть сигарету. Я так ни разу в жизни и не попробовал кокаин, но вовсе не из-за боязни спалиться на анализах. Даже если бы у меня нашли кокаин, в НХЛ со мной ничего не случилось бы. Политика лиги в плане наркотиков – как Кубок Стэнли в Торонто – ее просто не было. В 2005 году ситуация изменилась (было подписано новое коллективное соглашение между лигой и профсоюзом; игроков стали чаще тестировать на запрещенные вещества и ввели дисквалификации: за первый положительный тест – 20 матчей, за второй – 60, за третий – пожизненно – Sports.ru), но когда я пришел в «Кингс», употреблять можно было что угодно.
Я не хотел пробовать кокаин, потому что боялся, что он мне понравится. Пусть у меня и нет проблем с зависимостью, но иногда я могу переборщить даже с десертом.
Стоит мне перебрать с сигаретами на вечеринке, я потом вообще не курю два дня и делаю лишние упражнения на ускорение.
Стратегия противовеса, когда дело касается перебора с чем-то нездоровым, достаточно популярна среди спортсменов. И это очень опасно, потому что таким образом ты выматываешь свой организм сначала одним, а затем — другим. Какое-то время это работает, но долгую карьеру так не построить.
Я хотел играть долго, и это еще одна причина не пробовать кокаин. Да и потом мне не нравилось, как глупо себя ведут люди после пары дорожек. В фильмах часто показывают гламурных персонажей под кокаином, но там нет ничего о том, как утомительно слушать от них одну и ту же историю снова и снова.
Игроки употребляют другие вещества.
Например, торадол (препарат обеспечивает кратковременное купирование умеренных и сильных острых болей, требующих обезболивания по интенсивности аналогичного опиатному – прим. пер.). Его применяют после раскатки – за 15 минут до игры. Торадол – это противовоспалительный препарат, применяющийся против острой боли. [Здесь Эйври описывает эффект от приема лекарственного препарата, по законам РФ мы не можем показать эту часть текста].
Впрочем, надо сказать, что это ужасно вредно для печени, поэтому во время регулярного чемпионата его выдают в виде таблеток. А вот во время плей-офф используют вводят уже через иглу, это и может повредить печень. Но это же плей-офф. Приходится идти на риски.
Все эти статьи про злоупотребление торадолом среди игроков НФЛ у меня вызывают только улыбку. НФЛ в сравнении с НХЛ в плане торадола – просто детский сад. Во время 82-матчевого регулярного чемпионата мой стандартный набор включал в себя таблетку торадола и таблетку [лекарственный препарат, запрещен в РФ], которую я разбивал на две половинки.
[Лекарственный препарат, запрещен в РФ] врачи выписывают людям, страдающим от синдрома дефицита внимания и гиперактивности, чтобы помочь им сконцентрироваться. Первую половинку я принимал вместе с торадолом, а другую — во втором перерыве. [Здесь Эйври описывает эффект от приема лекарственного препарата, по законам РФ мы не можем показать эту часть текста]. [Лекарственный препарат, запрещен в РФ] запрещен в НХЛ. Точнее он разрешен только в исключительных случаях терапевтического использования. После локаута 2004 года список запрещенных препаратов значительно вырос, но игроки все равно не спешили отказываться от [лекарственный препарат, запрещен в РФ].
Многим еще нравился судафед. Это тоже стимулянт, но гораздо более опасный, чем связка торадола и [лекарственный препарат, запрещен в РФ]. В «Кингс» многие употребляли судафед. Закидывались им горстями — и потом глохли. Их штырило так, что аж потряхивало, и они не понимали, что им говорили.
В «Детройте» использовали Power Orange – работало как судафед. Даже когда управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов внесло его в запрещенный список, Power Orange все равно можно было найти в раздевалке «Ред Уингс».
В те годы в НХЛ проводились тесты на допинг, но дисквалифицировали только за анаболические стероиды. Пробы на рекреативные наркотики тоже брали, но за них не было никаких санкций. Никого заранее об этом не предупреждали и тесты все сдавали вместе. Приходишь на тренировку и видишь указатели к людям из ВАДА. Они записывали твои данные, выдавали бутылочку для мочи и отправляли в кабинку. Приносишь им обратно бутылочку, и они отправляют ее на анализы. Эту процедуру следовало пройти либо до, либо после тренировки. Некоторые игроки задерживались на два-три часа после тренировки и пили воду литрами, чтобы заставить себя помочиться.
Тесты были анонимными в том смысле, что только в случае обнаружения чего-то запрещенного ВАДА проверяла — чьи это оказались анализы. Если они ловили кого-то с кучей кокаина в организме, то этому игроку потом звонил врач от профсоюза и беседовал с ним на тему рекреационных наркотиков. Если он считал это нужным, то мог посоветовать пройти реабилитационный курс. Впрочем, когда под рукой [Эйври перечисляет лекарственные препараты, которые вызывают наркотический эффект], другие наркотики и не нужны. В нужное состояние можно войти прямо на столе физиотерапевта.
Понравилось? Поддержи проект рублем! Наша карта – 4274 3200 3863 2371.
Часть 3. «Я всегда выбирал тех, кого точно мог побить». Шон Эйври вспоминает, как дрался за великий «Детройт»
Фото: Gettyimages.ru/Jeff Vinnick, Noah Graham; instagram.com/imseanavery; instagram.com/bobbycarlton; commons.wikimedia.org/Mike Dillon
Burn!
Ну у нас тогда с вами непримиримое различие в интерпретациях. Для меня маленький провокатор который регулярно огребает от парней крупнее себя это не трус.
-------------------------------
Но получал же - провоцировал и дрался 177см негигант, против кого только не отгребал. Нравится, не нравится - зачем трусостью то это называть? Дело не в одобрении, а в подмене понятий. Низость, подлость, и т.п. но не трусость. Он даже не Лео Комаров провоцировать и потом судьями прикрываться. Да, в НХЛ есть небольшие жёсткие ребята которые куда лучше играют в хоккей, и у которых лучше с "честью" - Эйвери не такой, но он и не трус, скорее наоборот - эпатировал теми вещами, про которые остальные молчат.
-------------------------
Пусть так, но причём тут трусость? Раз за разом он нарывался и не боялся получать за это.