«Теперь и подавно». Штефан Кисслинг — об искусственном бедре, сборной и казанском «Рубине»
Врачи уговаривали Штефана Кисслинга закончить с футболом. Вместо этого он с «убитым» бедром обеспечил «Байеру» выживание – и поставил себе последнюю цель в карьере. В субботу он выйдет на поле в последний раз. В мартовском номере 11Freunde вышло большое интервью с Кисслингом, которое можно назвать подведением итогов. Его перевод мы представляем в нашем блоге.
— Штефан Кисслинг, как ваше бедро?
— А вы по походке не видите?
— Вы прихрамываете.
— У меня артроз и проблемы с хрящом в тазобедренном суставе.
— Не лучшее положение вещей для профессионального футболиста.
— Я ощущаю эти проблемы ежедневно, и мне нужно больше времени на восстановление, чем всем молодым ребятам. В этом году было три товарищеских матча, в которых я отыграл все 90 минут. Последующие дни были кошмарными.
— И как вы вообще себя чувствуете?
— Скажем так: в определённые дни у меня получается без особых сложностей завязать шнурки на левой бутсе. (смеётся)
— А на правой?
— Хрящ находит на хрящ, и нормально нагнуться почти не выходит. В результате чего завязывание бутс превращается в не самую простую задачу. Строго говоря, состояние хряща в этой конкретной части тазобедренного сустава у меня перестало ухудшаться — его просто-напросто больше нет. Отсюда вся боль.
— Когда эти проблемы впервые появились?
— Зимой на сборах в 2016 году, но поначалу всё казалось довольно безобидным. Потом на матче с «Бенфикой» я столкнулся с одним из соперников и упал на бедро. Начиная с этого момента оно сильно болит у меня каждый день. Неважно, лежу ли я на диване, бегаю или играю.
— И тем не менее, вы доиграли до конца того сезона.
— Потому что в таком случае я бы пропустил много игр, чего, разумеется, не хотел. Я махнул на проблему рукой и дотянул до лета на обезболивающих.
— Что сказали врачи?
— После сезона стало ясно, что если так будет продолжаться, мне и вовсе нельзя будет играть. Специалисты наперебой говорили, что всё, дальше не стоит. Но я даже не задумался о конце карьеры, ни на секунду. «Теперь и подавно», наоборот думалось мне.
— Не слишком ли безответственное отношение к собственному телу?
— То, что после завершения карьеры мне придётся задуматься об искусственном тазобедренном суставе, очевидно. Но вот он, конец карьеры, уже очень близок. Поэтому, как бы грубо это ни прозвучало, прямо сейчас мне на это плевать.
— Вы не боитесь того, что ждёт вас, начиная с июля?
— Нет. Потому что я заранее подготовил себя в своей голове к мысли о том, что буду ужасно скучать по футболу. По всей этой болтовне в раздевалке, по совместным переживаниям, по ощущениям после забитого гола — по всему, что я люблю. Но периодам в жизни свойственно заканчиваться, а за ними начинаются новые. Поэтому я радуюсь тому, что меня ждёт. И тому, что я смогу поддерживать клуб, которым я живу, в другой роли.
— Вы переходите на административную должность в «Байере». В прошлом году вы заочно закончили учёбу и теперь стали дипломированным спортивным менеджером. Понравилось учиться?
— А кому нравится? Когда мне прислали по почте все нужные мне учебные материалы, я, по правде говоря, был в ужасе. Не пара-тройка, а пять огромных толстенных папок! (смеётся) Я тогда подумал: «Мне что, это всё кувалдой в мозги заколачивать?» Начал я дисциплинированно, но потом всё пошло как всегда, начались откладывания на потом и проволочки, и закончилось всё тем, что пришлось нагонять в последний момент. Но мне удалось успеть всё доделать.
— Среди прочего, вы написали дипломную работу о влиянии медиа на футбол. Четыре года назад эта тема коснулась вас лично, когда вы забили гол «Хоффенхайму» через дырку в сетке ворот, а судья Феликс Брых ничего не заметил. После игры на вас спустили всех собак.
— Угловой был подан, я махнул головой в сторону ворот и увидел, что мяч летит по неправильной траектории. Тогда я отвернулся. Но вдруг мои товарищи повисли на мне с воплем «Гол!». Брых потом спросил у меня, что произошло. Без понятия, ответил я ему, я ничего такого не видел. Эту фразу потом подтвердили специалисты по чтению по губам. Но потом поднялась бурная дискуссия, направленная против меня — и в особенности со стороны тех, кто ни капли не разбирается в том, что произошло.
— Политик из Христианской демократической партии Андреас Бирбрихер пожелал вам через Фейсбук «сломать обе ноги». Ральф Рангник назвал вас лжецом.
— Ральфу Рангнику отвечать я не желаю. А тот политик относился к разновидности хитрецов, что никогда не сталкивались ни с чем подобным, но обязательно желают поучаствовать во всём, что происходит. У нас же, тех, кто был на поле, на тот момент никогда прежде не было подобного опыта. Никто из участников этой сцены не мог припомнить ничего похожего, чтобы попробовать логически осмыслить произошедшее. Если что-то подобное произойдёт снова, все первым делом пойдут проверять, нет ли в сетке дыр.
— Что именно пошло не так в последующей дискуссии?
— Мне показалось, что медиа повели себя слишком агрессивно. А то, что началось на моей странице в Facebook, совсем вышло из-под контроля. Оскорблений было настолько много, что пришлось полностью удалить весь мой профиль. Мне слали угрозы на дом. Поэтому хотелось бы, чтобы в прессе были более прозрачные заявления по этому поводу.
— Как игрок национальной сборной Штефан Кисслинг часто попадал в заголовки газет. В основном вместе с цитатами от Йоахима Лёва про то, что несмотря на количество забитых вами голов он на вас не рассчитывает. Были ли более приятные моменты в сборной?
— Разумеется (смеётся). Я был на чемпионате мира 2010 года – и занял там с командой третье место. Я выиграл медаль. Не каждый может таким похвастаться.
— Всего вы сыграли в шести матчах за сборную. Довольны этим?
— Конечно же, я бы хотел больше играть за Германию. Но в какой-то момент я понял, что под руководством Йоахима Лёва мне это не светит.
— Когда именно вы это осознали?
— В 2013 году мы встретились с ним после одной из игр в Леверкузене. Йоахим Лёв, Ханси Флик, Руди Фёллер, мой тогдашний тренер Сами Хююпия и я. Лёв сказал, что я игрок не его типажа и поэтому несмотря на все мои голы я ему не гожусь. Я ответил: «Хорошо, тогда эта тема наконец-то закрыта». Но я специально попросил его, чтобы он сам озвучил своё решение в прессе, чтобы меня наконец-то оставили в покое с расспросами. К сожалению, он не выполнил мою просьбу и не сформулировал это открыто и понятно.
— Лёв как-то сказал, что у вас был шанс попасть на чемпионат мира 2014 года, если бы Клозе или Гомес получили травмы.
— Было бы куда лучше, если бы он сразу расставил все точки над i. Но по крайней мере я сам понимал, что к чему.
— На ЧМ-2010 Лёв вас всё-таки взял. Но на турнире вы выглядели каким угодно, но не счастливым.
— Я восемь недель провёл вдали от дома и большую часть времени просидел один в своём номере. В итоге я дважды вышел на короткие замены. Для меня лично это было дерьмовым.
— Почему вы остались недовольны ролью игрока запаса?
— Я не то чтобы портил всем настроение или цапался со всеми на скамейке. Но я был в идеальном возрасте для футболиста и хотел играть. Однако тренер на меня не рассчитывал, никто со мной это не проговорил, никто не подбадривал меня. Это было нелегко. Я был не в том моральном состоянии, чтобы вытаскивать самого себя из этой ямы. Я не был кем-то, кто уже показал себя и отыграл пятьдесят игр за сборную – у меня таких было всего три.
— В этом сезоне в Леверкузене у вас именно такая роль: в запасе. Но Хайко Херрлих расхваливает вас в самых лестных тонах. Вы стали менее требовательным?
— То, что я почти не попадаю в заявку, злит меня и сейчас, в 34 года и с убитым бедром. По правде говоря, я частенько из-за этого расстраиваюсь, но для профессионала и не может быть иначе. Тем не менее, я каким-то образом нашёл способ убедить самого себя: сейчас это нужно просто принять, не стоит злиться, а просто нужно делать то, что все от тебя здесь ожидают.
— А что все ожидают?
— Что от меня на тренировках пар будет идти. Помимо этого, я должен быть настоящим рупором своей команды и привносить позитив в наши ряды. Я много разговариваю с ребятами один на один и стараюсь быть для них примером. Я принял эту роль. И когда я кому-нибудь понадоблюсь – вот я, здесь.
— Вы смотрите матчи на стадионе?
— Разумеется.
— Вы хороший зритель?
— Первые игры были кошмарными, если честно. Я ужасно злился и постоянно твердил про себя: «Да ты сам мог там сейчас стоять». Но потом я перешагнул через это и превратился в обычного болельщика. Даже буяню немного.
— Как это выглядит?
— Я надеюсь, хотя бы чуть более культурно, чем у других (смеётся).
— Если сравнить молодого Штефана Кисслинга с нынешними парнями, то в чём они будут отличаться?
— Когда я стал попадать в основу «Нюрнберга», я сидел в раздевалке тише воды, ниже травы. Когда мы выходили на тренировки, я таскал на себе по четыре мешка с мячами. Когда надо было таскать ворота, я их таскал. Сейчас всё не так. Семнадцатилетние парни зарабатывают приличные деньги, за ними стоят очереди из больших клубов. Это очень влияет на их поведение.
— Им изначально не хватает уважения в отношении старших или же более опытные игроки разучились прививать его?
— И то, и другое. Раньше старшие внушали уважение другими способами. В «Нюрнберге», к примеру, я играл с Рафаэлем Шэфером. Он так меня мучил! Даже когда я уже закрепился в основе
— Что же он заставлял делать?
— Да что угодно, что ему в голову приходило. Я же был самым младшим. Я должен был чистить бутсы, в командном автобусе я был за шеф-повара и разносил всем еду и напитки. Если я отчебучивал чего-то на тренировке, за моей спиной сразу вырастали три огромных типа, которые ставили меня на место. Так больше не бывает.
— Вас это печалит?
— Сейчас мальчиков приходится во всём поддерживать, манишки за ними собирать. Если бы я в своей юности как-нибудь так же комично на что-то отреагировал, как парни сейчас постоянно, то получил бы сполна. И несмотря на то, что сейчас я не на том конце этой иерархии, мне не кажутся эти старые принципы чем-то неправильным. Но и речь идёт не только о том, что творится на поле.
— А о чём ещё?
— Раньше, например, было принято приносить что-нибудь вкусное для остальных, когда у тебя день рождения. Кто-то приносил разные булочки, кто-то пёк пироги. А сейчас разве что Юлиан Баумгартлингер как-то заказывал на всех еду. Но сама по себе традиция уже исчезла. Жалко.
— Зачем вам вообще всё это? Разве три выхода на замену на несколько минут за полгода стоят всех этих негативных эмоций?
— Да, я очень мало играл в последнее время, особенно в этом сезоне. Но в конце прошлого сезона, когда всё полетело вникуда и нам пришлось бороться за выживание, я под руководством Тайфуна Коркута отыграл четыре матча в стартовом составе. Три из них – все 90 минут.
— Ваш гол «Кёльну» обеспечил команде выживание. В последнем туре в Берлине вы тоже забили и потом праздновали победу вместе с выездными фанатами. На самом деле, это идеальный момент для того, чтобы закончить карьеру.
— Это были прекрасные недели, и я очень горжусь тем, что смог помочь клубу в такое важное время. После матча с «Гертой», если честно, я не был уверен, что продолжу карьеру. Но потом я позвонил Хайко Херрлиху, когда его представили в качестве нового тренера. Он сразу сказал мне: в спортивном плане будет очень тяжело, но я буду очень важной частью команды и вне поля для него. К тому же, у меня был действующий контракт, который я хотел бы отработать до конца. И потом вся эта тема с 400 играми.
— Перед началом сезона у вас было 395 матча в Бундеслиге.
— И я действительно хочу попасть в клуб тех, кто достиг 400 игр. Это не каждому удаётся. (У Кисслинга получилось: 3 марта в Вольфсбурге он вышел на поле в 400-ый раз. На данный момент он отыграл 402 матча — прим. пер.) Поэтому перед сезоном я подумал: ну, пять-то матчей я смогу набрать. Поэтому я выкладываюсь сейчас на каждой тренировке, чтобы выйти на поле ещё разок-другой.
— Из этих 398 матчей 339 вы сыграли за леверкузенский «Байер» (на момент интервью — прим. пер.). Когда вы осознали, что «Байер» для вас — больше, чем просто работодатель?
— Особенно явно я понял это два года назад, в декабре 2016 года, когда я оказался одной ногой в «Ганновере», потому что едва ли выходил на поле у Рогера Шмидта. Мне оставалось только подписать уже готовый и согласованный контракт. А потом случился тот матч с «Гладбахом».
— Вы вышли в старте, забили два гола и отдали две голевых передачи.
— Я правда думал, что это мой последний домашний матч. После игры я дал интервью, в котором проговорился о трансфере. Но в понедельник Руди Фёллер затащил меня к себе в кабинет и прямо заявил: «Ничего подобного. Ты никуда не уйдёшь. Конец дискуссии».
— И после этого вы продлили контракт.
— В тот момент мне стало понятно, что я не буду больше играть ни за какой иной клуб. И с тех пор я уверенно всем говорю: Леверкузен – мой дом.
— Были ли моменты, когда ваша верность «Байеру» испытывалась на прочность?
— Вы имеете в виду предложения от других клубов? Да мне всегда было на них плевать. Я как-то сказал моему агенту: «Расслабься, меня вообще не интересуют ничьи запросы. Я даже не хочу о них ничего знать. Я свяжусь с тобой, если когда-нибудь сам почувствую, что в Леверкузене мне больше не место».
— Кажется, у вашего агента не самая насыщенная рабочая жизнь.
— Не стоит беспокоиться о моём агенте: я пять раз продлял контракт в Леверкузене. А про другие предложения я вам уже сказал. Были разные разговоры про Англию, «Арсенал» какое-то время интересовался мной. Но я могу поделиться одной очень наглядной сценой, чтобы вопросов больше не было.
— С удовольствием.
— В 2010 году подошёл ко мне как-то Руди Фёллер и спросил: «Тебе Али ничего не говорил?» (Али Булут – агент Штефана Кисслинга, прим. ред.). Я ответил, что нет, и уточнил, в чём дело. Тогда Руди ответил: «Да мы уже отказали, даже не бери в голову». Я так и не понял, о чём была речь. Позже выяснилось, что, оказывается, с ними связывался казанский «Рубин» — они хотели заплатить за меня 25 миллионов. 25 миллионов? За меня? Неплохо! Но на этой мысли всё и закончилось.
— Такие суммы могут вскружить голову.
— Безусловно, такие истории очень льстят. Есть клубы, которые готовы платить кучу денег, лишь бы ты к ним пошёл. Но я всегда так комфортно чувствовал себя в Леверкузене, у нас были успешные моменты, да и деньгами никогда не обижали. У меня никогда не возникало необходимости гнаться куда-то за большими суммами.
— В январе Пьер-Эмерик Обамеянг всеми правдами и неправдами вынудил продать его в «Арсенал». Вы можете представить себе такое же поведение от одного из ваших товарищей по команде?
— Нет, совершенно точно нет. Это нормально, что игрок хочет трансфера, если ему некомфортно в своей команде. Но обычно у человека есть действующий контракт, который он сам добровольно подписал, по собственному желанию. Мне ещё не известны случаи, когда кого-то заставляли ставить подпись на контракте силой. Поэтому я не могу понять всех этих провокаций. Для меня это полная бессмыслица. И скорее вопрос уважения.
— А как вы реагируете, если кто-то из товарищей по команде ведёт себя вызывающе?
— Иногда случаются вещи, которые ты не очень понимаешь. Например, так было с Адмиром Мехмеди. Я стоял в раздевалке, вешал какие-то списки на ближайшие недели. Он зашёл, я подозвал его – мол, найди себя, отметься. А он ответил: «Да ну, Кисс. Я тут попрощаться пришёл – с завтрашнего дня я в “Вольфсбурге”». Это было как гром среди ясного неба. Мы просто пожелали друг другу удачи – и всё, он испарился. Две минуты. Так дела не делаются.
— Больше похоже на обычный бизнес Бундеслиги, ничего личного.
— Но есть случаи, которые меня затрагивают. Иногда это бывает по-настоящему жёстко.
— Например?
— С Гонзо (Гонсало Кастро — прим. ред.) было тяжело. И из-за Рене Адлера я тогда очень расстроился. У футболистов обычно очень ограниченный круг близких друзей – и оба они в него входили. Поэтому такие трансферы всегда очень болезненные. Но в обоих случаях я знал об их планах заранее, а не узнавал с порога.
— Почему было правильным решение остаться в Леверкузене на 12 лет, а не сменять контракт на контракт?
— Потому что оно ощущалось таковым изнутри. Я очень тесно привязался к клубу, к людям в городе, к фанатам. Я общаюсь с людьми в лавках поблизости и узнаю каждого из них в лицо. Это, возможно, звучит слишком банально, но это ощущение лично для меня бесценно. К тому же, сколько было примеров, когда парни гнались за большими деньгами в другие клубы и ничего хорошего там не получали. Я спрашиваю себя: и зачем это всё? Хотя, может, я в 34 года всё ещё слишком зелен.
— Вам никогда не хотелось новых вызовов?
— Я из тех, кто любит стабильность. Мне всегда хотелось иметь возможность распланировать всю свою жизнь. Поэтому я часто подписывал контракты по пять лет. Не зря же придумали «пятилетки» (смеётся).
Беседовал Макс Динкелакер, 11Freunde 3/2018.
***
Любите немецкий футбол! Цените немецкий футбол!
Смотрите немецкий футбол, подписывайтесь на наш блог и твиттер!
Поэтому был очень рад поближе познакомиться с его судьбой в этом интервью)