Интервью с Караваевым: от тайского бокса вместо футбола в Чехии до самокопания из-за ошибок на всю ночь

Дорский поговорил с защитником «Зенита», вернувшимся в Россию спустя пять лет. 

– Почти полтора года тебя в каждом интервью спрашивали об интересе «Зенита». Теперь ты тут, но говоришь, что никаких вариантов не было до лета 2019-го. Серьезно?

– Да. Причем этот вопрос мне, наверное, стали задавать сразу после перехода в «Витесс». В Арнеме есть журналист, посещающий почти все тренировки «Витесса». Он меня постоянно спрашивал: «Кара, ну что там «Зенит»?» Откуда вообще это бралось? Может, он просто сам хотел от меня избавиться?

Возможно, интерес от «Зенита» был и раньше, но это нормально, о нем обычно не говорят игрокам. Конкретное предложение появилось этим летом – если бы оно было раньше, вероятно, я бы и оказался в «Зените» быстрее.

Теперь меня тут спрашивают, как изменился Петербург. Сюда я приезжал на турнир Гранаткина и за молодежку ЦСКА – мне было 16-17 лет, режим «отыграл-уехал домой». Поэтому мне тяжело рассуждать о городе, но, конечно, мы с женой уже гуляли по центру.

Сейчас главное – футбол, поэтому снял квартиру рядом с базой. Очень комфортно: попозже встал, пораньше вернулся домой. Тем более времени на адаптацию вообще не было: я подписал контракт с «Зенитом» в сборной, приехал сюда, а уже через два дня была игра с «Арсеналом». Дальше – выезд в «Лион». Так и поехали.

– Самый тяжелый матч в «Зените»: «Лион» или «Лейпциг»?

– «Лейпциг». Мало того, что они классно контролировали мяч в середине, так и на моем фланге постоянно создавали численное преимущество за счет смещений Вернера. Не могу сказать, что его замена меня сильно удивила – он ничего не создал в первом тайме. Да, был один момент, но это все.

Во втором тайме они вообще перешли фактически на два защитника.

– После перерыва тебе было полегче? «Лейпциг» же стал чаще атаковать через другой фланг.

– Полегче точно не стало. Вместо Вернера налево сваливался Лукман, плюс очень высоко располагался Клостерманн. Вообще удивительная тема – номинально он правый защитник, играл на непривычной позиции и так поднимался. Наверняка это была задумка Нагельсманна – в такие моменты Форсберг опускался.

Тоннель для новичков – классная, но не очень приятная (для новых игроков) традиция

– После пяти лет в Европе что тебя удивило в России?

– Может, смущают только дороги и погода, и то в Петербурге за 30-40 минут можно добраться до центра даже по пробкам. Дожди, ветер – это да. В Голландии у меня было два велосипеда, в хорошую погоду я катался даже после матчей, в том числе для восстановления. Сейчас в Питере, конечно, о велосипедах не задумываешься.

А так – я же все равно возвращался в отпуск, родители здесь живут. Так что никаких проблем.

– А в «Зените»? 

– Клубная база – топ, кажется, тут есть вообще все, что можно для восстановления: криосауна, баня, бассейн. У нас есть три бани: русская, турецкая и инфракрасная. Естественно, лучшая – русская, чаще всего хожу в нее. И на массаж.

Ну и, конечно, тоннель для новичков. Думаю, коронный пинок от Дзюбы проходят все. Очень прикольная и приятная традиция. Точнее, не особо приятная, но все равно забавная. 

Захотел в Европу после поражения ЦСКА в Чехии – и на ходу учил английский, потому что переводчиков в команде не было. Но не уверен, что всем нужно уезжать

– Ты рассказывал, как с агентом приходил к спортивному директору ЦСКА Яровинскому и настаивал на аренде в Европу, а не в ФНЛ или ПФЛ. С чего пришла такая идея?

– Уже после того как я уехал, думал, почему все так сложилось. Возможно, отчасти, это было спонтанное решение. Возможно, повлиял гостевой матч Лиги чемпионов с «Викторией», когда я вышел в старте ЦСКА.

«Виктория» выиграла 2:1, заняла третье место в группе (ЦСКА – четвертое, все решилось в последнем туре – Sports.ru). Тогда подумал, что чешский чемпионат – не такой плохой, но во время переговоров с Яровинским точно не говорил: «Хочу именно в Чехию». Например, рассматривалась еще Польша – не топ-чемпионат, но подходящий для прогресса молодого игрока. Уехал бы в ФНЛ – далеко летать, поля не очень, людей ходит мало. По рассказам других, это угнетает.

Ушел в отпуск, позвонил Яровинский и сказал о варианте с «Дуклой». Мне просто хотелось играть, вообще не задумывался о каких-то проблемах с языком (хотя даже английский тогда знал так себе).

Теперь меня спрашивают, нужно ли всем молодым уезжать в Европу. У меня в Чехии все сложилось неплохо, а если бы не получилось? Что бы я отвечал? Или есть пример Головина. Ему не нужно было уезжать в нетоповую лигу – он выиграл конкуренцию в ЦСКА (хотя она была серьезной), закрепился в старте, превратился в лидера и только потом уехал.

Так что я не нахожу универсального варианта.

– Проигранный матч с «Викторией» действительно так сильно на тебя повлиял?

– Скорее всего, подсознательно. То, что я отыграл весь матч, мы проиграли – сейчас понимаю, что точно повлияло на решение.

«Дукла» – это Прага. Если бы в 19 лет, не зная языка, поехал бы в деревню, думаю, все могло сложиться по-другому. Большой город, есть куда сходить. Собор Святого Вита, Карлов мост, каньоны «Большая и Малая Америка» – очень много красивых мест.

Русских в Чехии достаточно – это тоже фактор. Уже ближе к моему уходу из «Спарты» встречались с Колей Комличенко и Владом Левиным, который сейчас играет за «Богемианс».

– Комличенко говорил, что в «Словане» и «Младе» у него не было переводчиков. Как было в твоих командах?

– Ни в Чехии, ни в Голландии в клубах нет переводчиков. Слышал, что в Германии такая же система. Если ты новичок-иностранец, ты должен знать английский, если хочешь хоть как-нибудь со всеми общаться.

Я учил английский в школе, в целом мог объясниться, но очень плохо. В «Дукле» пять-шесть человек ходили на курсы чешского, но, если честно, я там ничего не узнал. Обучение шло тяжело: пропускали по две-три недели из-за матчей, потом снова приходили на занятия – мне кажется, если ты учишь, то нужно заниматься постоянно.

Так что все знания о чешском пришли из раздевалки, при этом сначала я подтянул английский. Хорошо, что на нем разговаривал тренер «Дуклы» Любош Козел – я скорее больше понимал, чем говорил сам, но на тот момент это было важнее.

В Голландии пытался выучить язык, но ничего не получилось. «Витесс» тоже организовывал курсы, но занятия проходили после матчей – приходили уже уставшие, покушавшие, ничего не хотелось.

В России говорят только на русском, в Чехии – в основном на чешском. В Голландии все разговаривают на английском, местной речи практически не слышал, поэтому в таких условиях выучить язык очень тяжело.

Когда держали на скамейке в «Спарте», начал заниматься тайским боксом: снять стресс, побить, устать. Его поддерживал Томаш Росицки

– Очевидно, самый неудачный отрезок в твоей карьере – полгода в «Спарте» со Страмаччони. Чему научил тот период?

– Это один из переломных моментов карьеры, очень злился на себя.

– На себя?

– Почему нужно спрашивать с тренера? Может, ему не нравится то, что ты делаешь, твой стиль игры. Необязательно ты плохой футболист, просто стиль твоего конкурента может быть ближе тренеру. Как было тогда, сказать сложно – Страмаччони мне ничего не объяснял.

Он вообще со мной говорил только перед началом сезона, объяснял, что хочет, чтобы я остался в «Спарте». Тогда конкретных предложений не было, но присутствовал интерес – если поговорить, то все возможно.

Я остался в «Спарте», отыграл четыре-пять матчей. Вместе с чемпионатом Чехии шла квалификация Лиги Европы, игры через два дня на третий – и тут подходит помощник Страмаччони: «Тренер хочет тебе дать отдохнуть». Я нормально себя чувствовал, но что мог сказать в ответ?

Раз отсидел, два, три. Ко мне никто не подходил, не объяснял, что не так, но в какой-то момент я перестал попадать даже в заявку. Но самый обидный момент – все равно не этот, а когда я чувствовал, что классно тренируюсь, но все равно не попадаю в состав.

Мне ничего не оставалось, кроме как работать дополнительно – например, ездил на тренировки по тайскому боксу.

– Тайский бокс? Зачем?

– Просто не хватало нагрузки, но не хотелось тупо ходить в тренажерку. Знакомые сказали, что есть тренер по тайскому боксу, дали номер. Я позвонил – и поехал на тренировку. 

Плюс тайский бокс был крут тем, что можно было побить, сбросить напряжение.

– Помнишь ощущения после первой тренировки? Занимался до отъезда в «Витесс»?

– Да месяца два, два-три раза в неделю в группе из трех человек.

Первые тренировки – ужас, очень тяжело. Занятие длилось минут 30-40, но я дико уставал, лежал с высунутым языком. Проблема была в том, что два парня, занимавшиеся со мной, были бойцами, они готовились к соревнованиям, но мне давали такую же нагрузку.

Я валяюсь, тренер подходит: «Извини, я забыл, что у тебя завтра тренировка в «Спарте».

Узнать какие-то новые движения – плюс, но вряд ли что-то из тайского бокса помогло мне в футболе.

– Кто-нибудь в «Спарте» тебя поддерживал?

– Да, спортивный директор Зденек Щастны (он стал главным тренером после отставки Страмаччони) и Томаш Росицки. Они уговаривали остаться в «Спарте», но было уже поздно.

Зимой съездили на сбор, вернулись в Прагу на товарищеский матч – и после него я подошел к Страмаччони: «Я несчастлив, все, финиш».

– Самый яркий диалог с Росицки?

– Он спрашивал, почему я не остался в ЦСКА, как вообще оказался в Чехии. Я ему все объяснил, а он сказал, что у меня есть все, чтобы заиграть в топ-чемпионате.

У нас не было очень близких отношений, но знаю, что Росицки – прекрасный человек. В неудачный период при Страмаччони Томаш подходил и говорил, чтобы я не переживал. Это было приятно. 

Защитником стал случайно и неосознанно (поэтому шутит про слабую игру в обороне). В ЦСКА играл слева из-за Марио Фернандеса, только в Чехии понял, как надо работать над левой ногой

– До 14 лет я играл в центре и на фланге в полузащите, а потом Гришин перевел меня в оборону. Был турнир в Италии, он спросил, могу ли я сыграть справа в защите, а я вообще не думал – просто хотелось играть.

Это был неосознанный возраст, я не особо вникал в детали, поэтому даже не помню, были ли какие-то сложности на новой позиции. С другими компонентами так же – например, в школе не понимаешь, что над чем-то тебе нужно работать дополнительно.

В «Дукле» ко мне пришло осознание, что нужно прокачивать левую ногу, но постоянно после тренировок я работал уже в «Спарте» – кроссы с обеих ног, удары. С левой все равно бью не очень, но подача с нее точно стала лучше.

Кросс – очень важный компонент. Вспомни Бекхэма: он не был очень скоростным или очень техничным. Он довел до автоматизма свой навык – подача и удар – и стал суперзвездой.

 – Ты говорил, что для тебя образец – Лам. Когда его заметил?

– Во время ЧМ-2006 мне было 11, но именно там Лам очень запомнился. Гол Коста-Рике после смещения в середину – очень яркое воспоминание.

Он одинаково хорошо подключался в атаку и справа, и слева – это образец. По человеческим качествам, думаю, тоже ни у кого вопросов нет: часто натыкался на чьи-то высказывания о Ламе и ни разу не читал ничего негативного.

Хотелось, чтобы он еще поиграл, но у всех по-разному. Может, устал от футбола, может, хотел чаще быть с семьей. Если у него финансово все в порядке, почему и не закончить так.

– Кого можешь выделить сейчас?

– Понятно, у Дани Алвеса уже возраст, но с точки зрения атаки все равно фантастика – удар, кросс, техника. Павар по фактуре не похож на крайнего защитника, но здорово включается в атаку.

Если говорить о левом фланге – Марсело. Да, тоже возраст, но все-таки.

– Ты много раз рассказывал, как на сборах ЦСКА перед переходом в «Спарту» Слуцкий показывал тебе эпизоды, в которых ты действовал неправильно. Что в тебе конкретно было не так?

– Тогда меня ставили на левый фланг, потому что справа играл Марио Фернандес. В основном Слуцкий делал тактические замечания: здесь расположился слишком далеко, здесь – слишком узко. Да, были ошибки и в отборе, в каких-то моментах оставлял соперникам ненужный зазор, но основа – все равно выбор позиции.

Конечно, неприятно, когда тебя вызывает тренер и показывает твои плохие действия. Но дальше задумываешься: «Почему тренер оставляет именно тебя и показывает видео?» Значит, он хочет тебе помочь.

– Если бы ты играл справа, были бы такие же проблемы?

– Ха, даже не знаю, как ответить. Думаю, справа было бы попроще, потому что породнее позиция. Но мы уже этого никогда не узнаем.

– Главные проблемы, которые ты сам чувствовал слева? Может, не мог держать ширину атаки?

– Нет. Перед показом видео Слуцкий сказал: «Сейчас атаку вообще не берем, там все нормально, смотрим только оборону».

– Там были только действия со сборов? Ничего из «Дуклы» и «Яблонца»?

– А зачем? У всех тренеров свое видение. Может, для кого-то Караваев здорово играет в обороне. Не думаю, конечно, что есть такие тренеры, но мало ли.

Не спит после матчей, а после плохой игры вообще истязает себя мыслями об ошибках. В Чехии тренеры пьют с игроками пиво, чтобы убрать лишний напряг

– Ты останавливаешься в миксте практически после каждого матча, но твой самый популярный ответ: «Сложно сказать, надо пересмотреть эпизод». Такая осторожность – из Европы?

– После игры реально тяжело что-то сказать по делу – для меня так было всегда, игра в Чехии и Голландии ни при чем. Тем более если сыграл неудачно – хочется побыть одному, а тебя спрашивают, что не так. Естественно, отвечаешь обычными фразами – нужно отойти от всего.

После матчей почти не сплю. Лежишь, плюешь в потолок и уже сам думаешь: «Что не так?». Потом просматриваешь моменты уже в команде, оцениваешь, правильные выводы сделал или нет.

– Плюя в потолок, прокручиваешь моменты в голове или смотришь InStat?

– Сначала в голове, затем стараюсь смотреть видео. Если понимаешь, что сыграл ужасно, разбирать, конечно, не хочется. Не скажу, после каких игр, но такие моменты были уже и в «Зените» – исключительно недовольство своими действиями.

Не знаю почему, но если сыграл плохо, стараюсь смотреть весь матч. Если понимаешь, что все неплохо, можно в InStat глянуть только свои действия.

Иногда понимаешь, что сыграл очень плохо и не хочешь, чтобы наступало утро – а то встанешь с кровати, и опять начнется угнетение себя.

– Как бороться с этим чувством?

– Никак. Банально, но мы же профессиональные игроки, понимаем, что бывают хорошие и плохие игры. Просто нужно держать уровень – десять матчей сыграл хорошо, один – ну, окей, бывает. Одна хорошая игра, другая плохая – такого быть не должно.

– В России же болельщики сразу забудут о десяти хороших матчах и будут говорить только об одном плохом.

– Так везде, причем, мне кажется, не только в футболе. Сделаешь для человека что-то хорошее – а он все равно запомнит плохое.

– Европа сделала тебя свободнее?

– В Чехии после матчей всегда был командный ужин, на котором можно было выпить пива. Тренер об этом ужине знал, он мог на него приехать – это вообще не проблема. Все понимали, что не нужно перебарщивать: покушали, выпили один-два бокала, поехали по домам. Мне кажется, в России чуть другой менталитет: где вторая, там третья.

Однажды в «Дукле» проиграли 0:3, я сыграл очень плохо. Мне совсем не хотелось ехать на ужин, сидел в раздевалки до последнего. Тут подошел помощник главного тренера: «Кара, да, сыграл не очень, но отбрось все в сторону. Поезжай с ребятами, выпей пива, расслабься. На следующей неделе хорошо поработаем, и все будет нормально».

Конечно, я все равно грузился, но там понимают, что все бывает. Если будешь сильно напрягаться после плохих матчей, точно провалишь и следующий. 

После тренировок смотрит сериалы на Netflix на английском, слушает «Грот», вникая в тексты

– Как устроен твой обычный день в Петербурге?

– С утра почти всегда тренировка. После нее возвращаюсь домой – с детства обожаю дневной сон, так что полтора-два часа прекрасно сплю.

Пока у нас очень много перелетов, поэтому в основном восстанавливаюсь дома, смотрим с женой сериалы.

– Что смотрите?

– Сейчас начал смотреть Netflix на английском.

Включил «Открытое море» – не пошло. Больше из-за английского – постоянные разговоры, детектив. Посмотрел серию – ничего не понял, пересмотрел – снова ноль. Так и вырубил, может, посмотрю потом на русском.

В дороге в последнее время смотрю «Стрелу» – экшн, особо не напрягаешься. Надеюсь, скоро доберусь до последнего сезона «Острых козырьков» – ждал, когда выйдут все серии, в таком же режиме смотрел и «Игру престолов».

– Как у жены с английским?

– Нормально, но похуже, чем у меня. Она спокойно разговаривает, но вот как раз сериалы на английском не смотрит – так что если смотрим вместе, то на русском.

– На посвящении в «Спарте» ты пел песню «Любэ», а в описании в инстаграме у тебя стоит цитата Тимати. Дикий разброс.

– Да, в «Спарте» было «Любэ», но в «Витессе» – уже «Катюша». Но в целом то, что мне действительно нравится – «Грот». Глобально никогда не надоедает, даже если перестаешь слушать какую-то песню, потом все равно к ней возвращаешься.

– «Грот» появились еще в начале 2010-х, но настоящая популярность пришла совсем недавно.

– Мне кажется, популярности такой и нет. Подойди на улице, покажи фотку, включи песню – мало кто узнает.

– Согласен, но все-таки в 2010-м они воспринимались только как друзья 25/17, а теперь превратились в одну из главных рэп-групп России, Дудь снимает выпуск.

– Да, но мой любимый альбом – «Личная Вселенная», как раз 2010 года. Еще очень нравится «Бесконечная» с Влади, из самого свежего – «Постмираж».

Люблю рэп, в который можно вникнуть. В песни «Грота» – постоянно.

– А у других?

– У Басты есть старые треки: «Урбан», «Москва». 25/17 – но тоже старое, сейчас уже их не слушаю.

Если хочется расслабиться, включаю дип-хаус. У меня есть приложение радиостанции – включаешь колонку вечером, лежишь, отдыхаешь. 

Мой телеграм-канал/твиттер

Другие интервью Дорского с игроками «Зенита»: 

Дзюба – как обрести новую роль в 30 лет и кайфовать от голевых передач

Сутормин – как поиграть на десяти позициях и вернуться в топ-клуб

Фото: fc-zenit.ru; EAST NEWS/AFP PHOTO/MICHAL CIZEK; globallookpress.com/Erik Pasman, Michal Kamaryt, Joep Leenen; РИА Новости/Михаил Киреев, Владимир Песня; ondrahanus.cz